Русская классическая проза

Паша Афанасьев сжал кулаки и задорно встряхнул головой. На лицо его падал свет, и темные глаза блестели восторгом и силой, и оттого ярче обозначались на этом лице бледные черты слабости и болезни. Лиза внимательно и доверчиво смотрела на него. - А то читаешь, как люди живут, борются, свое счастье куют... иной раз дух захватывает, так, кажется, и побежал бы впереди всех, а... ты только из книжки, сидя за чаем с вареньем, и узнаешь, что есть какая-то иная жизнь, не похожая на твое куриное прозябание...…

В семействе канатных фуникулеры занимают самую высшую ступень. Они вызывающе безопасны, предназначены для семейного отдыха и в целом не слишком выделяются на фоне прочих транспортных средств. То ли дело, например, горнолыжный подъемник. Здесь все напоминает о риске и романтике: утлое сиденьице, раскачивающееся над бездной, могучий склон с миниатюрными фигурками, одной из которых еще совсем недавно были вы; наконец, предвкушение очередного спуска и подъема. Впрочем, подъемник достаточно банален: его…

Бесстрастные библиотечные часы показывали половину десятого; Лиза схватилась за голову. За ее рабочим столом торжественно громоздилась Светлана Карповна, машинально перебирая в пухлых веснушчатых руках стопку незначительных бумаг. -- Опаздываешь, Маякина, -- горестным тоном произнесла она, словно бы Лиза опаздывала на ее, директрисины, похороны. -- Что ты себе думаешь? -- Ничего, Светлана Карповна, -- пролепетала Лиза, делая вид, что поправляет прическу. -- Я... я забыла завести часы. …

В один благой день, может быть, и вечер дядя Левонтий качал зыбку и, забывшись, затянул песню морских скитальцев, слышанную в плаваниях, — он когда-то был моряком. Приплыл по акияну Из Африки матрос, Малютку облизьяну Он в ящике привез… Семейство утихло, внимая голосу родителя, впитывая очень складную и жалостную песню. Село наше, кроме улиц, посадов и переулков, скроено и сложено еще и попесенно — у всякой семьи, у фамилии была «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала…

Прошли казарму, красную, с желтым вокруг окон. Взявшись за руки, прогуливались по двое и по трое солдаты. Над водоворотом толклись зрители. Играли на гитаре. Часовой зевал. Зайцевы поковыряли кочку – нет ли муравьев. Муж развернул еду. Молодые люди в золотых ермолках, расстегивая пуговицы, соскочили к речке. – Нырни, – веселились они, – и скажи: под лавкой. Смеялись: – Пока ты нырял, мы спросили, где тебя сделали. Дудкина прищурилась. Муж щелкнул пальцами: – Эх, молодость! – «Левой!»…

Обычно он был серьезен, настойчив, не любил шалостей и озорства. После занятий спешил домой, и всегда его видели за книгой. Дядя мой, Виссарион Гогохия, в квартире которого я поселился, переехал в дом Кипшидзе. Здесь же, во дворе, жил Иосиф с матерью. Их комната имела не более девяти квадратных аршин и находилась около кухни. Ход - со двора прямо в комнату, ни одной ступени. Пол был выложен кирпичом, небольшое окно скупо пропускало свет. Вся обстановка комнаты состояла из маленького стола,…

ЮНОША. А что потом? ЕЩЕ ОДИН. У нас много кастрюль. ЮНОША. А что мы будем класть в них? ЕЩЕ ОДИН. Ты прав. У солдат отца было много еды. ЮНОША. Со всеми вытекающими. ЕЩЕ ОДИН. И выходящими, а это главное. Хотя мы можем стрелять пустыми кастрюлями. ЮНОША (со злой насмешкой). Конечно, зачем они нам? ЕЩЕ ОДИН (не замечая насмешки). Вот именно. Есть еще стулья. ЮНОША (зло). Почему именно стулья? Я не буду сидеть на холодном полу! ЕЩЕ ОДИН. Другую мебель нам теперь не поднять. Но я обязательно…

2 Ройбен, как и все резники, был тучным мужчиной с большим животом и красной шеей, короткой и мясистой. На щеках у него пучками росли черные как смоль волосы. Холодный взгляд темных глаз говорил о том, что родился он под знаком Марса. Когда Ройбен увидел Ришу, владелицу самого большого поместья в округе, он смутился, и лицо у него стало красней обычного. Женщина поспешно подобрала зарезанного цыпленка и убежала. Риша вышла во двор и сделала кучеру знак поставить мешок с птицей к ногам Ройбена.…

Ирина Сергеевна не только не отрицала охоту вообще, но и сама не раз охотилась с мужем своим, Иваном Андреевичем Гиреевым, на волков и лисиц. Носиться с борзыми на быстром коне по дикому полю и чувствовать, как ветер свистит и справа и слева, а конь горячо дышит, волнуясь и радуясь заодно с седоком, это, конечно, настоящее занятие, достойное человека, любящего волю. Но целую неделю травить зайцев, забывая обо всем другом на свете, это мелко, это ничтожно. Поредевшая лесная опушка, в своем желто-красном…

Прошли какие-то минуты. Немногие - и бесконечные. Напряженные, длительные. Я смотрел с суеверным чувством на дверь магазина и ждал. Моя судьба решалась. Я что-то должен сделать. Или она, или я. Дверь магазина открылась, и Мелитта вышла оттуда. Она молчала, глаза ее были опущены, красивое лицо ее было бледно. Что-то печальное и упрямое делало выражение ее лица застывшим. Как я любил это лицо. Оно было боттичеллиевское, и одевалась она, словно одна из женщин Боттичелли. А это было давно, когда в…

