Проза

Каждый швейный автомат делает одну строчку. Ему это никогда не надоедает. Он выполняет свою операцию там, куда его поставили. Каждую машину обслуживает специально обученная швея, и ей это никогда не надоедает. Она выполняет свою операцию. Работает она сидя. На ней большая ответственность, но шире и дальше своей операции она не заглядывает. Зато домашние заботы всегда у нее перед глазами. Вечерами, после смены, велосипеды развозят своих хозяек по домам. По домам. Дома стоят посреди той же самой…

Резанули Рыжика эти слова. Первый раз за всю жизнь он осознал, что его мирок с реальным миром не совпадает. Что о его «значимости» люди диаметрально противоположное мнение имеют. И навалилась на Рыжика фрустрация, или в обиходе полное крушение надежд. Опять же, Рыжик был сынок маменькин, а поэтому никаких реальных методов борьбы с фрустрацией он не знал. Всю жизнь за него мама боролась со словами, подобными «не верь, мой сыночек, все они врут от зависти к тебе, такому умному и значительному.» В данной…

– Идет, мама! Может, дойдет? Ксения держит ее. Лесоповал и непросыхающая обледенелая землянка подорвали и так не отличающееся крепостью здоровье молодой женщины. И если бы не поддерживающая ее девушка, она давно упала бы в дорожную пыль. Все они в одинаковых платьях, похожие друг на друга – одна семья, мать с тремя дочерьми. Впереди них, нарушая монотонное шарканье, раздались взволнованные крики: – Стой, стой! Туда нельзя! Мальчишка, державшийся за мамину юбку, увидел перед собой кружившуюся…

– Он на свободу хочет, к своим. – Какая еще свобода? Чем ему здесь плохо? Сытый, тепло. Мы с Томой самые мягкие тряпочки в ящик постелили. Что ему еще надо? – Сынок, он родился на свободе. Видимо, пора его отпускать. – Как отпускать? А я что, ему не друг? Мам, а что из еды он больше всего любит? – Наверное, овес. Ты же сам видел, как воробьи после лошадей ищут его. Овес?! Теперь Леня знает, как поднять настроение воробышка. На другой день, когда дома никого не было, он оделся потеплее, наказал…

Я закрыла глаза, испытывая больше, чем облегчение. Этого психа мы не задавили, я цела. Пол тоже. А учитывая кучу предстоящих формальностей плюс пережитое мною нервное потрясение, у меня все шансы проспать эту ночь в одиночестве. Слабым голосом я отозвалась: «Все в порядке, Пол», – и поудобнее уселась на траве. – Слава небесам! – воскликнул Пол, вообще питающий склонность к старомодным выспренним выражениям. – Вы не пострадали, дорогая. Мне было показалось… Я так и не узнала, что ему показалось.…

В детстве Павел из-за слабого здоровья был склонен к насморку, расстройству пищеварения, ко всякого рода галлюцинациям и нервным припадкам. При малейшем подозрительном шуме он вздрагивал и прятался за мебель или под одеялом в кровати. Чтобы хоть как-то его отвлечь, прислуга, приставленная к нему, целыми днями рассказывала ему сказки про невероятные приключения леших и колдуний. Общаясь с простыми людьми, приставленными заботиться о нем, Павел познавал через них все народные суеверия. Вскоре и черти,…

– О-го-о-о-сть!.. Вахтенный передней баржи вдруг энергично стал ворочать багром, и скоро снова воздух огласился его печальным криком: – При-иня-а-а-л! Опустив в воду шест, он пошёл по борту баржи к корме и, когда подошёл к рулю, с силой толкнул что-то в воде и вполголоса бросил на следующую баржу: – Проводил… И вслед за тем вытащил свой багор из воды. Тогда в промежутке между кормой первой баржи и носом следующей за ней, в полосе воды, освещённой луной, появилось что-то белое и круглое, как…

– Он на карнизе засел… – сказал Сеня. – На каком карнизе? – Вон на том! – И Сеня показал на карниз второго этажа. Папа снял пальто и полез по водосточной трубе. Дети снизу с восторгом наблюдали за ним. Два раза папа срывался, но потом все-таки дополз до карниза и снял маленького желтенького бумажного голубя, который уже слегка размок от воды. Спустившись на землю и тяжело дыша, папа развернул билетик, и увидел, что он выпущен два года тому назад. – Ты его когда купил? – спросил папа у…

– Бабы – это бабы... – Да слушай ты! Я ж своими глазами все потом видел! И до сих пор вижу! Летом, после того, как дочку ее в институт хороший устроил – четыре тысячи долларов заплатил! – уехал в Петербург, в командировку, но по дороге машина сломалась, и днем вернулся. Дверь открыл, и слышу – в спальной она стонет: – Еще, Мурат, еще! Ноги мои стали как мокрая глина, глаза бельмами покрылись как у столетнего старика. Еле-еле подошел к двери спальной, открыл и увидел свою Женю. Она, совсем голая,…

– Как вы сюда попали? – спросил один из них, постукивая резиной по ладони. – Как, как! Через забор перелез, – буркнул Евгений Евгеньевич, пытаясь продолжить путь. Его грубо остановили: – Пойдешь с нами, турист. Посидишь в подвале, может, научишься уважать права частной собственности. – Это вы научитесь уважать законы. Это я вам обещаю. – Какие это законы? Смирнов без натуги выдал: – Согласно указу Президента номер тринадцать тысяч пятьсот сорок два дефис бэ слэш восемь от третьего сентября…

