Русская классическая проза

Оттого, что ум у Азриэля неповоротливый, парень в детстве учился плоховато. В торговле он тоже не успевал. Ремесло давалось ему лучше. Здесь, в Америке, упорным трудом и скромной жизнью, граничившей с настоящей голодовкой, он сумел сколотить кое-какие сбережения. Сколотив их, он вернулся на родину и открыл мебельную лавку. Но случился погром, лавку разграбили, и Азриэль обнищал. Вторично поехал он в Нью-Йорк, вторично скопил здесь маленькую сумму, и, как и тогда, как и пять лет назад, снова стало…

Пассажиры почти вс были палубные, — народъ бдный, обшмыганный и покорный. Классныхъ было всего трое: какой-то военный, сдоволосая дама съ четырьмя одинаковыми собачками и судебный слдователь, который былъ до того пьянъ, что сходя съ парохода чуть не свалился въ воду. — Билеты ваши, билеты подавайте, черти, мазепы босоногіе… Благодарю васъ, барыня. Дама съ четырьмя собачками величественно прошла передъ агентомъ. — Билеты наготовьте! Однимъ изъ первыхъ сошелъ съ парохода молодой человкъ лтъ двадцати-двухъ,…

Справедливо ли, однако ж, так мало заботиться о пользе современников, когда подобным критикам так мало надежды дожить до потомства? Мне могут возразить, что это делается не для наставления неисправимых, а для предупреждения молодых писателей. Но, скажите мне, кто ставит охранный маяк в луже? Кто будет читать глупости для того, чтобы не писать их? Говоря это, я не разумею, однако ж, о критике, которая аналитически, вообще, занимается установкою правил языка, открывает литературные злоупотребления,…

По этому случаю идиллия моя да начнется таким образом: от ненастного, осеннего вечера и от безобразных мыслей, которые тискались в голове моей этим вечером, я ощутил какую-то кислоту во рту и до смерти томившую сердце боль. А когда я нахожусь в таком состоянии, мне обыкновенно начинает хотеться чего-нибудь такого острого, чтобы обожгло горло и грудь и, отуманивши голову, вместе с тем, как говорится, отшибло бы память. Аппетит на эти вещи, говоря в скобках, свойствен более плебеям, нежели аристократам,…

– Scelerato! [6] Между тем развязали мне ноги, протащили еще несколько шагов, и раздался крик женщины. В эту минуту повязка, закрывающая мое лицо, была сорвана, и я увидел себя в комнате, обитой черным сукном, – перед собой молодую прекрасную женщину в черном платье, которая бросилась в мои объятия и вдруг отступила, встала на колени и с радостным криком начала благодарить Бога. Возле меня стоял человек пожилых лет, с обнаженным кинжалом в руке, и еще другой, уже поседевший. …

Загляните хоть из любопытства или для поверки моих замечаний в трактир г. Гейде. Это заведение не имеет ничего общего ни с баснословно дорогими ресторанами Дюссо, Донона и Бореля, где ухаживают только за лицами известными, кушающими по карте, то есть платящими за обед не менее шести рублей серебром; ни с русскими трактирами, которые более радушно угощают вас скверным маслом, поддельным шампанским и расстроенным органом. Заведение г. Гейде переносит вас совершенно в Германию, в средней руки трактир…

– Здравствуйте опять, – сказал он растерянно, сойдя с плетушки. – Здравствуйте и вы, – ответил равнодушно крестьянин. Кирилл Архипович снова поздоровался с ним, а также с вышедшей хозяйкой. На мгновение он замер в сладостной истоме и сообщил: – А я, ведь, кулёк-то забыл. Гляжу, где он? Ах, назад ехать надо! – Недалеко пахнулись ещё… – Не далеко… вот тут на углу – против лавки… Как его? – Аксёнова? – Она… Гляжу: нет кулька… Ах, ты грех! – Кирилл Архипович постоял ещё, подумал, покачал…

Я былъ бы очень радъ сказать что нибудь лучшее о покойномъ В С-ч. Лично я находился съ нимъ въ самыхъ благополучныхъ отношеніяхъ, и кажется даже пользовался особымъ его расположеніемъ. Я думаю, что это былъ вовсе не злой и не дурной, а только очень обыкновенный человкъ, всегда подчинявшійся малйшему давленію сверху и не выработавшій въ свою долговременную практику никакого собственнаго взгляда. Въ первой половин 50-хъ годовъ, сверху требовали строгости, допускали и жестокость; В. С-чъ не только удовлетворялъ…

Все (с беспокойством). Что, что такое?.. Большой любитель и знаток литературы западных народов . Родовой быт убит [6] ! (Смятение.) Голос из толпы . Не может быть! Большой любит. и знаток литературы запад. народов . Положитесь на меня! Родовой быт убит, говорю я вам. Несколько голосов . Кто ж это его уходил… Большой любит. и знаток литературы запад. народов . Автор новой превосходной комедии. Несколько голосов . Как же это он ухитрился убить его? Большой знаток литературы…

Но не вдруг сошла ночь на окрестность: прозрачный туман медленно развивал свою креповую завесу – медленно увивал чалмою главы гор; тени и пары густели постепенно, – и вот, золотокрылый месяц вспорхнул на небо обычной стезей своей, – и мои думы опять покинули землю против воли и без ведома сердца. Скажите: отчего на поле битвы, даже после битвы, когда уже сердце начинает простывать от запальчивости, от негодования, от мести; когда миновала опасность и внимание не занято службою, отчего, спрашиваю,…

