A moongate in my wall: собрание стихотворений

Харбин, декабрь 1920 г.

258. О вере

Не верь словам, не верь преданьям: Они способны и солгать. Поверь одним своим страданьям. Когда умеешь ты страдать. Одно лишь горе не обманет, И, если сразу не убьет, Как в нем душа твоя воспрянет И вера в Бога оживет! Нет, вера света не боится: Ищи ее своей душой! Она лишь тверже укрепится И будет вечно жить с тобой.

1920 г.

259. Старый волк

Небосклон темнеет понемногу. Только снег по-прежнему блестит. Старый волк выходит на дорогу И кругом задумчиво глядит. Хвост поджал и, морду подымая, Вдруг завыл голодный хищник зим. И от лесу эхо, отвечая, Пронеслось протяжное над ним. Высоко над ним луна горела. Тишина царила над землей; Леса тень причудливо синела На снегу широкой полосой. По поляне тихо волк ступает. По снегам глубоким путь далек, И в глазах его порой мелькает Мучит голод хищника лесного. Третью ночь добычи не найдет… А едва заря займется снова. Старый волк обратно в лес уйдет.

Январь 1921 г.

260. «Глубоко в душе — часовня скрыта…»

Глубоко в душе — часовня скрыта; Ветхий попик тянет ектенью. Я на мир сегодня не сердита, Я сержусь на глупость на свою. Щеки впали, и косички тощи. — Переживший детство попик мой — Это ты ли, или только мощи. Со святыми, отче, упокой? Я твоей молитвы не нарушу. Где иконы в келейке ветхи. Помолись за чающую душу. За мои тяжелые грехи!

13 апреля 1921 г.

261. Картинка (Скаутское)

Тихо капает дождик, стихая. И на лужах дрожат пузыри, Над палатками день, умирая. Гаснет в блеске вечерней зари. Над рекою палатки белеют. Лагерь спит у заснувшей реки; Угольки на кострах еще тлеют, И на небе горят угольки. Из-за дерева птица ночная Поднялась и, шумя, на лету За березу крылом задевая. Унеслась глубоко в темноту. Часовой, подпираясь рукою. Возле флага присел на бревно… Сонный лагерь над сонной рекою … А вверху и свежо и темно…

Июнь 1921 г.

262. Мысли [151]

Искусство? О, оно недостижимо. Мне до таланта слишком далеко, — Зачем стремиться с помощью нажима К тому, что так для гения легко? Писать? Но где во мне талант поэта? О, где, скажи мне. Боже, я найду! Что я еще могу создать для света? Зачем я здесь? Зачем, куда иду? Я красоту ищу и уж теряю Надежду прошлую ее найти, Я устаю, — так рано, — я скучаю. Не знаю, как, куда, зачем идти. Я пессимизмом рано заразилась, Печаль в меня проникла глубоко. Зачем всегда напрасно я стремилась К тому, что для поэта гак легко?!

151

Tungchow (Tongzhou in contemporary transcription): a small town on the river Baihe not far from Beijing. The North China American School was located bevond the city wall of Tongzhou.

Tungchow. 18 октября 1921 г.

263. Refrain

1 Тише, волны, не шумите, Тише, — город спит: Вы страдальца не будите Всплеском о гранит. 2 Не шуми, Нева, над молом. Рев волны уйми! Он забылся сном тяжелым, Тише, не шуми. 3 Было время, ты шумела, Билась о гранит; Но тогда столица пела, А теперь — молчит… 4 Шум волны, Нева, холодной Заглуши ты льдом… Город спит, больной, голодный. Спит последним сном.

25 ноября 1921 г.

264. P.X. 1921 (В альбом M.K.) [152]

Помнишь ты старую сказочку. Мила. Сказку о дедке-морозе седом? Нет, ты, конечно, его не забыла, Кто же забудет о нем? Дедушка в шубе, с седой бородою. С полным подарков мешком за спиной. В санках с оленями, ночью святою Мчится над спящей землей. Искрами звезды снега засыпают. Месяц горит золотой; Дедка подарки в трубу насылает Щедрой своею рукой. Мне захотел ось напомнить лишь. Мила. Верили ль мы этим сказкам, спросить; Право, не помню; но я их любила. Да и едва ль перестану любить.

152

Р.Х.: Christinas. М.К.: Liudmila Nikolaevna Kocheneva, married name Bokova, a classmate at the Harbin Commercial Schools.

21 декабря 1921 г.

265. На прощанье в альбом М.М. [153]

Тебе три раза я писала В альбом подбор каких-то строк, Три раза злобно вырывала Цветной исписанный листок. Ты извинишь меня за это? Ну что же сделать я могла — Ни у единого поэта Чего хотела, не нашла. Три года мы друзьями были; Три долгих лета и зимы Умнели вместе и шалили, И это ли забудем мы? Теперь мы выросли…….. «кончаем»; Легко сказать — семнадцать лет! Еще момент — и мы встречаем Недетской жизни первый свет. Как жизнь нас примет? Только Богу Известны все пути людей. Но мы вольны свою дорогу Наметить шире и прямей. Ты скажешь «мало»? Нет, довольно! Войди же в жизнь, мой друг, смелей И, если слишком будет больна, Лишь вспомни, что другим больней. Зачем писать тебе так мрачно И пессимизм вливать — в альбом? Прощай! Желаю жить удачно И лишь добро встречать кругом.

153

M.M.: Mania Mutovina, a classmate at the Harbin Commercial Schools.

[1921 г.]

266. It Is No Use Crying over Spilt Milk

Не рыдай о сосуде разбитом, Не жалей о пролитом вине! Не тоскуй о давно позабытом, О прошедшей когда-то весне. Ведь беде не поможет рыданье, Только платье слезами зальет; Мысль о прошлом причинит страданье, А весны золотой — не вернет.

[1921 г.]

267. «Погасло солнце, и, холодея…»

Погасло солнце, и, холодея. Сошла на землю ночная мгла; Замолкла скрипка, и я жалею. Что я осталась совсем одна. Мигает ярко звезда высоко… Не дрогнет больше прекрасный звук… Мне стало страшно… Я одинока. И так пустынно и мгла вокруг. Свеж о и сыро, и так отрадно Душистый воздух в себя втянуть; Но так тоскливо и так досадно, Что чудной песни нельзя вернуть. Она на сердце еще рыдает, И с губ холодных сорвался стон. И снится, будто, дрожа, стихает Струны волшебной далекий звон.

[1921 г.]

268. Пушкину

О, если б ты был жив, великий русский гений. Как ужаснулся б ты, как гневно задрожал. Когда всю пустоту последних поколений Ты б увидал! Твое бы сердце страшной болью сжалось; Ты б весь сгорел от боли и стыда За ту Россию, что тебе казалась Святой всегда.

[1921 г.]