— Знаю, что дальше скажешь: времени нет, командировка, запарка, сердечко шалит. — Куземкин пытается ошарашить меня моими же словами. — Канцелярия тебя засосала… — На электричку собрался, — наконец удается мне вставить несколько слов. — Далась тебе электричка! Прошка приезжает, елки-палки! — Как — Прошка?! — А так, приезжает, — на удивление быстро свернул разговор Куземкин. — Завтра в десять жду у «Сокола»… В трубке уже звучали сигналы, а я все еще чего-то ждал, ждал голоса самого Прошки.…

Попал!.. Ранена!.. Я бросился следом. Сгоряча лиса пошла бойко, и я не надеялся выследить ее. Меня гнал азарт. Но через сотню метров за лисой потянулась цепь неуверенных следов. «Найду», — решил я, и с этим решением между мной и лисой возникла странная связь. Теперь мы связаны ее следами, связаны крепче крепкого. Пока я вижу следы, я не могу уйти, не могу бросить поиски: хороший охотник не бросает подранков. Он ищет их, добивает, чтобы не мучились. Вот почему я иду логом. По дну его,…

Вот мы уже и на третьем курсе стоит весна а у нас как обычно залет и лишены увольнений, но уже как то не печалимся по этому поводу а спокойно и решительно самоходствуем. В этот день дежурным по училищу заступил, полковник с кафедры психологии, весь такой нервный и легко внушаемый, любящий частенько пересчитать личный состав, и помучить дежурных и дневальных. На свою беду я заступил дежурным по роте. По приходу с развода, начал заниматься приемом оружия и прочим, прочим, что положено дежурному по…

И все же они были. Можно привести психиатрическое основание. Дромомания — известная и достаточно хорошо изученная болезнь. Ее симптомами являются тяга к бродяжничеству, склонность к антиобщественному образу жизни. “Им овладело беспокойство, охота к перемене мест”. Дромомания весьма распространена, но чаще всего не выходит за пределы акцентуации. На социально приемлемой форме дромомании — туризме — даже делаются деньги. Все, на чем можно делать деньги, считается в свободном обществе социально…

— М-да... — согласился почетный мировой, жмуря глаза. — Для закуски хороши также, того... душоные белые грибы... — Да, да, да... с луком, знаете ли, с лавровым листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее пар, грибной дух... даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить. — Иван Гурьич! — сказал плачущим голосом председатель. — Из-за вас я третий лист испортил! — Чёрт его знает, только об еде и думает! — проворчал…

Я познал его в Африке. А между тем страх – дитя Севера; солнце рассеивает его, как туман. Заметьте это, господа. У восточных народов жизнь не ценится ни во что; человек покоряется смерти тотчас же; там ночи светлы и свободны от легенд, а души свободны от мрачных тревог, неотвязно преследующих людей в холодных странах. На Востоке можно испытать панический ужас, но страх там неизвестен. Так вот что случилось со мною однажды в Африке. Я пересекал большие песчаные холмы на юге Уаргла. Это одна из удивительных…

Южный ветер шумел в деревьях на бульварах, колебал пламя редких газовых фонарей на перекрестках и скрипел вывесками над дверями запертых лавок. Иногда какая-нибудь сгорбленная фигура вырастала вместе с своею шаткою тенью под большим качающимся фонарем таверны, но исчезал фонарь за нами – и опять на улице было пусто, и только сырой ветер мягко и непрерывно бил по лицам. Из-под колес брызгами сыпалась в разные стороны грязь, и она, казалось, с интересом следила за ними. Я взглядывал иногда на ее опущенные…

Стаял снег. Подсохло. Лед прошел – с дорогами и со следами лыж. На улицах уселись бабы с вербами. – Нам будет выдача, – обдернув пиджачок и потирая руки, объявил Иван Ильич. – Мед с пчелами, – вскочила Мирра Осиповна и, считая, отогнула палец. Распахнулся воротник, брошь «пляшущая женщина» открылась. – Красная икра и грушевый компот в жестянках! – К концу дня костлявая девица с желтой головой промчалась через комнату. – Не расходитесь, – объявила она. – Ждите. Я поеду на грузовике за выдачей. – Возьмите…

Я ревновал бешено; но я не сошел с ума, нет, конечно, нет. Я ждал; о, я шпионил за нею, она не обманула бы меня; но она по-прежнему была холодная, сонливая. Порою она говорила: «Мужчины внушают мне отвращение». И это была правда. Тогда я стал ее ревновать к ней самой; ревновать к ее безразличию, ревновать к одиночеству ее ночей; ревновать к ее жестам, к ее мыслям, которые всегда казались мне бесчестными, ревновать ко всему, о чем я догадывался. И когда я порой замечал у нее по утрам тот влажный…

Так прошло несколько лет. Но в конце концов неспособность слепого к труду, а также его невозмутимость ожесточили родню, и он стал козлом отпущения, чем-то вроде шута-мученика, жертвой природной жестокости и дикой веселости окружавших его дикарей. Изобретались всевозможные злобные шутки, внушаемые его слепотой. И, чтобы возместить себе то, что он съедал, время его обеда превратили в часы забавы для соседей и пытки для калеки. На это веселое зрелище собирались крестьяне из соседних домов, об этом…