Абсурд
Шрифт:
– У меня в куртке два прошения. – Спокойно сказал Алекс. – Одно с просьбой о замене адвоката и второе с просьбой ознакомиться со своим делом.
– Прошения? – Оживился адвокат. – С подписью? Где они?
Он оббежал вокруг стола, ощупал карманы Алекса. Холодная рука забралась под куртку, неприятно прошлась вдоль ребер Алекса. Адвокат вытащил бумаги из внутреннего кармана и тут же стал рассматривать.
– Неплохо. Неплохо! – Сказал адвокат. Алексу показалось, что он разговаривает сам с собой. – Подпись с фамилией, как полагается. После вашего расстрела, эти бумаги с автографами можно будет выгодно продать.
Настроение у адвоката заметно
– Вы всего два прошения написали?
– Нет больше. Еще четырнадцать. – Честно ответил Алекс.
– Замечательно! – Обрадовался адвокат. – Где же они?
– Я их вчера отдал тюремщикам.
– Что? – Взревел адвокат. – Четырнадцать тюремщикам, а мне всего два! Они же собьют цену. Вчера! О горе! Как вы могли! Вы снова и снова подводите меня. Подлец, а не клиент на мою голову. Просто подлец! Мне необходимо спешить!
Адвокат забарабанил кулаками по двери. Алекс пытался дотянуться руками до газет, которые адвокат бросил на столе, но цепочка, которой он был прикован к столу, была слишком короткой. Через мгновение было поздно. Адвокат услыхал скрип замка, кинулся к своему портфелю. Небрежно сгреб газеты вовнутрь. Бумаги Алекса очень аккуратно вложил в специальный файл. При этом не забыл подобрать те пару листиков, что упали на пол в самом начале разговора. Не прощаясь убежал, едва открылись двери. Впрочем, они и не здоровались.
Тюремщик, прежде чем отстегнуть Алекса от цепочки обнял его, прислонил лицо к лицу и сделал фото мобильным телефоном. Алекс постарался наклонить свое лицо вниз. Надзиратель перестал обнимать Алекса, зато освободившейся рукой удержал ему голову за волосы в нужном положении. Все это было проделано молча, деловито, без пояснений. Алексу от этой процедуры было больно и унизительно.
Только после того, как снимок был проверен и тут же отправлен неизвестному адресату, Алекс был отстегнут от стола. По пути в камеру Алекс видел у многих надзирателей газеты со своим фото.
*****
– Через неделю. – Сказал ему старший камеры, едва за Алексом закрылась дверь.
– Что «через неделю»? – Переспросил Алекс.
– Через семь дней начнется процесс по тебе. – Пояснил старший. Все остальные сокамерники смотрели сочувственно.
Алекс прошел на свое место. Сел. Тюремная жизнь жила по своим законам, со своей своеобразной властью, средствами связи и разведки. Если старший сказал, что процесс будет через неделю, значит так и будет.
– Наше предложение остается в силе. – Попытался поднять настроение Алексу старший. – Только скажи.
Алекс молча кивнул. Мысль, о суициде, которая еще вчера казалась кощунственной и нелепой, теперь казалась не такой уж плохой.
Семь дней… вернее семь суток. В тюрьме жизнь меряется сутками.
*****
Адвокат за эту неделю появился всего лишь один раз. Без лишних слов прислонился к прикованному Алексу, сфотографировался с ним и убежал. Всем своим видом, он демонстративно показывал, как презирает Алекса. Сам Алекс отнесся к этому событию уже без удивления. Даже без брезгливости. Равнодушно.
*****
Готовили Алекса к процессу всей камерой. Его тюремная роба была предварительно выстирана, высушена и чуть влажной уложена под матрасы. Утром вытащили одежду наружу. На брюках были идеальные стрелки, а куртка казалась
свежевыглаженной, аккуратной, словно только с магазина.– Запомни главную истину воровского дела. – Учил его старший камеры. – Никогда ни в чем не сознавайся. Это верный путь к гибели. И как можно меньше говори. Большую часть показаний против тебя, они берут из твоих собственных слов.
Алекс благодарно кивнул головой, обещал запомнить. Ему снова напомнили о готовности помочь, если он решится уйти из жизни, не дожидаясь расстрела. Алекс снова благодарил. Он уже видел, что вместе с ним в камере не было безжалостных убийц или маньяков. Каждому, из его товарищей по несчастью, его убийство будет неприятным, но ради него они готовы на этот страшный поступок. Он, пока, не готов был. Пока.
Алекс боялся и одновременно с нетерпением ждал начала процесса. Конечно, было страшно. Особенно с обрисованной перспективой и репутацией выносимых в Главном зале Верховного суда Высшей Справедливости судебных решений. Но, с другой стороны он, наконец, узнает в чем его обвиняют. Алекс не мог понять, что его сейчас больше всего волновало – перспектива расстрела или неизвестность «за что?», «почему?».
Но все же, его главным чувством перед процессом была надежда. Поскольку Алекс был уверен в своей невиновности. Он быстро докажет, без всяких сомнительных адвокатов, что скорее всего, его перепутали с другим. Пусть ловят кого надо, а его отпускают на волю, к Марии. Он теперь, после всего пережитого, без всяких курортов понял, что любит ее и хочет жениться.
Еще Алекс переживал, что после произошедшего с ним, компании могут отказаться от своих предложений ему о работе. «Может некоторые откажут, – успокаивал он себя, – но ведь иные поймут, что он был в тюрьме по недоразумению». Алекс очень надеялся на здравый смысл. Главное – не дать адвокату его погубить. Жаль, что не удалось найти другого. Алекс надеялся, что пока не удалось.
*****
Его увезли на процесс рано утром. Еще до завтрака. Хотя само судебное заседание должно начаться ближе к обеду. Алексу, неохотно, объяснили, что в городе из-за процесса над ним столпотворение. Неимоверные заторы на улицах у тюрьмы и особенно на прилегающих к зданию Верховного Суда Высшей Справедливости. Газетчики и публика с ума сходят. А судья, объяснили ему, строгий и очень не любит, когда подсудимые опаздывают.
Алекса везли в конвойной машине. Внутри было обособленное отделение за решеткой. Между входной дверью и решетками сидело двое вооруженных до зубов конвоиров. Оба держали свои руки на оружии и не спускали с заключенного глаз.
Со своего места Алексу совсем немного было видно происходящее на улице. Очень маленький кусочек НЕТЮРЕМНОЙ жизни. Удивился, когда увидел билборд со своей фотографией, той где его подловил тюремщик, когда он сдавал грязную посуду в окошко. Лицо его выглядело отвратительным. Перепуганное лицо, полузакрытые глаза. Но поразительней всего была надпись большими буквами: «За такое – к высшей мере!». За какое «такое»? За грязную посуду? Билборд не давал пояснений.
Ближе к Верховному суду Высшей Справедливости бушевала митингующая толпа с транспарантами. Алекс видел гневные лица, криков отдельно не различал. Скандирование толпы сливалось в неразборчивый шум. Но плакаты и транспаранты в руках митингующих, гневно обличали преступление Алекса и требовали наказание «по всей строгости». На некоторых плакатах Алекс увидел свое фото на фоне кружочков мишени.