Проза

РОЖДЕНИЕ (Вместо пролога) Доцветали на Москве сады и огороды, душно было. В окна залетали пчелы, гудя отяжеленно -- к дождю. На соседнем дворе князей Хованских бранились прачки, хлестали одна другую жгутами мокрого белья. И плыл в небе змей бумажный -- детишки баловались. -- Эх! -- сказал инвалид. -- Налью-ка остатнюю... Конечно, ежели тебе уже на седьмой десяток, а ты в секундмайорах засиделся, то фортуна злодейская пророчит явное: генерал-аншефом тебе, красну молодцу, не бывать.…

Вот оно откуда, первое свидание! В другом месте, в рассказе «Кузьминские сады», писатель доверительно сообщит нам чрезвычайно важную мысль. Он скажет, что, кроме непосредственной, прямой, что ли, связи человека с жизнью, которая сама по себе есть высокая поэзия, он, человек, связан, соединен с нею, наверное, еще и через близких ему людей, и, когда умирает один из них, вместе умирает и какая-то часть самого человека, та сторона, та грань жизни, с какой он через умершего соприкасался когда-то. И…

— Вот и пришла бы после одиннадцати. — Устает очень. Не сможет. — Жаль, дружок, жаль. Что ж, давай за ее здоровье, за успехи, за трудовое процветание. Как зовут–то супругу? — Искра. — Да что ты? До чего же чудесно! — Было время такое, двадцатые годы, Александр Львович… — Не объясняй временем. Чудесное имя, и все тут! За Искру!.. Закусив сушеным снеточком, Гуляев сказал: — Ты вот двадцатые годы вспомнил… В двадцатые годы мы с отцом твоим были молоды и могучи. Мы ощущали себя гигантами…

Молодого паренька тянуло к технике, к авиации. Он поступил работать мотористом в авиационные мастерские. Но мечте не было предела: хотелось самому потрогать руками облака. Осенью его приняли на летное отделение городского аэроклуба. Тяжело было юноше: днем — работа в мастерских, вечером — полеты. Но разве можно обрезать крылья мечте? В 1938 году Шамиль закончил с отличием учебу в аэроклубе. Осуществилась мечта комсомольца — он летал. Однако его привлекали боевые самолеты. И по путевке комсомола…

— А куда он утащит, бабушка? Куда он меня утащит? — Ну… Туда, к себе… Откуда он ветры выпускает. — А это он ветры выпускает? — Конечно, он, Мирхайдар, отец — ветров. — А много у него ветров? — Много… Они у него в горне запрятаны. У Мир-хайдара горн есть, как у кузнеца Беки, только еще больше. Приоткроет он горн чуть-чуть — маленький ветер будет. А распахнет во всю ширь — сильный на волю вырвется. Захочет — и бурю устроит… Сердар посидел, подумал. И опять стал проситься на улицу. …

И нам следует воздать должное героям этих легенд, как и неведомым сказителям и прославленным поэтам, что донесли до нас из прошлого их образы. Образы, остающиеся непременной, ничем не заменимой частью нашего бесконечно сложного мира. Горюющая о муже Ярославна из поэмы XII в. на все времена стала символом любящей русской женщины. Мы повторяем слова любви, сложенные Петраркой для Лауры, клянемся в дружбе, как Герцен и Огарев, отзываемся на горе Андромахи, теряющей Гектора. Поэтому такие легенды…

Взгляд серо-голубых глаз, всегда энергичный и проницательный, сейчас печален и блуждает задумчиво в потолке, тонущем во мраке. В уголках полного рта гнездится насмешливая улыбка, в ней — горечь. Сейчас, когда он медленно шагает по комнате и виден во весь рост, так понятно, что слово «коренастый» происходит от слова «корень». Да, есть в Герцене что-то устойчивое, цельное, даже кряжистое, с чем, впрочем, не спорит живость его движений. Когда он нетерпеливо, как бы желая смахнуть досадливые мысли,…

