Проза

1 Чекан, чакан, на языке ходов «чакана» —это одновременно и посох и оружие, длиною около полутора метров, сделанный из крепкого дерева. Нижний конец чекана был снабжен острием, верхний—топориком с обушком. Кроме того, верхняя часть чекана украшена металлической резьбой и шляпками гвоздей. В старые времена чеканы носили женатые мужчины. Они обычно захватывали с собой чекан, когда отправлялись по делам службы или в Баварию, в город, на свадьбу, крестины и в других подобных случаях. ли оружие даже…

Восклицание Мартенсара произвело переполох. Слово «измена» повторилось на французском и немецком языках, и те, кто был наиболее запятнан, кричали громче всех. «Кадеты императрицы» оглянулись назад, привлеченные суматохой. Над ухом графа де Новара просвистела пуля. Граф проводил ее проклятием. Сомнения не было: она неслась из задних рядов. У Иммармона был сорван погон, но в него стреляли чуть ли не в упор. Он быстро обернулся и увидел стрелявшего в него; предатель еще не успел снять с плеча ружье,…

I Договор в Кампо-Формио восстановил мир на материке. Германский император был удовлетворен условиями, которые ему предоставили. Франция вновь вступила во владение наследством галлов. Она отвоевала свои естественные границы. Первая коалиция, грозившая задушить республику в колыбели, была побеждена и распалась. Только Англия оставалась вооруженной. Она воспользовалась бедами, постигшими материк, чтобы завладеть обеими Индиями и установить свою тиранию на морях. Директория прекратила переговоры в…

   Но удовлетворения не было: дети выросли и ушли, заботливость жены умещалась в «ешь, ты опять похудел», карьера достигла потолка – прилично, но бывает и гораздо лучше. Почти каждый день хорошее настроение после утреннего кофе, первой сигареты и «бонжур» попугая постепенно заслоняла тень огромного черного камня, который возникал неизвестно откуда, но неизменно перемещался прямиком в его душу, где уютно укладывался, изредка шевелясь и царапая острыми краями. И непонятно было, что делать…

— Что же, — спросила, в свою очередь, она, не отвечая на его вопрос, — Георгия Семеновича убили при вас или позже? — При мне. Вы не думайте, Лидия Алексеевна, он не мучился, его сразу убило. Корабль уводили из-под немцев, сколько нас бомбили, это сказать невозможно, а Георгия Семеновича хоть бы щепкой какой царапнуло, честное слово, как заговоренный! А тут вот… Очень переживали ребята. Вы даже не представляете, как уважали Георгия Семеновича. Такой бесстрашный, злой был командир — с таким хоть…

Во дворе не было ни Вовки, ни Лиды, ни Светки, ни Тани. Тузик мотал что-то в глубине двора. Вглядевшись, Ина увидела, что это кукла — может быть, Танькина, а может, Светкина. «Ну и пусть! — подумала она. — Прибегут: ой-ой-ой, где моя кукла? А ее уже Тузик истрепал». Нужно бы отогнать Тузика, но Ина повернулась и ушла в дом. Бабушка на Ину не смотрела и не разговаривала с ней. Никто ее не любил. Она опять вышла на крыльцо. Тузик хлебал на веранде из миски. Кукла лежала в углу двора лицом вниз…

Я не знаю точного числа расстрелянных, повешенных и не уверен, смогут ли будущие историки, если они и получат доступ к трибунальским архивам, установить общее число казненных. Я могу свидетельствовать лишь о том, что число казненных определяется многими тысячами. Среди них виновные и невиновные, боевые солдаты и офицеры, храбро сражавшиеся с врагом, женщины и мужчины, проживавшие на оккупированной немцами территории СССР. Известно, что военные суды и в других армиях и на других войнах не отличались…

Внимательно сдвинув брови, Натэлла брала куклу. — Да не так, не так, доченька! Кто же так берет дите? Вот как надо! Смотри, — прибавляла она строго, — будешь так качать, ж… набью. — А ты, — вдруг оборачивалась Любка к Андрею, — чего стоишь баран бараном? Уже залил глотку, уже вылупил глазища свои бессовестные?! — С утра нализавши! — вставляла Зойка. — У-у, идол бездушный, у-у, пьяная морда, когда же ты сдохнешь под забором, руки развяжешь нам! Обрадовавшийся веселой роли, Андрей валился…

Этот город или начинаешь неистово любить с первого взгляда — тяжело, отчаянно, насовсем, отдавая душу этому влажному холодному старому зверю, или так же неистово ненавидеть — и тогда нужно спасаться бегством, отступать на вокзал, мчаться в аэропорт, прыгать в рейсовый автобус, даже не распаковывая чемоданов. Осторожно, двери открываются — и вот ты выпадаешь в эту странную параллельную реальность. Достоевскому было легко! — в такой атмосфере любой творческий человек станет классиком. Взять, да описать…

– Извините, кто это? – она имела в виду военного. Бригадирша обтёрла руку о подол и, заправив под косынку тёмную с проседью прядь, чётко, со значением, проговорила: – Оперуполномоченный энкэвэдэ Ерёмин Василий Матвеевич. А другой – начальник нашей колонны. Колоннами назывались подразделения, на которые делился трудотряд. * * * Мать и дочь, идя за Кунцманом, миновали цистерну, у которой солдат охраны наполнял водой поставленное под кран ведро. Расход воды – её возили издалека – строго контролировался,…

ОТКРЫВАТЕЛИ ДОРОГ 1 На пойме дикой уральской реки четыре человека надолго прощались с привычным, обжитым миром. Проводник потоптался на месте, сказал извиняющимся голосом: — Пошел бы и я, конечно, когда бы не на зиму глядя… И от этих простодушных слов, прозвучавших как признание чужого подвига, несоразмерного слабой душе проводника, всем стало словно бы холодно и тревожно. Начальник экспедиции Колыванов, широкоплечий, крупный человек с худым, до предела…