Так, в пошлом нашем времени, немногие поймут вас, еще менее оценят; но что эти немногие суть , в этом я вам порукою: в глуши ощущения самороднее, независимее от наитий журнальных, и эти ощущения говорят в вашу пользу. Насчет пустынничества, не знаю, поздравлять ли или пожалеть вас: общество без людей – пески Пальмиры: они засыпают душу бесплодием, – но как не пожалеть, что нет людей, с которыми бы лестно было встретиться и полезно жить!! Я думал лучше о настоящей Москве; но, видно, она все еще Нащокинский…

Ты знаешь, Жорж, уступал ли я враждующей судьбе. Как же теперь подумать мог, будто я без борьбы отдался в плен любви? Нет, конечно, нет. Я строг к своим слабостям, я судил и удерживал себя, – но мой черед пришел – я падаю пред сокрушительною прелестью скудельного творения. О, как горько идти мне по широкому выгону воздыхателей, над которыми я всегда насмехался и которых названия страшился наравне с именем труса. Как стыдил я самого себя, что мужчина, солдат, не переводя дыхания, ждет одного ласкового…

Песня Батюшкова: «Прости», – передана очень мило, но иногда далеко от подлинника. Италианцы недаром говорят: «Traduttore – traditore», [5] и я в качестве кавалериста сержусь только на Боуринга, зачем он сделал удалого гусара плаксою, у которого потоки слез стремятся из потусклых очей. Bent o'er hi abre, torrent tarting From hi dim eye , the bold hu ar, etc. [6] 5 Переводчик – предатель (итал.). 6 Согнувшись над саблей, когда потоки слез струились из его тусклых…

— Так точно, ваше высокоблагородие! Капитан внимательно поглядел ему в лицо и отошел. Вечером он пришел с фельдфебелем в казарму и сде­лал в вещах у Сучкова обыск. Однако Сучков ожидал этого и все подозрительное припрятал. — Это что? Граф Салиас, «Пугачевцы». Ого! Какими ты книгами интересуешься! — Вполне легальная книга! — «Легальная»… Вот ты какие слова знаешь! Уме­ешь легальные книги отличать от нелегальных… А это что? — Дневник мой. Капитан Тиунов передал тетрадки фельдфебелю. —…

Эти решительные, короткие, так называемые мужские рифмы, эта мужественная энергия языка, этот стальной звон боевого меча в стихе… Вы с уверенностью говорите: конечно, это – Лермонтов. Есть некий час всемирного молчанья. И в оный час явлений и чудес Живая колесница мирозданья Открыто катится в святилище небес. Тогда густеет ночь, как хаос на водах, Беспамятство, как Атлас, давит сушу, Лишь Музы девственную душу В пророческих тревожат боги снах. Что-то странное, мало понятное, и…

Узнав о его предприятии, многие из его друзей увещевали его, да останется при своем месте, и да не предпочтет неверную стезю к почестям, ученость, покровительству своего начальника, и да не подроет тем основания своего возвышения. В делах житейских, говорили они ему, все зависит от расчета и уловки. Кто в них следует единому рассудку и добродетели, тот небрежет о себе. Благоразумие, а иногда один расторопный поступок далее возводят стяжающего почестей, нежели все добродетели и дарования совокупно.…

Быстро шагая по свежему похрустывавшему снегу панели, Надя думала о молодых людях, а в её ушах всё ещё звучала фраза о ландыше, выпавшем на улицу, и щекотала её чуткое самолюбие. Поравнявшись с углом улицы, она ещё раз невольно оглянулась и пристально посмотрела вдоль панели. В морозном воздухе, залитом электрическим светом, мелькали блестящие пушистые снежинки, по панелям двигались тёмные закутанные фигуры пешеходов, по улице взад и вперёд сновали сани, слышался говор, глухой и невнятный, слышался…

— Никак нет… Пленных ведём. — Как пленных? — Салтинцев, к наместнику приказано… — Много их? — Много, васкобродие… И наибы Шамилевы есть. — Куда ж ты вперёд поскакал? — Послал войсковой старшина, два дома под полон надо. Потому там и женщины ихние. — Это ещё откуда!? — Увязались за мужьями. Ну, генерал, что Салты уничтожил, — смиловался. «Пущай же, — говорит, — всей семьёй едут»… — Ты сам был в Салтах? — Точно так, васкобродие! — Поди, мало аула осталось? — Чистое место, —…

— Может быть, и сейчас! Что-то ёкнуло в сердце Амеда, но он тотчас же, с восточною покорностью судьбе, успокоился и ждал того, что должно было случиться… В конце Невский точно раздвинулся. Громадная площадь шла во все стороны, в поредевшем тумане блеснул адмиралтейский шпиц, направо выдвинулись массы величавого дворца и Главного штаба. — Это что, минарет? — Нет, — засмеялся офицер, — это Александровская колонна. — Зачем?.. Сверху кричат что-нибудь? Тот ему объяснил. Амед почтительно снял…

— Подобрались, негодяи!.. В прикрытии лежала полурота… Мигом поднялась она и, взяв ружья на руку, бегом направилась в гряде скал впереди… Точно взрыв — «ура»; несколько мгновений штыкового боя, — и рота залегла за занятыми ею скалами… Оказалось, что несколько крашеных бород из Салтов выбрались сюда и отсюда перебило на выбор нашу орудийную прислугу… Теперь канонада продолжалась уже безостановочно и беспрепятственно. Стена, окружавшая Салты, рухнула. С мечетью было кончено, и орудия били по старому…