Сказки

— Сведу-ка я Куро, может, обменяю его на лепёшки. — Что ты, что ты! Любимого коня менять на лепёшки! Поглупел ты совсем с годами, — возразила старуха. — Больно стар я стал. Не прокормить мне коня. Отдам его людям — ему же на пользу. — Всё равно не пущу. В такой снегопад не пройти тебе, в ущелье свалишься или поле чужое истопчешь, чего доброго. Сиди дома. Так старуха говорила, но не внял ей старик, на своём настоял! — Отстань, старуха! Для его же счастья стараюсь, — сказал он и увёл коня в снегопад.…

— Да, да, — подхватила Маринетта. — Если слушать Альфонса (так звали кота), то надо весь день спать. Кот спорить не стал, и девочки продолжали беготню. Посреди стола стояло фаянсовое блюдо, ему было лет сто, и родители им очень дорожили. Гоняясь друг за дружкой, девочки схватились за ножку стола, стол пошатнулся, блюдо соскользнуло, упало на пол и разбилось вдребезги. Кот, по-прежнему сидевший на подоконнике, даже головы не повернул. — Альфонс, у нас блюдо разбилось. Что делать? …

«Но что это со мной? — подумал он. — Ноги словно ватные». Поразмыслив, он понял, что вдруг подобрел. Таким стал добрым и хорошим, что никогда больше не сможет есть детей. Волк склонил голову набок — все добрые так делают — и заговорил снова, ласково-ласково. — Мне холодно, — сказал он, — и у меня болит лапа. Но главное, я добрый. Если бы вы открыли мне дверь, я бы обогрелся у плиты и мы целый день провели бы вместе. Девочки изумленно поглядели друг на друга. Они и не подозревали, что волк…

— Да он же не понимает по-итальянски! — А ты скажи ему волшебное слово — «хуг!» — Хуг! — сказал Джип. Но у Бесстрашного Орла были дела поважнее — он освобождал из плена свою дочку с длинными чёрными косами. — Хуг, хуг, — робко повторил Джип. — Громче, ты же еле пищишь! — возмутился Флип. — Признавайся честно: испугался? Все болельщики «Интера» — трусы. — А храбрые болельщики «Милана» преспокойно посиживают в кресле. Хвастунишка. — Ах так! Вот выключу сейчас телевизор, тогда будешь знать.…

— Отже, перед тобою відкривалися три чудові можливості. Шлюб з дочкою нашого північного сусіди дозволив би заручитися потужною військовою підтримкою, що аж ніяк не завадить у нинішні неспокійні часи… — Але відтоді я брав би участь у нескінченних воєнних походах нашого північного сусіди на правах васала, — заперечив Костандіс. Король зиркнув спідлоба на сина, помовчав трохи і продовжив: — Ну, припустимо… Проте чом ти не обрав дочку нашого південного сусіди?! Адже він торгує з усім світом, його…

А где её разыщешь? Министр бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из придворных, к которым он обращался, ничего не слыхал о соловье. Тогда министр снова прибежал к императору и заявил, что сочинители, верно, рассказывают сказки. — Ваше императорское величество! Не верьте всему, что пишут в книгах! Всё это одни выдумки, так сказать, чёрная магия! — Но ведь книга, в которой я прочёл о соловье, прислана мне могущественным императором Японии, в ней не может быть неправды!…

Пробило двенадцать. Щёлк! — табакерка раскрылась. Там не было табаку, а сидел маленький чёрный тролль; табакерка-то была с фокусом! — Оловянный солдатик, — сказал тролль, — нечего тебе заглядываться! Оловянный солдатик будто и не слыхал. — Ну постой же! — сказал тролль. Утром дети встали, и оловянного солдатика поставили на окно. Вдруг — по милости ли тролля или от сквозняка — окно распахнулось, и наш солдатик полетел головой вниз с третьего этажа, — только в ушах засвистело! Минута — и он…

— Ну, лошадь! Лошадь горестно вздохнула: — Помогли бы мне подняться! А в ответ ни звука. Огляделась лошадь, а вокруг ни души. Каждый по своим делам поспешил. Пешком-то дальние концы! Лошадь сама кое-как поднялась, сама еле-еле до дома добралась. И травинки лесной даже не попробовала. А в лесу о лошади сразу забыли. Чего помнить, раз не возит? Воробей — не лиходей Не сказка сказывается, Не диковинка складывается, Не песенка поется, А быль богатырская затевается. Повстречались однажды…

– Папаша вернулся с прогулки и требует завтрак к себе в кабинет. – Требует к себе в кабинет? – Ты изумлен. – Да, – отвечает фрейлейн Анна, или фрейлейн Аннхен, как ее все зовут, – да, папашин кабинет там, наверху, в башне и он кричит в трубу. И ты, любезный читатель, видишь, как Аннхен тут же отворяет узкую дверь башни и бежит наверх с тем же холодным завтраком, каким ты сам только что насытился, – с изрядной порцией ветчины и хлеба и крепкой свекольной настойки. С такой же поспешностью она возвращается…

— Поди сюда, — сказала Таффи, обращаясь к Незнакомцу. — Знаешь ли ты, где живёт моя мама? Незнакомец ответил: «Гм», потому что он был, как ты знаешь, теварец. — Глупый! — сказала Таффи и топнула ножкой, потому что увидела, что по реке плывёт целая стая больших карпов, как раз тогда, когда отец не может запустить в них копьём. — Не приставай к старшим, — сказал Тегумай не оглядываясь; он был так занят починкой копья, что даже не взглянул на Незнакомца. — Я не пристаю, — ответила…

