Современная проза

– Фантастика! – я практически кричал в ответ. – А когда можно забирать? – Синьор Глускер, есть одна проблема. Взять «Фиат» можно только сегодня вечером, так как через три дня его в обязательном порядке нужно вернуть. И, напоминаю, это под личные гарантии синьора Торкьо. Нам вас ждать сегодня? «Черт!» – хорошо, что я грязно не выругался по-итальянски. Думай, Вадим, думай! У меня же билет до Рима. Как я попаду, а главное, успею сегодня вечером в Турин? Я это говорил, скорее, сам себе. Госпоже Катанья…

Глава 1 Верните себе детское восприятие мира, и вы поймете, почему стали именно теми, кто есть сейчас Какой я всегда видел мечту? В первую очередь для меня она была чем-то в итоге осуществимым, идеально сбывшимся, без всяких подвохов. Для меня между мечтой и целью всегда стоял если не знак равенства, то эквивалентности, по крайней мере. Разница в этих понятиях заключалась лишь в том, что добиваться своих целей я хотел или пытался сам, а вот мечты, как я рассчитывал, должны снисходить…

Там, где немеет в муках человек, Мне дал господь поведать, как я стражду. Погруженный в невеселые думы старец едет в дорожной коляске и с волнением ищет ответа на осаждающие его вопросы. Еще сегодня утром во время «шумного прощания» Ульрика вместе с сестрой подбежала к нему, юные, любимые уста поцеловали его, но был ли то нежный поцелуй, или только дочерний? Полюбит ли она его, не забудет ли? А сын, невестка, с нетерпением ожидающие богатого наследства, допустят ли они этот брак? Не станет…

– Пристегнись, дура! – я отвесил ей лёгкий подзатыльник. Её солнцезащитные очки слетели на пол. Она пристегнула ремень и взглянула из-под светлой прямой чёлки, навалившейся на глаза. Солнце слепило, но она даже не сощурилась. – Я хочу жить, – прошептала она. – Я хочу жить. – Мы не упадём. Прикрой голову руками. – Я хочу жить. Мне страшно. Сделай что-нибудь. – Я делаю. – Сделай что-нибудь! – заорала она. – Сделай что-нибудь! Сделай!…

Славик обеими ладонями похлопал себя по груди, стряхивая пыль с домашней курточки. – Ну и где же ты? Как большинство тихих, неконфликтных людей, сердиться он умел по пустякам. Пришла Сонечка, посмотрела на взъерошенного мужа, оценила масштабы беспорядка, ничего не сказала. – Вот, Соня. – Последние годы Славик редко называл жену уменьшительным домашним именем. – Посмотри, что это. – А? Славик запустил пальцы в пегий венчик на голове, качнулся и промолчал. Бессмысленные…

Она развернулась, и рука ее замерла в воздухе, уже готовая отвесить пощечину. Я завопил, она остановилась — рука задрожала, не решаясь ударить и не в силах уступить. Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша. И тут словно что-то пролетело меж нами — и ее лицо стало каменно непроницаемым. Не знаю, что это было, не могу подобрать точного определения. Стоило мне начать всхлипывать, она хватала джинсовую куртку и уходила. Раньше меня никогда не оставляли одного, даже на пять минут, но я понимал, что…

Летом самыми любимыми местами наших игр были родившиеся еще в середине девятнадцатого века баржи-утюги, доживавшие свой век на мелкой воде. Одни еще громоздились огромными серыми глыбами-казематами, другие торчали на берегу, напоминая выбеленными солнцем ребрами-шпангоутами скелеты первобытных динозавров, нарисованных в наших книжках. Позже в школьном коридоре на тумбочке появился кусок бивня настоящего мамонта, найденного почти в сохранности одним незадачливым трактористом. В дальней дороге у него…

Красній Армії вже не буде кудою йти. І тоді можна буде жити спокійно. Тато вмикає радіоприймач на всю потужність, бо йому здається, що так він більше почує. Більше чути тільки ревіння і свист глушильників. Тато нервово бігає по кухні, в одній руці в нього хліб із маслом, у другій — горня з розчинною кавою. Бабуні не подобається, що тато такий нервовий, вона каже йому: «Сядь, поїж спокійно, чого туди-сюди носишся?». Тато відмахується від Бабуні, лівим вухом він майже притулився до радіоприймача,…

   Да и страница его стала совсем другой: в Клубе одинокий сердец сержанта Пеппера было 1001 Друзей, он уже не ждал сообщений от голозадых Орловых – Алмазовых, - 200 Лучших Друзей регулярно забрасывали его открытками с пожеланиями, клипами, разной попсой. Он аккуратно все лайкал и всем писал спасибо :), потом удалял – чтобы не нарушался концепт. Ежики и зайчики на странице ему были не нужны – оставлял он посты с пожеланиями, которые выглядели эротично. Казалось бы – ну что может быть эротичного в…

Перед ним, под пальмой, лобастый скелет. Студенты — молодые, сильные, модные, преподаватели — чинные, знающие себе цену, иронически оглядывают его, неряшливого, седоголового, в не по возрасту потертых джинсах, цепенеющего перед скелетом. Феликс не видит их. Медная табличка средь плоскостопных конечностей гласит: «Василий Васильевич Федуличев завещал свой труп науке, он и после смерти служит человечеству». Он — это его отец, Феликс не сомневался в этом, ибо он один знал происхождение маленькой дырочки…

