Юмористическая проза

— Чего ты там делаешь? Ведь погода прекрасная, тебе положено быть здесь. Она подняла голову и увидела, что наверху, под самой тряпкой, которой была завязана банка, сидит большая древесная лягушка, а рядом с ней еще одна, постарше. Та воскликнула: — Дурочка, готовься ко всему, тебе придется предсказывать погоду. Но тут раздался голос первой лягушки: — Оставь ее; она даже не знает, что, если погода хорошая, надо лезть наверх. — А когда пойдет дождь, она нарочно полезет наверх, вот увидишь, —…

Мы смертны. Никто еще не жил вечно, даже в сказках. Ну, кроме Кощея Бессмертного, да и того угробили, поскольку выяснилось, что смерть его была просто отделена от Кощеева туловища. Самые умудренные помнят: она находилась в иголке, а иголка — в яйце, а яйцо — в утке, причем не в больничной, а в настоящей… Отчего же даже в самых наиволшебных сказках их неизвестные авторы не решаются дать герою бессмертие? Максимум — счастливую и богатую жизнь и смерть одновременно со своей самкой: «они жили долго…

Наилучшие ученики класса состояли в этом обществе, и да­же любимчики учителей, носившие им тетради с письменными работами домой для исправления. Один списывал у другого, один другому подсказывал, а когда они несли к квартире учи­теля тетради с заданиями, захватывали с собой чернила и перо и где-нибудь в подворотне исправляли то, что еще удавалось исправить. «Чертово копыто» расставляло свои ужасные таинственные сети на уроках   латинского   и   чешского, истории, естествознания, математики. …

АТАМАНСКАЯ ПОМОЩЬ В РОДАХ Официантка Елена Д. рассказывала, что супружество её было бесплодным. Она обращалась к разным мужчинам, но они ничем не могли её обнадёжить. Особенно часто она молилась Атаману Козолупу, потому что помнила о чудесно дарованных Ему мужских Достоинствах.  Однажды во сне она увидела Атамана в цветущем огороде, и он с сияющим лицом протянул ей спелую морковку, говоря слова утешения, которые она не запомнило, но совершенно ясно поняла, проснувшись, что у неё родится…

Вошь — страшно демократическое создание. Она добралась и до законоучителя. Одолела всех приютских служащих. Кухарок. Слуг. Директор просто голову потерял Бродил как помешанный. Совсем спятил от отчаяния. Переходил из одного публичного дома в другой и после пяти посещений стал повторять вслух: — Зверье! Зверье! Говорил непристойности, хвастал, что воспитал для себя двух хорошеньких сироток, этаких толстеньких пареньков… Дошел до того, что сопровождал эти речи гурманским причмокиванием… Патер…

— Я слышал о парнях, — сказал Брончо Лесзерс, — которые навеки обвенчались с опасностью. Умри я на этом месте, если Боб Бекли неповинен в многоженстве, обвенчавшись со всеми опасностями. — Особенность Боба та, — вставил Ньюсес Кид, — что у него нет настоящей тренировки. Он никогда не знал, что такое страх. А человек, который хочет прочесть свое имя в списке оставшихся в живых, должен знать чувство страха. — Бекли, — пояснил третий стражник, уроженец Востока, получивший некоторое образование, —…

Поставив перед собой этот вопрос, господин цензор в своей лекции ответил на него быстро и остроумно. Потому что у этих людей нет воды в голове. У человека, имеющего в голове воду, ум многим быстрее, чем у людей без оной. Недаром говорят: вода точит разум. Поэтому суждения цензоров значительно остроумнее, чем у людей без воды в голове. И в этом случае господин цензор представил доказательства из собственной практики: люди без воды в голове наивно печатают то, за что они, будь у них в голове…

Только и оставалось ему мечтать, что Старик вдруг расщедрится и даст солидную прибавку. Впрочем, с таким же успехом он мог вообразить, что Стелла вдруг пустится вплавь через Ла–Манш, подхватив одного малыша под левую руку, а другого — под правую. Не было у них денег даже на кино, да и ребятишек с кем оставишь? Поэтому Стефен и Стелла сидели по вечерам дома и читали книги из городской библиотеки. А приносил Стефен всё поэтические сборники, и часто, когда Стелла шла спать, сам принимался сочинять…

В.  Как взглянуть? О.  Не отводя глаз. В.  Все ли ненаглядные подобны белокурым викингам? О.  О, нет, увы, не все. Встречаются среди них и пригожие парни, чей волос, как смоль, и кто отдал щедрую дань увлечениям юности. Они могут соблазнить невинную девицу, и бес–искуситель — в их глазах. Всё же нет среди них негодяев. В решающий момент они способны обуздать страсть, дабы не разрушить нежных чувств своей ненаглядной. Сердце у них золотое. Они подобны драгоценному камню, брошенному в грязь.…

А другой пишет: «Я банкрот. И смеяться я разучился. Мой замок печальный в руины превратился. Мне куда-то уйти теперь надо, лишь будет допета баллада!» Куда он пойдет, об этом поэт не говорит. Он просто отойдет от своей ободранной халупки, повернется к ней спиной и сразу же остановится, чтобы люди не думали, что он уходит и что поворачивается при дневном освещении: «Здесь тьма, вдали же кто-то плачет, и над руинами заходит солнце там!» Носовых бы платков молодым поэтам, и побольше, чтобы было чем…

