Русская классическая проза

Что там в этой перчатке было, дядя не рассказывал, но стоило Артамону Михайловичу потом заикнуться о своем племяннике, как тотчас племянник этим графом был вознесен и усажен на стул - писать быстро и разборчиво все, что говорится в Комитете, где эти гордые и недосягаемые государственные деятели спрашивают у бунтовщиков по всей строгости, как, мол, они даже в мыслях могли иметь такое, а не то что на площадь выходить с оружием. Вот уже почти неделю Иван Авросимов восседал на своем стуле, вот уже…

Хозяин, внимая общему восторгу, сердито нашвырял на тарелку кукурузной каши и жареной рыбы, налил стакан терпкого вина и подал Бечо. Это была ежедневная плата ему за работу. Бечо сполоснул руки вином, съел рыбу, закрыл глаза и вздохнул. Он отдыхал. Он слушал шепот похвал и думал, что хотя духан и кооперативный, но хозяин явно обманывает его и кормит хуже, чем было условлено. Шум дождя начал заглушать говор посетителей духана. Вода пела в водосточных трубах и с шипением хлестала в закрытые окна.…

– Понятно, – сказала я. – Спасибо, Гриша. – Рано благодарить. Он тебе устроит нечто вроде проверки. Сцепи зубы и стерпи. Его все знают за жуткую… Рав Бернштейн кашлянул, и Гриша, запнувшись, закончил: – Одним словом, оглядишься. Когда рав Бернштейн вышел из комнатки, Гриша обтер шею подолом талита и сказал: – Тут и так жарко, а они еще окна загерметизировали. Окна были исполосованы клейкой лентой вдоль и поперек. Как у меня дома. – Гриш, война будет? – спросила я. Цви бен Нахум…

Прислонив рюкзачок к колесу машины, она осторожно выпрямилась, нащупала поясничные позвонки и вонзила средний палец в соединение твёрдых мышц с крестцом. Именно туда, из всех окрестностей, теперь стекалась боль. Точно подогнанная к пазу между буграми Венеры и Юпитера талия мягко спружинила под ладонями. Большие пальцы легли на гребни подвздошных костей. Указательные косвенно ощутили упругость ягодиц. Это была удобная поза. Льняной жилет, надетый на голое тело, не помешал принять её, хотя и ощутимо…

С — журнал «Современник». СВ — журнал «Северный вестник». ТР, т. 1, 2 — «И. Е. Репин и Л. Н. Толстой». М.—Л., 1949. ТГ — «Л. Н. Толстой и Н. Н. Ге. Переписка», Л., 1930. ЯПб.  — Яснополянская библиотека. Ясн. сб.  — «Яснополянский сборник». Тула, 1978. 1882 1. П. С. Уваровой 1882 г. Февраля 10? Москва. Любезнейшая графиня! Очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания; не могу, потому что я никогда не читал публично и считаю это для себя неприличным, во-вторых,…

Достоевский был отправлен в Омский острог, где провел четыре года на каторжных работах, а с 1854 г. начал солдатскую службу в Семипалатинске. Лишь после смерти Николая I по ходатайству героя Севастопольской обороны Э. И. Тотлебена его произвели в офицеры. В феврале 1857 г. в Кузнецке писатель женился на М. Д. Исаевой (урожденной Констант). Достоевский был горячо увлечен ею, но из-за болезни, подтачивавшей жизнь М. Д. Достоевской (чахотка), этот первый брак писателя оказался неудачным. В 1859 г.…

Двух станов не боец, но только гость случайный, За правду я был рад поднять мой добрый меч, Но спор с обоими досель мой жребий тайный, И к клятве ни один не мог меня привлечь; Союза полного не будет между нами — Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя, Пристрастной ревности друзей не в силах снесть, Я знамени врага отстаивал бы честь! 3 Впервые в печати Алексей Толстой выступил с повестью «Упырь», изданной под псевдонимом Красногорского, в 1841 году. Тогда же он начинает работать…

Город, куда Вагинов вернулся с войны, был уже не тем городом, откуда он ушел на войну. Петроград стал «умирающим Петропо-лем», «превратился в декорацию» [4] , наилучшим образом подходившую к появлению такого поэта, как молодой Вагинов. В городе, лишившемся промышленности, транспорта, ежедневной деловой суеты, цвела культурная жизнь. Одним из центров ее был знаменитый «сумасшедший корабль» – Дом Искусств, где проходили, в частности, занятия поэтической студии Н.С. Гумилева «Звучащая раковина». «Стихи…

«Биржевые Ведомости» становились тогда общероссийской газетой, с большими тиражами и сравнительно неплохими гонорарами, что было немаловажно для небогатого лейб-атаманца, т. к. служба в гвардейских частях требовала немалых затрат, которых не покрывало небольшое жалованье. Однако журналистская деятельность не особенно сочеталась с жизнью гвардейского офицера. Не без иронии вспоминая о том времени, Краснов напишет позднее: «Я пописывал в газетах, и мои «новеллы» в «Биржевых Ведомостях» за скромною…