Там, на кухне, дедушка Оран уже поставил на стол завтрак, ломоть ржаного хлеба и стакан молока. - Доброе утро, соня! Как спалось? - Да как обычно, - садясь за стол, проворчала я. - Тебе тоже доброе утро... - Снова твой кошмар о лесе? - Ну да... по-прежнему безо всяких изменений. Каждую ночь одно и то же. Ну, когда же это всё закончится?! - Эва, когда-нибудь это обретёт смысл. - Ты мне это уже говорил. Только когда?…

       - Да, не спится.        Некоторое время проходит в молчании, но я слышу, что и мой сосед не спит, - чуется, что и ему не до сна, что и в его голове бродят какие-то мысли. Другой провожатый, молодой "подручный", спит сном здорового, но крепко утомленного человека. Временами он что-то невнятно бормочет.        - Удивляюсь я вам, - слышится опять ровный грудной голос унтера, - народ молодой, люди благородные, образованные, можно сказать, - а как свою жизнь проводите...        - Как?…

БАСНЬ 16. ВОЙНА ЗВЕРЕЙ ПРОТИВ ЛЮДЕЙ БАСНЬ 17. УТЕШЕНИЕ В НЕСЧАСТИЙ БАСНЬ 18. КРЕСТЬЯНИН, ДРАКОН И ЛИСИЦА БАСНЬ 19. О ВОЛКЕ БАСНЬ 20. СЛОН И БОБР БАСНЬ 21. ОСЕЛ СУДЬЕЮ БАСНЬ 22. ОБЕЗЬЯНА БАСНЬ 23. ВЫДРА ЛЕКАРЕМ БАСНЬ 24. О ДВУХ ОБЕЗЬЯНАХ БАСНЬ 25. ОБЕЗЬЯНА НРАВОУЧИТЕЛЕМ БАСНЬ 26. КОРАБЛЬ В МЕСЯЦЕ БАСНЬ 27. ОБЕЗЬЯНА И ОСЕЛ БАСНЬ 28. КОШКА ФИЛОСОФСТВУЕТ БАСНЬ 29. ЛИСИЦА И ХАМЕЛЕОН БАСНЬ 30. ЛЕВ, ЗМЕЯ И КРОТ БАСНЬ 31. ВОЛК И МЕДВЕДЬ БАСНЬ 32. ПРИЧИНА НЕНАВИСТИ МЕЖДУ…

— Стано-вссь! Мимо Огородова пробежали на умывание солдаты первого расчета, обдав его запахом портянок и сонного тепла, в нательных рубахах, засудомоенных в зольном щелоке до желтизны. За ними шел, как всегда со сведенными коленями, Гребенкин в старом распахнутом мундире, на котором оттянутые пуговицы висели по обоим бортам, как медали. — Пяском! — командовал он вдогонку солдатам, а те уже выбирали на камнях место, боясь оскользнуться и оступиться в воду. — Падерин, сукин сын, — руководил унтер,…

Хозяин пожал плечами и с видом глубокого сожаления заметил, что артист налицо, но нет материала для исполнения его планов. — Ваше сиятельство, — сказал он, — хотя бы вы и привезли целый мешок дукатов из Брешиа в Маестре, вы не найдете ни одного каплуна, который мог бы вознаградить ваши труды. У моих соотечественников много добродетелей, но умеренность чужда им. Они съели все, чуть ли не листья с деревьев. Ах, моя бедная Венеция.' — Как ваша бедная Венеция, Моро? — Да, ваше сиятельство, моя…

Земства, взявшиеся за организацию помощи голодающим, возглавлялись помещиками и интеллигентами, настроенными либерально, а часто и консервативно. Они не только не требовали от правительства серьезной помощи, но в своих статистических сведениях всеми способами «сокращали едоков» — число крестьян, нуждающихся в продовольственной или денежной ссуде. А губернская администрация находила обычно преувеличенными или излишними и эти урезанные требования и часто уменьшала размеры помощи, а то и вовсе отказывала…