С глубоким уважением доктор медицины И. Кржемек». — Да, — воскликнул доктор, закончив письмо. — Мой новый метод! Тут он стукнул кулаком по столу так, что чернильница подскочила. Барышня опять появилась в дверях. — Ах, папочка, ты ужасно шумишь, неужели нельзя обойтись без этого? — Милое дитя, — ласково сказал доктор. — Я пишу письмо пану Глузе, частновладельцу из Рожкова, который приедет ко мне лечиться… Барышня покраснела. — Это имя мне ничего не говорит, — пролепетала она…

Японец достал из футляра переносной пульт с двумя кнопками: красного и голубого цвета. Затем, спросив раз¬решения, он надел на голову Валентина Игнатьевича легкое металлическое кольцо с серебристыми рожками и сказал: — Резим с осюсениями. Голубая кнопка — полозительные эмосии, красная кнопка — отрисательные эмосии. Полюцаеца осень больсёй удовольсай. В это время на экране появились парашютисты. Они парили в небе в свободном полете, не спеша раскрывать парашюты. Гладков, волнуясь, нажал голубую…

— Чего ж не верить,— согласился вахтер,— от такой жизни и я б озверел! На двадцать первый день Волобуев перестал говорить. На двадцать пятый у него появился хвост. Ровно через месяц Фурсов доложил Ученому Совету об успешном завершении первого этапа эксперимента. Бывший Волобуев сидел под прозрачным колпаком, защищающим его от инфекции, ел апельсины и разглядывал членов Ученого Совета. Фурсов комментировал развешанные фотографии: — Модест нервничает. Модест доволен. Модест смеётся. Модест…

Всеми добродетелями обладал Карел Махитка. Их и до утра не перечесть. Помимо добродетелей религиозных и гражданских он отличался еще необычайной сдержанностью в вопросах любви и целомудрием в полном соответствии с требованием шестой заповеди «не прелюбодействуй!». Причем это высоконравственное убеждение он исповедовал не только теперь, по выходе в отставку в возрасте шестидесяти лет, но пронес через молодость и зрелые годы Он был ярым сторонником безбрачия, следовать которому рекомендовал всем…

Он пошел осматривать монастырское хозяйство, этот славный игумен-хлопотун. Навестить поросят в хлеву: как они себя чувствуют? Вчера они выглядели очень плохо. Отец Леонардус подозревал, что монахи, тяготясь наложенным на них постом, добрались до каши из отрубей, предназначенной свинкам, и питают ею свои грешные утробы, гневя бога и обкрадывая бедных тварей. За последнее время свинки заметно похудели. Это были уже не прежние славные круглые бочонки, такие розовые, аппетитные, что отец Леонардус…

Но равнине разносилось: бим-бам, бим-бам… II. ЦЫГАНСКАЯ ПОЭЗИЯ Взошла луна, багровый шар все явственнее выступал из мглы, бледнея, и вот уже белым светом залило степные травы. Цыган Барро следил за восходом луны. Он стоял, то покачивая головой, то кивая: луна поднималась все выше и выше, и казалось, цыган вполне ее одобряет. Давненько не видел ты этого, — промолвил молодой цыган, сидевший рядом на земле, — В тюрьме ты на небо не смотрел. — Да, отсидел-таки три месяца, — ответил…

Господи на небесе́. Не твори ты чудесе́ ! Стоит дуть в твои мехе́ Для дурацкой картохе́! Ты б чудесил для себе́, Картофь растет и без тебе́ ! Юрайда взбунтовался, зашумел: — Чего и ждать от вас, все вы лютеране и язычники! А теперь я сам петь буду! И он с ужасающей истовостью заголосил: Мораву никому от веры но отторгнуть. Наследье отчее нам сохрани, господь… Его отбытие было молниеносно и великолепно: на лету он опрокинул…

Все же дурной пример заразителен, и тщетно пан патер после ночи, проведенной с ее светлостью в неусыпном бдении, особенно гневно обличал порок: люди не ходили в костел, не перегружали записями о крещении церковную книгу и не стремились получить благословение божье и заплатить за это благословение служителю божьему. Обычно какой-нибудь парень просто говорил: — Ну, девка, давай переселяйся ко мне! И глядишь, уже живут вместе, к ужасу ее светлости княгини и пана патера, которые живо представляли…

– Мы вам вживим в десну полоску стали, – пояснила с той же нежностью блондинка помоложе, – а на нее навинтим новенькие зубики. – А я бы перед тем, как вырвать, ультразвуком их почистила, – мечтательно сказала первая. Но засмеяться я не мог. Блондинка помоложе улыбнулась. И коллегиально, и конфузливо. – Сперва надо разрезать очаг воспаления, – сказал худой мужчина в толстом свитере, бестактно оборвав мечты и звуки. – Идемте в мой кабинет. Неловко уползая с комфортабельного полуложа, я благодарственно…

— Тры кроны за слова, — кажа гэны Філіпэк зусім сабе спакойна. — А колькі б каштавала экспрэс-тэлеграма ў Ганконг? — зноў пытаюся я. — Трэба пашукаць, — кажа Філіпэк, падымаецца і паварочваецца да стэлажа. І пакуль ён гартае старонкі з тымі сваімі тарыфамі, стоячы да стала спінай, я праціскваюся плячыма праз акенца, дацягваюся рукой да шуфляды з грашыма і адчыняю яе. Трэба сказаць, адчынілася яна досыць лёгка і ціха. Ага, думаю, дзякуй, гэта мы спраўдзілі: значыцца, вось як усё магло адбыцца.…