– Ах, Рейнгольд, Рейнгольд! – с упреком произнесла Лопухина, низко склоняясь лицом к его кудрявой голове. – Вы иностранец, вы ничего не понимаете. Рейнгольд, продолжая целовать ее руки, небрежно ответил: – Вы научили меня быть русским. – Долгорукие! – продолжала Лопухина. – Вы подумайте только! С тех пор как они подсунули ему эту надменную девчонку, княжну Екатерину, они совсем потеряли голову! Ее брат, этот убогий и развратный Иван, развращающий императора, –…

Видите, как хорошо я помню ваши слова. Все, что связано с вами, запечатлелось в моей душе яркими, выпуклыми образами, которыми я так дорожу, любуюсь и наслаждаюсь, как скупой своим золотом. Я вам признаюсь даже, что приехала я сюда только потому, что мне хотелось еще раз увидеть хоть из окна кусочек нашего моря и нашего неба, чувствовать тонкий аромат цветущей яблони, слышать по вечерам сухое стрекотание кузнечиков и… без конца переживать воображением те наивные, бледные воспоминания, над мелочностью…

— Целуй ручку у бабушки, сделай реверанс дяденьке, теперь иди прощаться с папенькой и с маменькой. Отца я всегда находила за карточным столом и, нисколько не боясь, дергала его за рукав до тех пор, пока он оставлял карты, поднимал меня на руки, целовал и всегда, несмотря на восклицание няни: «Барыня приказали не давать им вина», подносил мне свой стакан, такой тонкий, красивый, широкий, как чашка, из которого я с опаской и все-таки с восхищением отхлебывала шампанского, коньяку с лимонадом…

Конечно: — сонъ … * * * Снилась женщина, зябко кутавшаяся въ дорогой, широкiй мхъ. Она сидла въ деревянномъ отельномъ кресл у желзныхъ сквозныхъ перилъ набережной. Голубая шляпка съ внизъ спущенными полями скрывала золото ея волосъ. Свтло голубой жакетъ и юбка, такая же, точно такой же матерiи сумочка — все добротное, дорогое, въ лучшемъ магазин, у моднаго портного сдланное, необычайно шли къ ея юному, нжному, не испорченному жизнью лицу. Точно голубая птичка прилетла изъ далекихъ, заморскихъ…

«И зачем он таскается к Миллеру, и что ему там делать? — думал я, стоя по другую сторону улицы и непреодолимо к нему приглядываясь. Какая-то досада — следствие болезни и усталости — закипала во мне. — Об чем он думает? — продолжал я про себя, — что у него в голове? Да и думает ли еще он о чем-нибудь? Лицо его до того умерло, что уж решительно ничего не выражает. И откуда он взял эту гадкую собаку, которая не отходит от него, как будто составляет с ним что-то целое, неразъединимое,…

Но этот упрощенный прием ничего не доказывает. В сущности, у нас каждый подозревает другого в глупости безо всякой задумчивости и безо всякого обратного вопроса на себя: «Да уж не я ли это глуп в самом деле?» Положение вседовольное, и, однако же, никто не доволен им, а все сердятся. Да и задумчивость в наше время почти невозможна: дорого стоит. Правда, покупают готовые идеи. Они продаются везде, даже даром; но даром-то еще дороже обходятся, и это уже начинают предчувствовать. В результате никакой…

Самоубийца Вертер, кончая с жизнью, в последних строках, им оставленных, жалеет, что не увидит более «прекрасного созвездия Большой Медведицы», и прощается с ним. О, как сказался в этой черточке только что начинавшийся тогда Гете! * Чем же так дороги были молодому Вертеру эти созвездия? Тем, что он сознавал, каждый раз созерцая их, что он вовсе не атом и не ничто перед ними, что вся эта бездна таинственных чудес божиих вовсе не выше его мысли, не выше его сознания, не выше идеала красоты, заключенного…

Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию,…

— Да, брат, из простых рыбарей! — благодушно заметил Матфий Скорбященский. — Уж и не говори! думал жизнь, по обычаю предков, в звании писца скончать… — А теперь вот будешь вселенную пером уловлять! — прервал, вздохнув, один из Богоявленских. — Нет, это что! это все пустое! — скороговоркой вступился Трясучкин, — а ты возьми: станище-то, станище-то какой! сплавы, брат, конокрады, раскольники… вот ты что вообрази! — Да, при уме статьи хорошие! —…

Итак, я должен отречься от самого себя, отречься от своих воспоминаний; одним словом, я целую жизнь должен ходить по орлецам * . Неужели же это не ремесло? Приступим. По всей вероятности, читатель, который возьмет в руки эту первую книжку возобновленного «Современника», прежде всего спросит себя: очистились ли мы постом и покаянием? Что пост был — это достоверно; в этом, в особенности, убедилась сама редакция «Современника». Не то чтобы идея поста была совершенно противна «Современнику»,…

Во-вторых, как это ни парадоксально на первый взгляд, но я могу сказать утвердительно, что все эти люди, в кругу которых я обращаюсь и которые взаимно видят друг в друге «политических врагов», — в сущности, совсем не враги, а просто бестолковые люди, которые не могут или не хотят понять, что они болтают совершенно одно и то же. Как ни стараются они провести между собою разграничительную черту, как ни уверяют друг друга, что такие-то мнения может иметь лишь несомненный жулик, а такие-то — бесспорнейший…