Абсурд

Друзей у него там не было. Да и не могло появиться за такое короткое время. Защита (от кого? от чего?) была сомнительной. Оставалась надежда на пояснения происходящего вокруг, что для Алекса сейчас было важнее всего на свете. Домой, в камеру, к… своим…

*****

Даже тюремные коридоры не бесконечны. Они пришли. Алекс не успел запомнить номер своей камеры. Стоя лицом к стене, боковым зрением видел, как тюремщик смотрит в глазок, затем возится с ключами. Тяжелая дверь отворилась в другую от Алекса сторону. Он снова не смог рассмотреть номер над глазком. Ему казалось это очень важным – знать координаты своего жилья. Поэтому, от неудачной попытки подсмотреть номер, немного расстроился. Но тут же понял, что его сокамерники знают, не могут не знать подобных деталей. А значит он без труда сможет выяснить хотя бы это. Хотя бы номер своей камеры. Своего нового жилья. Своего нынешнего дома. Это чуть подбодрило его.

Алекс вошел в камеру. Через окошко в двери с него сняли наручники. Настроение чуть поднялось. Он снова поймал себя на мысли, что как будто вернулся домой. В любом случае без наручников, без бесконечных команд тюремщика было лучше.

*****

Тюремная жизнь течет по своим законам. В тюрьме ничего невозможно утаить. По взглядам сокамерников Алекс понял, что они знают о его разговоре с адвокатом. Более того знают, по крайней мере, в общих чертах, содержание разговора. Сочувствующие взгляды товарищей по несчастью одновременно раздражали его, но и подбодрили. Это были не любопытные взгляды тюремщиков и начальника тюрьмы. Совсем другие взгляды. Но только сейчас, встретив сочувствие в глазах своих сокамерников, он осознал ужас происходящего. Слово адвоката «расстрел» вспомнилось уже не как нелепица, а более реальной возможностью и перспективой.

– У тебя теперь койка внизу. – Сказал ему старший камеры. – Там удобней, не надо лазить каждый раз наверх.

– Завтрак приносили, мы тебе оставили. Поешь. – Сказал еще один сокамерник. Алекс не мог вспомнить его имя.

Его вещи действительно находились на койке внизу, ближе к окну и соответственно чуть дальше от параши. Что было не только удобней, но и почетней. Алекс это уже знал. Кивнул благодарно. Аппетита не было, но вспомнил, некстати, печенье у начальника тюрьмы и в животе заурчало. Поел. Сокамерники с разговорами и вопросами не лезли. Молча сидели по своим койкам. «Живи и не мешай жить другим» – вспомнил одно из тюремных правил. Золотое правило. Несомненно.

Поев, молча собрал посуду и постучал в дверь. Он уже знал, как все происходит. Откроется окошко. Это же окошко одновременно будет небольшим столиком, на который и надо поставить посуду. За несколько раз процедура уже стала привычной.

Но в этот раз, когда он ставил посуду, его ослепила вспышка – с той стороны окошка фотографировали. Снаружи раздался смех. Алекс зло кинул миску, а затем кружку с ложкой в окошко. Кажется попал, но сомневался, что смог разбить мобильный телефон, которым его фотографировали. Попал посудой не по телефону, а по охраннику.

– Беспредельщик. – Услыхал он сзади себя уважительное. По голосу узнал старшего камеры.

Его авторитет в камере рос. Хотя он к этому не стремился.

*****

Алекс сел на свою новую койку (он не привык еще называть ее нарами). Обхватил голову руками. «Необходимо разложить все по полочкам. – Подумал он. – Тогда возможно я смогу во всем разобраться.»

Он начал с недавнего прошлого. Вчерашний студент. Не самый-самый лучший, но «один из». Поэтому ему, по окончанию университета, поступило сразу несколько заманчивых предложений на работу. В солидные компании. Но с трудоустройством он не спешил – хотелось немного отдохнуть, побездельничать после учебы.

К тому же, был шанс поехать на курорт вместе с Марией и там разобраться кто она ему – просто девушка или невеста. От воспоминаний о Марии заволновался. Как она? Как переживет случившееся с ним? Знает ли она об этом недоразумении?

В этот момент Алекс осознал насколько ему дорога ему эта девушка. Уже без поездки на какие-то там далекие и мифические, теперь курорты, осознал ее для себя как невесту, а не просто как обычную девушку. Как самого дорого для себя человека.

Мысли о Марии отвлекли, взволновали. Некоторое время Алекс, с удовольствием, предавался воспоминаниям. Но затем, взял себя в руки, сосредоточился на нынешней ситуации.

К его студенчеству никаких претензий быть не может. Не хулиганил, не бузил, учился хорошо (если не замечательно даже). Выпивал редко и немного. Значительно меньше своих товарищей. За это он не может быть наказан. Может за то, что он не сразу устроился на работу, а собирался на курорт с любимой девушкой? Но ведь и это нормально. Это, наверняка, законно. В этом нет ничего такого.

Алекс вспомнил компании, которые приглашали его к себе на работу. Вполне респектабельные, давно работающие на рынке. Все очень известные (чем он очень гордился, получая очередное приглашение). Ничем противозаконным эти компании не занимались. Репутация у всех была безупречной.

Круг замкнулся. Алекс подверг анализу последний период своей короткой жизни и не нашел никакой вины, которая могла соответствовать смертной казни, но и даже малейшему тюремному сроку. Копаться глубже, в период детства и юности не имело смысла. Там все было безоблачным и не криминальным.

Алекс застонал. Оказалось, вслух. Его сокамерники встрепенулись, заволновались. Но, согласно неписанным тюремным законам, к нему не лезли с сочувствием. Только старший камеры со своего места предложил:

– Если захочешь, мы сможем убить тебя безболезненно. Будет лучше, чем расстрел. При расстреле еще куда пуля попадет. Может еще мучится доведется. А мы гарантированно. Мгновенно. Ты подумай. Скажешь. Мы для тебя… Со всем уважением.

От слов старшего Алекс едва не заплакал.

– За что? За что меня расстреливать? Я не сделал ничего такого. Даже адвокат не знает в чем моя вина!

– Адвокат дерьмо. Надо другого. Но запомни – теперь тебе ни один адвокат не поможет. В Главном зале Верховного суда Высшей Справедливости выносят только расстрельные приговоры. Никогда там не было приговоров со сроками или оправдательных. Там только расстрельные.

– За что? Почему мне не говорят в чем вина?! – Алекс вскочил и забегал по свободному пространству камеры. – Как можно меня расстрелять?

– Скажут на суде. – Ответил ему старший. Затем, чуть подумав, добавил. – Наверное.

Алекс упал на свою кровать лицом вниз. Накрыл голову подушкой. Не хотелось никого видеть и слышать. Хотелось заплакать, даже не просто заплакать – зарыдать навзрыд. Не смог.

Сокамерники ему не мешали, не беспокоили. Вели себя подчеркнуто тихо. «Живи и не мешай жить другому».

Как ни странно – ему удалось заснуть. И даже увидеть во сне Марию. Это были самые счастливые мгновенья, с тех пор как он оказался в тюрьме.

*****

Он проснулся от грохота посуды. Обед. Молча поднялся, получил свою пайку. Но уже хитрил – становился сбоку от окошка, а затем протягивал руку за едой. Так его не могли сфотографировать. Этим же способом вернул пустую посуду после еды. С той стороны двери были явно разочарованы.

После обеда некоторое время Алекс ходил по камере. Хотелось действовать, защищать себя. Он кинулся к двери, стал колотить по железу кулаками.