- Вот, посмотрите внимательно, как работает наша доблестная милиция. И это квартальный отчет? Юлбарисов, что вы в рот там такого набрали? Ответьте нам. - Ничего не набрал. - Я не про ваш рот, про отчет ответьте, чем вы занимались там в течении квартала? - Отчет. Отчет у нас прошел очень плохо. Дело в том, что мы проводили до этого рейды по борьбе с наркоманией. Разработали плановые мероприятия, для этого ранее репрессированных прежним режимом карманников реабилитировали и привлекли к сотрудничеству.…

Московська ніч. Привиди студентів блукають жовтими коридорами. Тут було багато наших. Був покійний Гриць Чубай, ми пили з ним вино та співали українські пісні. Тепер я співаю з Тарасом, його сином. 11 жовтня 1980 року ми сиділи в одній із кімнат цього гуртожитку, пили, співали і читали свої вірші. Нас було багато тоді, але я запам'ятав чотирьох: Володимира Кашку, Миколу Туза, Анатолія Сазанського і Грицька Чубая. Розмахуючи довжелезними патлами, я читав тоді вірші про реальну любов до небезпечної…

Наши с ней рамки дозволенного были размыты, словно песочная стена после ливня. Мы делали такие вещи, о которых в детских книгах не напишут даже самые отбитые контркультурщики, хотя возможно найдутся и такие. За пределами стен нашего дома была одна жизнь, а внутри дома, в спальне – совсем другая. Кураж, не имеющий формы, ограничения, приличия. И всё это лишь давало пищу нашей системе жизни, подпитывало её настолько сильно, словно это было озеро посреди пустыни. Я любил её всю, любил до мозга костей,…

Ночной сторож сидит на скамейке возле мельницы. Он спит. Спит с открытым ртом. Под скамейкой светятся глаза его пса. Руками и коленями Виндиш подтаскивает мешок и прислоняет к стене мельницы. Собака поглядывает на мешок и зевает. В ее белых зубах притаился укус. В замочной скважине поворачивается ключ. Между пальцев у Виндиша клацает замок на двери мельницы. Виндиш и сейчас отсчитывает. Прислушиваясь к биению у себя в висках, он думает: «Моя голова — часы». Ключ он сует в карман. Собака поднимает…

Да, три кило с мелочью, ни больше ни меньше, теперь это становилось чем-то весомым, было чем гордиться, из-за чего пить успокоительное. И как мне было оставаться безучастным, когда другие приукрашивали свою молодость и бог весть что о себе воображали, с каждым днем все больше раздувая риск и опасности, которым якобы подвергались, а я вот замкнулся в упорном нежелании что-либо предпринимать, обрек себя на безвестность. Словно все мое прошлое забылось, исчезло, погребенное под грудами архивных дел,…

— При­вет, — изу­ча­ющий взгляд зе­леных глаз и еле за­мет­ная улыб­ка. — При­вет, — ти­хий ше­пот и тем­пе­рату­ра вы­ше нор­мы, прош­ла ми­мо и скры­лась из ви­ду. Ей всег­да не хва­тало сме­лос­ти на боль­шее, но де­вуш­ка ни­чего не мог­ла с со­бой по­делать. Она бо­ялась и пе­режи­вала, что мог­ла выг­ля­деть не­лепо в его гла­зах, но без по­пыт­ки ведь ни­ког­да не уз­на­ешь ре­зуль­та­та. Мы бо­им­ся со­вер­шать ошиб­ки, хо­тя толь­ко на них мы и учим­ся — прав­да жиз­ни. К со­жале­нию,…

Передо мной едет какая-то парочка, которая перед каждым светофором целуется и не сразу трогается на зеленый свет. Мы тащимся еле-еле. Прямо перед моим капотом дорогу переходит девушка в белом топике, с голыми плечами, руками и шеей, в то время как другие прохожие идут с поднятыми воротниками и кутаются в пальто. Все в ней какое-то крепкое, сочное — цвет кожи в лучах моих фар, ее раскинутые в стороны руки, не говоря уже о размашистой походке; и тут она вдруг, прямо посреди дороги, берет небольшой…

— Нет, всё нормально, — мужчина обвёл всех взглядом, — спасибо, что приехали за столько километров, чтобы посмотреть на наш ВУЗ. Идёмте, — сделав широкий жест рукой, он открыл дверь аудитории, — будем знакомиться! Пройдя в помещение, молодые люди молча оглядывались по сторонам. — Наташ, — добродушного вида парень, с широкими чертами лица и светлыми, волнистыми волосами, чуть приотстав от одноклассников, шепнул на ухо белокурой хорошенькой девушке, — давай, сбежим? — Куда? — она удивлённо…

К своей тетушке и опекунше — которую многие сочли бы весьма и весьма соблазнительной, хотя ей и перевалило уже за сорок — юный де Бозеан по воле своих только-только пробудившихся чувств испытывал смутную страсть, для выражения каковой его робость не оставляла иных возможностей, помимо непоколебимого повиновения и преданности. Недостаток симпатии мадам де Палансе в отношении своего племянника мог смешиваться в его глазах со своего рода строгостью, коей требовали приличия и обычаи тех суровых времен:…

И трогательные, почти детские общие тетрадки в черепах и цветочках, жирно подписанные маркером «David Abramovich» именно там, по тому самому краю «встречи» всех страниц, где и она в детстве тщательно наводила шариковой ручкой «Софья Черкасова». «Давид Абрамович? Какой такой Давид Абрамович? Давиды Абрамовичи не ведут общих тетрадок в цветочек и черепа!.. Дура ты, Сонечка! Конечно же это тетради никакого не Давида Абрамовича, а Дэвида Абрам'oвича! Валериного сына. В Америке ты. Все еще в Америке!»…