Проза

Ночью я не спал. Я начинал постигать размах происходившего у меня за спиной – это был не розыгрыш, не случайное злодейство, не обычная вспышка эпидемии; это было начало конца, Апокалипсис, провал и безоговорочное крушение всего человечества. В сердце мне вкралась тоска. Поверженный в беспросветной и неизменной темноте пустыни, в своей твердыне – коттедже, я сжимался от страха. Я лежал ничком и слушал громовое биение собственного сердца; как приговоренный, я вслушивался в малейшие изменения ритма,…

Соломон с 1913 года был кадетом, и, впоследствии, в возрасте 17 лет, членом фрайкора, добровольческого корпуса, одного из тех военных или военизиро­ванных подразделений, которые сформировались после Первой мировой войны, по причине разочарования в гражданской жизни и желания мести против ком­мунистов среди демобилизованных солдат. В течение 1920-х годов его пригова­ривали к тюремным срокам, первый из которых был за его соучастие в убийстве Вальтера Ратенау (он предоставил автомобиль убийцам политика).…

… – А ты кто такой?! – Офицер «Приду На Помощь». … – Как там сигнал? – Как мозги у Диксона – почти нет. … – Кто-нибудь меня слышит? Приём. Хочется услышать чей-то голос, от своего меня уже тошнит! … – У меня от тебя башка разболелась. – А ты вытащи свою башку из жопы – может, перестанет болеть… … – Попробуй мыслить позитивно. – Снимешь с меня наручники – я буду таким позитивным, ты меня не узнаешь. … – Думай о чем-то другом – о щенках и котятах. – Дохлых…

Уставившись на пламенеющую юбку, турист вытащил из шапки грушу. Отвел глаза от скал, которые в глазу бинокля преломлялись в огненную юбку, обтер грушу о рукав, оглядываясь в поисках пиджака, который потерял, пока гулял по холмам и горным уступам. Прокусил грушу, и в мгновение ока приостановилась, пробудилась под каменной поверхностью давным-давно застывшая лава и вместе со вздохом наполнила его пищевод комочками красной пыли, будто орехами, и он начал задыхаться. В это время один седобородый, сидевший…

Юнна сказала: — Кто-то тут повеселился! Следующим вечером зеркало было украшено их индейскими сувенирами. Верити выстирала и перегладила все, что полагала необходимым выстирать и выгладить. И разложила симметричными стопками, а посреди стола красовался большой букет искусственных цветов, которые, насколько Юнна и Мари помнили, украшали стойку в холле. — Интересно, — сказала Мари, — интересно, она проделывает это во всех комнатах и для чего? Чтобы повеселить постояльцев или саму себя? Как она…

И он сказал: — Я люблю тебя, спасибо, спасибо, мой котенок! Бертиль и его мама вышли из автобуса у перекрестка и прошли самой короткой лесной тропой к дому. У Кати обед был готов. Бертиль привез вино и каждой даме по букету цветов. Он был во время обеда очень оживлен — и не переставая рассказывал всевозможные истории. Когда он смолк, мама, повернувшись к нему, сказала: — Но мой маленький бельчонок не поставил на стол пепельницу? И он ответил таким же ласковым голосом: — Но большая белка…

Дядюшка Хуго носил коричневый бархатный сюртук и маленькую белую фуражку с козырьком и еще играл на виолончели. Иногда меня одолевало любопытство: что думает Бог о дядюшке Хуго, который некоторым образом прикарманил себе все права; мой дедушка был, во всяком случае, придворным, а дядюшка Хуго всего лишь обыкновенным священником, который женился на его дочери. Но он преувеличивал, воображая, будто близится Судный день и ему всё и всегда известно лучше всех. Хотя он был страшно добрым и очень тревожился…

— Читай дальше! — сказала Юнна. «— Знаешь, Буссе, мне иногда бывает так чертовски грустно. — Бывает, тебе? — Да, во всем этом никакого смысла нет. — Ну что тут поделаешь? Этот Георг… Откуда им знать, что еще одной такой черепахи, как он, нет… как они могут быть в этом уверены? Калле ответил: — Они просто знают. Ученые искали повсюду… — Не думаю, что они хорошо искали, невозможно искать по всему свету, на каждом маленьком клочке земли, черт возьми, а потом заявить, что… Нет, не хочу…

— Извините! — сказал Леннарт, сев на кровать, и серьезно объяснил: — Ну, это… с женщинами… вам, возможно, не понять, что я имею в виду, вы прожили слишком долго и слишком спокойно, вы в этом не виноваты! Мари спросила: — Хочешь еще стаканчик? — Можно, но лучше без масла. В общем, вы пытаетесь завладеть кем-то целиком и полностью, не оставляя ни капли свободы! Я понимаю, вы стараетесь сделать как лучше, особенно если у вас жизнь за плечами, но в любом случае вы не можете видеть вещи в истинном…

Привет! Осеннюю ярмарку отменили, так же как выставку «Молодые», и конкурс, и Неделю искусств. Я подрабатываю в нескольких газетах, где делаю политические карикатуры на злобу дня. Где ты, почему не пишешь? Эскиз большой интарсии [4] был одобрен, но теперь никому ничего не нужно; директора винят во всем время, это делают все — и те, кто торгует подгнившими грибами, которых полным-полно в лесу, и те, кому нужна живопись для семиэтажного дворца акционерного общества. Народ говорит только…