Разумеется, издание тоже было выбрано не наугад. В журнале «30 дней» соавторы могли рассчитывать не только на литературную репутацию Катаева, но и на помощь знакомых. Об одном из них, популярном еще в предреволюционную пору журналисте Василии Александровиче Регинине (1883–1952), заведующем редакцией, о его причастности к созданию романа мемуаристы и литературоведы иногда упоминали, другой же, бывший акмеист Владимир Иванович Нарбут (1888–1938), ответственный (т. е. главный) редактор, остался как…

Мыслишка, пришедшая младшему сержанту на ум, не могла понравиться Валетову изначально, но кто же его будет спрашивать, раз он так сладко спит? Простаков встал, осторожно поднял с табурета Фрола и на руках понес его в сортир. Проходя мимо своих товарищей, Леха пытался никого не задеть болтающимися в воздухе сапогами Валетова. Он аккуратно обогнул всех спящих, и оставалось только пронести тело между косяком и головой лейтенанта Мудрецкого. У Лехи получилось почти все, оценку за артистичность он заработал…

Четыре археолога, у которых при упоминании о премии сверкнули глаза, теперь опять помрачнели, переглянулись со значением. – Он гонит, короче, – запустив руку под грязную майку и почесав живот, сделал смелый научный вывод старший четверки, бородач с неровно вытатуированным на плече черепом. – Короче, так... – Он прокашлялся, мысленно подбирая наиболее убедительные для профессора доводы. – Ты это... Не гони, типа, порожняк. Брось, в общем, базарить пустое, объясни все толком. Там, за этой стеной,…

Что касается Люси, то она действительно была прехорошенькая, даже если не брать в расчет все мастерство и искусство ее дорогих портних. Для офицеров в их походной неуютной жизни было приятной неожиданностью встретить здесь, под Кишиневом, настоящих светских женщин, говорить с ними, «ввернуть» в свою речь два — три французских слова, щегольнуть галантностью, воскресить в памяти петербургские гостиные, балы в Офицерском собрании, лотереи-аллегри… На откидной скамейке, напротив дам, сидел помещик…

— Это дело наживное, — наставительно сказал Жамкин. — Все, братцы, — построжал Кухарчук. — Становись! Полковник идет… И точно — одновременно с низким вибрирующим звуком сигнального гонга из дверей дивизиона вышагнул невысокий седой полковник в обычной патрульной форме, но в черной парадной пилотке с красным кантом и орлом. — Дивизион, смирно! — заорал на весь плац капитан Стовба и полетел на цырлах к полковнику. Командир дивизиона остановился в центре плаца, чуть наискосок от наряда Кухарчука,…

— Так лучше? — прошептала я в маленькое ухо. Но Пеппа уже уснула. А вот я проснулась окончательно и начала волноваться. Я привыкла засекать, сколько времени волнуюсь, по часам в телефоне. По утрам я обычно волновалась около десяти минут, но в последнее время дольше, потому что перед побегом нужно было много чего сделать и спланировать. Я постаралась угадать время. Насколько я могла судить, близился рассвет, хотя было еще темно. Я почти всегда могу сказать, который час. Не знаю, как работает мое чувство…

Первое свидание? Мужчины умоляли её об этом. Первый поцелуй? Искусство, которым она уже давно овладела. Первый раз, когда ты потеряла свои трусики в его постели? Этооооо не проблема. Однако это не означало, что Джули доводила до совершенства только основные, наиболее очевидные этапы знакомства. Она также знала, как уловить более тонкие моменты — те ключевые моменты, когда дыхание перехватывает, и вы думаете: — Да, это оно . Джули могла объяснить каждый нюанс, начиная с эйфории, когда его…