– Расскажи-ка, что там у нас было в батальоне, когда я ушел на перевязочный, и как тебя ранило. – Мне повезло, даже слишком повезло. Не уцелей я тогда каким-то чудом, не был бы сейчас такой развалиной. Уж лучше совсем подохнуть, если сразу не отделаешься легкой раной да не уедешь домой. – Ну, зачем ты так говоришь. Я… – Подумаешь, дружище, какая важность! Тут вся Европа чуть не рухнула, как старый дом, что ж с того, если при этом один из бесчисленных кирпичиков треснул или раскололся? Для меня…

Во всякомъ случаѣ не мѣшаетъ однакожь знать, что молодой человѣкъ, открывшій эту повѣсть раздирательной аріей Бертрана, называется Ѳедоромъ, по отчеству Степановичемъ, а по прозвищу Племянничковымъ. Собой онъ былъ вовсе не красавецъ; природа какъ-то ужь черезчуръ завострила его физіономію, придавъ ей слишкомъ рѣзкое выраженіе. На моду большихъ претензій Племянничковъ не имѣлъ, и кромѣ уродливой прически а la mougik, которая, какъ нарочно не шла къ улиткообразной…

– Кто идет? – «Шутка». – Сегодня этот пароль, Паркер? – Так точно, сэр. – Это вы, Хенли? – Голос слышится уже совсем рядом. – Здравствуйте, Уильямс. А я думал, вы пошли в дальний ход сообщения. – Я уже оттуда. Решил проверить эти посты. Вон их как далеко вперед занесло. – Ничего не поделаешь. Вся наша оборона ни к черту не годится. Как на постах? – Все в порядке. Сержант Крэмп говорит, сегодня боши бросили штук сорок мин, но наших никого не задело. Когда я уходил, они нет-нет да потчевали…

Восемь часовъ. Иргенсъ идетъ домой. Онъ проходитъ мимо магазина Генрихсена и ршается заглянуть туда на минутку. У бюро все еще сидитъ сынъ хозяина фирмы, — молодой человкъ въ шевіотовомъ костюм; у него большіе голубые глаза, хотя цвтъ лица темный; непокорный завитокъ волосъ свшивается ему на лобъ. Высокій, рзкій, отчасти скрытный, онъ иметъ видъ тридцатилтняго мужчины. Товарищи цнятъ его, потому что онъ часто помогаетъ имъ деньгами или разными съдобными товарами изъ погреба своего отца. „Доброе…

Самъ Савося все утро также сидлъ дома и громко соплъ надъ полушубкомъ. Когда же вс прорхи были зачинены, онъ принесъ въ избу худое корыто и также принялся чинить его. Затвалъ еще много другихъ хозяйственныхъ длъ и оканчивалъ ихъ, но совершалось все это безъ охоты, съ цлью забыть пустую печь. Наконецъ, онъ вынулъ изъ-подъ лавки мучной мшокъ и задумчиво разсматривалъ его, вертя въ рукахъ и заглядывая въ его внутренность. Мшокъ былъ пустой. Это обстоятельство, повидимому, удивило его. — Все…

Разъ одинъ изъ моихъ объздчиковъ сильно проворовался. Желая быстро захватить концы, я бросилъ дла въ город и отправился на мсто соблазнительнаго происшествія, отстоявшее верстахъ въ тридцати. Дло было наглое и вопіющее: изъ казенной дачи тайно были вырублены лучшихъ три десятины. Дознаніе длилось всего полчаса посл моего прізда. Объздчикъ и тотъ купецъ, который вырубилъ лсъ, немедленно были уличены, и противъ обоихъ я возбудилъ слдствіе, причемъ первому веллъ подать въ отставку. Посл этого мн нечего…

Но вдругъ онъ, почувствовавъ всю горечь обвиненія, воскликнулъ: — Ахъ, ты Господи Боже мой! едакая притча! И замолчалъ. — Вотъ вы и слушайте его! — продолжалъ Николай Иванычъ, обращаясь уже къ статистику. — Никогда вы не добьетесь отъ него лучшаго ответа… не можетъ… Я съ нимъ много говорилъ, да и со многими изъ нихъ говорилъ… никто не можетъ! Они даже удивляются при этомъ вопросе какъ будто міроеды живутъ где то на островахъ Фиджи, а не въ Березовк?… Откуда кулаки? — на это, конечно, много…

— Andr'e, - обратилась к нему жена, — как тебе нравится моё платье? — Ничего, хорошо, — отвечал он, — только этот вырез… у тебя лиф совсем падает с плеч. — Вырез? — воскликнула портниха. — Ах, mon ieur, это «придворное» декольте! — По моему, — заметила жена, — это самый красивый лиф! Уж лучше открыть плечи прямым вырезом, нежели поднять на плечах и глубоко выкатить грудь… — Да, пожалуй, конечно, — согласился с женою Андрей Павлович, хотя ему казалось, что и грудь, и плечи, и спину незачем…

Только женщина светская, богатая, известная всему Парижу своею красотой и эксцентричностью, могла безнаказанно позволить себе такой наряд. Когда, наконец, Люсьен мог добраться до неё сквозь густую толпу, она взяла его под руку. — Берегите мои крылья, — сказала она, — я не хочу помять их. — Не всё ли вам равно теперь, когда вы уже на булавке? — ответил смеясь Люсьен. — О! Вы думаете? Ну нет, моё сердце цело, я вколола её только чтобы избежать покушения парижских натуралистов… Хотите — выну? —…