«Мама велела сидеть дома», — подумал Алёшка, скатываясь с лестницы. Он сунул руки в карманы и вразвалочку направился к скамейке, заодно отшвырнув ногой продавленный полосатый мяч. Хвать — и поднял записку. Как Алёшка вернулся домой, он не помнил. Записка жгла ему руку. Он развернул её и прочёл торопливо, вкось написанные слова: «Когда пробьёт двенадцать часов, залезай ко мне в окно. Тётки дома не будет. Я тебя жду. Елена». Вот что было написано в записке. Алёшка задохнулся. Что-то стеснилось…

Хомо заскучал и ничего на это не ответил, решив, что его новый знакомый, видать, немного не в себе и лучше ему не перечить. Ворон еще раз покосился на оттопыренные уши Хомо и сказал: — А вообще-то, просто Ух, друзья могли бы называть тебя просто Лопух. — Но, но! — сердито ответил Хомо. — Ты смотри мне там, на трубе, — а то я и кирпичом могу присветить. — Эва, какой ты обидчивый! — миролюбиво каркнул Ворон. Это несколько затянувшееся церемонное или, скорее, бесцеремонное знакомство неожиданно…

А двенадцать сторожевых дубов простирают над нею ветви, чтобы защитить ими от солнечных лучей и жары свою королеву… * * * Всем хороша и радостна жизнь Сказки в ее зеленом царстве. Всем хороша, только… Одно горе у прекрасной королевы, большое горе! Есть у Сказки дочка Правда-королевна. Вы думаете, что такая же она красавица, как и ее мать? Нет! Вы думаете, что у нее, как у ее матери, глаза сверкают, как звезды, и глубоки, как волны лесного озера? Нет! Вы думаете, что лицо у нее цежное и румяное,…

— Фф-р-р-р! Пы-ы-ых! — зафыркало и запыхкало над самой её головою. Фф-р-р! Пы-ы-ых! Лисица, долго не думая, как подпрыгнет, как побежит: по пням да по корчам, по кустам да по зарослям… Только хвост пушистый мелькает, следы заметает. Ёжик только что перед этим возвращался домой с Берёзовой горы и, как обычно, чтобы сократить дорогу, катился клубком, — где подскоком, а где боком. Вот во время такого забавного путешествия он и не заметил, как очутился на спине у лисицы: она стояла как раз под самою…

 Дома же здесь, если их можно было бы так назвать, представляли собой временные, незамысловатые постройки из дерева в один этаж, с мизерными оконцами, глядя в которые, невольно закрываешь лицом весь поступающий через них свет. Таких домиков насчитывалось около двадцати, но, в зависимости от того, как менялись семейные отношения внутри общины, их количество могло быть больше или меньше уже к следующему месту расселения. Кроме того, несколько десятков обозов стояли тут и там по всей деревне, а…

Но однажды летом она прервалась. Смерть для кого-то всегда жизнь и начало чего-то нового. Старый лорд, главенствующий в совете знати на этих землях, отошел в мир иной, не выдержав испытания выпивкой и долгими ночными заседаниями, и на смену ему пришел его сын, принявший его титул одним распогодившимся дождливым днем. Сын его долгое время был в отъезде, и сейчас никто не знал, как он выглядит, его особенности и привычки, не все знали даже его полное имя, но его состояние с легкостью перекрывало недостаток…

Всем хорош крупноблочный дом! Но самое главное - он учит жильцов преодолевать трудности! Вот в таком доме, на третьем этаже, жил Зайчик. Семья Зайчика была небольшая, но трудолюбивая. Мать его, Зайчиха, работала воспитательницей в детском саду. А папа, Заяц, врачом в детской поликлинике. И папа, и мама воспитывали и лечили чужих детей. На собственного сына у них не хватало времени. Вот и приходилось Зайчику самому о себе заботиться. Мыть руки перед едой, варить суп из пакетиков, чистить ботинки…

Возвращаются девять утят, Вперевалку выходят, спешат. Только младший вернуться не хочет, Машет крыльями, голову мочит. Увидал плавунца — и нырнул. А наседка кричит: — Караул! Самый младший сынок утонул! Вот и вышел утёнок десятый, Да ушли остальные утята — Друг за дружкой цепочкой идут И в другой направляются пруд. Добежать им осталось немножко. Вдруг навстречу — усатая кошка. Притаилась она за травой, Только водит слегка головой, На утят ковыляющих…

Видят министры: король все что-то про себя бормочет, головой качает да руками у себя под носом водит — здоровенные усы показывает, — и в толк никак не возьмут, к чему бы это?! Наконец государственный канцлер духу набрался и напрямик короля спросил, что это с ним. — А я, — говорит король, — вот над чем задумался: что это за Неведома Зверушка: глаза у нее изумрудные, да никому их не украсть, лапки бархатные, да не стопчутся, сама невеличка, а усы богатырские, и есть у ее шестнадцать…

Морис Карем — известный во всём мире бельгийский поэт и писатель, обладатель многих международных премий и званий, в том числе титула «Король поэтов». Если бы нужно было написать рецензию, состоящую из одного предложения, на его сказку «Королевство цветов», то лучше всего было бы воспользоваться формулировкой из Большой советской энциклопедии: «Для Мориса Карема характерно жизнерадостное видение мира». Сказка светлая, яркая, прозрачная. Кажется, было бы недоразумением, если бы у Мориса Карема не…