— Дорогие дамы, я в отчаянии! Ваша двухместная комната еще не просохла, ее, должно быть, выкрасили плохой краской, она, кажется, никогда не просохнет. И оттуда не видно море. — Это плохо, — сказала мама. — Да, очень плохо. Но как раз сейчас у нас никаких других гостей нет, и вы могли бы жить в отдельных комнатах. Со скидкой. — Нет, мы привыкли жить вместе! — Еще стаканчик шерри? — Нет, спасибо, абсолютно нет! Le patron [2] провел рукой по своим седым, щетинистым и чистым волосам и…

— Подожди, давай я предупрежу тебя, когда дельфин прыгнет, а не то ты истратишь зря пленку… И вот дельфин взмыл из воды, высоко кружась и блестя на солнце, а Юнна воскликнула: — Я опоздала! Позволь мне решать самой! — Пожалуйста! — ответила Мари. — Ты со своей «Коникой»!.. Было непостижимо прекрасно и таинственно здесь внизу, в темных переходах, где бассейн был неярко освещен, где ныряли киты… сквозь стеклянную стену видна была их танцующая сила, когда они, ринувшись вниз, переворачивались…

— Да, — ответила Мари. — Ты права! Небо покрылось тучами, и в воздухе запахло дождем. Кошка снова замяукала. — Рыба! — сказала Мари. — Еда для кошки кончилась. — Сеть может полежать до утра. — Нет. Если повезет. Там одни водоросли, и сеть застревает на дне. Ты прекрасно знаешь: это последняя сеть дядюшки Торстена, маминого брата. — О’кей, о’кей, — сказала Юнна, — священная сеть дядюшки Торстена, которую он сплел, когда ему было девяносто лет. — За девяносто. Мы ошиблись. Я думаю, мы закинули…

— Здесь полно сигарет, — заметила Ева, — ты куришь?.. — Спасибо, конечно, но я никогда не пробовала. — Весело все это… — произнесла в воздух Китти. — Я долго думала, что следовало бы попробовать, но как-то не получилось. Снова воцарилась тишина. Ева, словно разбежавшись для прыжка, начала: — А помните, когда мы были, кажется, в восьмом… И они стали спасаться этими неизбежными школьными воспоминаниями и оживленно болтали, и называли друг друга Бантик, и Егоза, и Плакса… Они вдруг почувствовали…

Непонятно, как Юнна, которая умела так трезво держать на почтительном расстоянии окружающий мир, теперь буквально нянчилась с персоной, которая, по мнению Мари, не обладала ни единой крупицей элементарной вежливости, не говоря уж об обаянии. Однажды, что было непростительно, Мари оказалась одна в мастерской Юнны, где наткнулась на рисунок в технике акватинты [3] , сделанный Мирьей. Он был просто никакой, это ни в какие ворота не лезло. Осень продолжалась. Юнна отложила свою работу и начала…

Ангелы старающиеся, ангелы отчаявшиеся, ангелы неуверенные. Чем же отличаются они от людей, от жителей Праги, к которым прилетают в описанный Вивегом день — 5 сентября 2006 года? От очерствелой, бесчувственной учительницы Марии — ее волнуют лишь вопросы филистерской морали радиопередач; от ее мужа, заурядного автоинструктора Карела, который, так и не услышав слов любви от жены, произносит эти слова машинам и ищет плотских удовольствий со своими ученицами (на рычаге "за пятьдесят два года у него всего…

Возвращаясь к этой книге: одна дама, которая вряд ли была способна написать хотя бы одно связное письмо по — английски, описала её как книгу, которую читают, собираясь провести вечер в ближайшем кино. Появление большинства молодых авторов приветствует критика как раз такого типа, и это вместо благодарности за преподнесенный мир воображения, в который они (писатели) попытались — с большим или меньшим успехом — открыть новую дверь — тот мир, который Менкен сделал осязаемым в те времена, когда он еще…

Водоизмещение минного заградителя было 2300 тонн, парадный ход не превышал 10 узлов. Вооружение составляли четыре 76-миллиметровых орудия и две спаренные четырех- ствольные установки пулемета «максим» (позднее они будут заменены на более современные «Эрликоны»). Просторные грузовые трюмы минзага вмещали теперь без малого 389 мин. Экипаж «Ворошиловска» насчитывал 155 человек. Зачисленный в состав ОВР Главной базы Тихоокеанского флота, корабль начал свою службу. Годы Великой Отечественной прошли…

Снова молчание. Одет Черноусов по-походному: на нем новенький защитного цвета комбинезон, перехваченный в талии широким ремнем. На ремне кобура с пистолетом, финский нож, ручные гранаты, на груди большой полевой бинокль. — Так, значит, больных нет? — Нет!.. Здоровы пока! — один за другим вразброд ответили солдаты. — Тогда… — майор бегло осмотрелся по сторонам, подошел еще ближе к солдатам. — Тогда слушайте обстановку. Командование возложило на нас ответственную…

Моя вдова в старом фланелевом халате, накинутом поверх не слишком чистой фланелевой ночной рубашки, не может припомнить девицы. Она молча разглядывает ее. За спиной из глубины дома доносится негромкое мяуканье. – Я слышала, вы очень любите кошек, и подумала… ну, кошка моей дочки Эйприл принесла котят, и мы хотим отдать их в хорошие руки, людям, которые будут о них хорошо заботиться, и вот этот… мы назвали его Хохотун… остался последним. Моя вдова улыбается, ее лицо становится девичьим, морщинистые…