A moongate in my wall: собрание стихотворений

280. Сон «La Tosca» [158]

Свечи не горят над головой Скарпиа, убитого певицей. Гроб его порос давно травой. Думала, он больше не приснится. Он — живой — к окошку подошел, Я его не вышла даже встретить. Он сказал, что письма те прочел. Только все не знал, кому ответить. Я взглянула злобно, а потом В пудренный парик его проклятый Свой, что я нашла с таким трудом. Бросила цветок голубоватый.

158

With a notation in the manuscript: «СМУ. Голубой цветок — цветок счастья».

25 января 1925 г.

281. «Что стоишь ты там, у стены…» [159]

П. Д.

Что стоишь ты там, у стены, И о чем задумался так? Точки глаз твоих мне видны. Нервно сжатый виден кулак. Да, я все на тебя смотрю, Ведь тебе мой взгляд не поймать, О своей любви говорю — Ведь тебе меня не понять. Мы пришли из разных дверей, Между нами пропасть легла. Если б ты уехал скорей! Если б я не любить могла!

159

For П.Д. see note on poem 24.

27 января 1925 г.

282. «Над головою смерть развесила…»

Над головою смерть развесила Своих лохмотьев черный фон. Мне никогда не будет весело. Мой путь от солнца заслонен. Не наклонюсь к ручью бездонному. Чтоб облегчить усталость губ; Зачем стремиться к запрещенному? В воде застыл зеленый пруд.

11 июня [1925 г.]

283. «Мне высь далекая, туманная…»

П. Д.

Мне высь далекая, туманная Была приветливей вчера. Светилась радость несказанная. Предугаданьями пестра. Пылал костер зарей отрадною, И были искры веселы. Зачем же ты рукою жадною На пламя бросил горсть золы?! — Ведь снова утром — злым, белеющим — Бог отвернется от земли, И неприютность углем тлеющим Укажет слезы на пыли.

11 июня [1925 г.]

284. «Кто-то злобно вдребезги разбил…»

Кто-то злобно вдребезги разбил И запрятал в вековом подвале Идола на пестром пьедестале. Что так долго Богом мне служил. Со звезды низвергнуты мечты. Я не плачу, не молюсь, не верю. Только жадным взором долго мерю Безответность синей высоты. И за ужас вечной пустоты Проклинаю новую потерю.

11 июня [1925 г.]

285. «Я подошла к сияющей палате…»

Я подошла к сияющей палате, В которой Бог, мне указали, жил: Но там старик в изодранном халате В мои сандальи камнем запустил. Я прошептала тихо — «Извините»… И поклонившись, отвернулась прочь. Теперь уж мне о Боге не твердите — Нет больше сил неверья превозмочь.

11 июня [1925 г.]

286. «Молча я книгу ворочаю…»

Молча я книгу ворочаю, Думаю: глупый бред: Разве кто видел воочию Призрачный свет? Он, верно, так, как и я же, С горя поет, А жизнь — ни ярче, ни глаже, — Русло без вод… Паяц швыряет перчатку, Кривляется над тобой, И, как бы ни было гадко. Вынудит — пой. И вот плетешь небылицы. Глаза подымая в высь. О том, как синие птицы В закат золотой неслись.

22 июня 1925 г.

287. Сказка

Мне чудесные силы знакомы, Мне подвластен сказочный мир. На закате горбатые гномы Мне приносят славу порфир. Изумрудные чары теней К моему стремятся плечу. Где, на грани своих владений, Я к ночным дубравам лечу. Где пещерой сдвинуты скалы. Для моих добыты забав — Голубые светят опалы — Лепестки полуночных трав. Мой приход приветствуют совы, Соловьи от кустов летят, Для волшебных танцев готовы. Золотые скрипки звенят. Только свистну — вскроются норы. Задрожит лесная душа; И русалки бросят озера. На мои призывы спеша. Будет красочна ночь веселий, И огнем насытится мрак, И каскадами дивных трелей Оживет лесистый овраг. В голубой тиши полнолуний. Когда ляжет на мох роса. Прилетят тринадцать колдуний И нашепчут мне чудеса. И слова их, в шарик мотая, Я сложу в мешок за спиной. Чтобы после, утром, мечтая. Н е забыть беседы ночной. Прослежу потом, сквозь дремоту. Как окончится праздник мой, — Пронесется эхо к болоту, И овраг застынет, немой. А когда рванутся потоки. Предрассветной силой полны, И свирелью принц светлоокий Разобьет заклятые сны — Дам ему кусочек опала. На котором феи печать. Если спросит, где я достала, — Улыбнусь, но буду молчать.

28 июня 1925 г.

288. Baldy («Хочется туда — где выше, холоднее…»)

Хочется туда — где выше, холоднее, Хочется туда, где за ночь выпал снег. Где на белых склонах дышится вольнее. Где как будто к Богу ближе человек. Только бы с долиной солнечной расстаться И до самой выси бесконечно лезть, И с глубоким снегом долго целоваться — Потому что дома — снег и горы есть…

Claremont. 10 октября [1925 г.]

289. «Разве можно именем назвать…» [160]

П.

Разве можно именем назвать Призраки полуночного света? Разве можно словом перервать Песню, что осталась недопета? Я не знала, что так много сил В имени придуманном таилось, — Так, что первый звук его закрыл Дверь, в которой счастье появилось.

160

For П. see note on poem 24.

12 июня [1926 г.]

290. «Точно есть, о чем горевать…»

Точно есть, о чем горевать. Точно здесь не жизнь, а могила… — Бог сказал, нельзя убивать, Я совсем нечайно убила — Немножко солнца убила. Бог, должно быть, верно сказал. Дни проходят, тенью скользя Через щели сдвинутых скал, И смеяться больше нельзя, — Совсем нельзя.