Да и акустика здесь хороша, - отдаешь приказ, а слышно - далеко вокруг. В начале войны мы входили в такие вот города, а там - греческие домишки - один на другом. Не люблю я их, - глухие стены, узкие окошки, плоские крыши, а на них - балеарские пращники африканцев... Не один легион полег в таких городках, да теснинах, пока да нас не дошло - "Не входить в город"! Довольно пары тяжелых катапульт на высотах и мерзкие греки сами выносят ключи от их мерзкого города... Правда, для этого нам сперва…

Итак, я взял зажженные факелы и подал знак осветителю. Он должен был погасить все лампы, прожекторы, освещавшие меня, а в зале зажечь одну лампочку, чтобы резче выделялась сумеречная сцена и мне лучше был бы виден полет факелов. Однако осветитель почему-то выключил все лампы до единой. Факелы горели, во все стороны разбрасывая искры. Пламя было до того слабое, что я с трудом различал рукоятки. Но делать было нечего, пришлось работать вслепую. Помахал факелами, чтоб посильнее разгорелись и в лицо…

Но сегодня повезло. Он ел сосиски. Отрезал по кусочку, посыпал перцем, густо мазал горчицей и только тогда, предвкушая удовольствие, клал на язык. Да, жить можно. И все-таки странная грусть в последнее время завладела Тибриком. Зимой он особенно остро переживал свою бесприютность. Ночевал на вокзале или в пригородных поездах. Садился в поезда с дальними маршрутами до Ериков или Эрглей и спал по мере возможности: контролеры и милиционеры не очень-то дадут поспать. А поутру - обратно в Ригу. …

Артур устроился у печки на липовой колоде. Люди путешествуют при жизни, деревья путешествуют только после смерти. Пока соки бродят в жилах серебристые ивы ждут ветра у воды, осины - на проселке, липы - во дворе. Ветер, почтальон осенний, как желтые марки, клеит янтарные листья на хмурые лбы, одно мгновение - и золотая печать на лбу; люди путешествуют, как заказные письма, судьбой рассылаемые, а деревья-скромники вершат свое благое зеленое дело; ничего не сулят деревья, никого не обольщают, никому…

ДИНА: Перед свиданием со мной, ты почему-то не волнуешься! РОМА: А ты откуда знаешь? ДИНА: Может я подсматривала. Придешь домой, позвони. ДИНА уходит. Появляется старенькая БАБУШКА, она очень спешит, но тем не менее, движется очень медленно. Наконец она приближается к РОМЕ. БАБУШКА: Прости, миленький, извини, торопилась, бегом бежала. РОМА:(не обращая на нее внимания) Нет денег, бабуль. РОМА продолжает высматривать кого-то. БАБУШКА: Силы уже не те, думала бегу, а сама как…

Отец Леонид. Так. Герой. Я хотел рассказать... Вернее... Что я, видимо, грешен. Отец Леонид. Все мы страшные грешники. Я вас внимательно слушаю. Герой. Ну, во-первых, я сплю с девушкой Мариной. Вы ее только что видели. Отец Леонид. Страшный грех. Прости меня, Господи, прости. Герой. Такого поворота я точно не ожидал. Посторонний человек переживал за мои грехи. Я тут же поторопился выложить ему грехи остальные. А еще я занимаюсь онанизмом. Отец Леонид. Грех рукоблудия - страшный…

Я смотрел на тебя с молчаливым восторгом. Какая обстоятельность, расчетливость, скрупулезность, каждая копейка на счету. Ну да, конечно, это в крови. Там работал сметчиком в строительном деле. Казалось, подумаешь, не бог весть что. О нет, таки, - нечто! Никто с дипломом там не мог вершить то, что ты, который его не имел, но проворачивал все, что только можно и то, что даже было невозможно, по всей громадной стране на уровне министерств и ведомств. А здесь. Возможно ли мечтать об этом. Хотя всего…

Заключил он весьма щедро. Тем временем, самый умный продолжал смотреть на заворожившее его в газете слово "Чечня", будучи совершенно отрешенным от разгоревшегося спора. У него уже в голове созревалаблестящая резолюция по обсуждаемому вопросу. Он ведь около семи лет был неизменным секретарем самого секретаря парторганизации и достаточно хорошо набил на этом все свои умственные способности. - В нашей прекрасной стране, - сказал самый осторожный, - и так средний возраст, дай бог России половину…

МАША. А лицо? Все смеются. ОЛЬГА. Будет жирное лицо. МАША. Правильно, Оля. Но все-таки мы так и не обмыли до сих пор наши шубы. Давайте, а? МАРК. А чем обмывают шубы? ИРИНА. По-моему, все обмывают водкой. МАРК. А какой водкой? Я, кстати, ни разу у вас в клубе не пил водки. ИРИНА. Тем более, есть повод. Давайте выпьем "Абсолюта". МАРК. Ну, может быть, русские шубы надо обмывать русской водкой? МАША. А я хочу текилы. ИРИНА. Ну что, текилы? МАРК. Ну давайте текилы.…

Попытки довести уровень сложности мира, основанного на иных законах, до уровня сложности современного - единичны. "Магия Inc" Хайнлайна, "Дочь железного дракона" М. Суэйвика - список может продолжить сами, в нем вряд ли будет больше десятка наименований. Подавляющему большинству кажется достаточным уровень какой-то прошедшей технической революции, хоть и магической, (будь то начало применения металлов, изобретение паровой машины или самолета - вернее их магических эквивалентов)…