Абсурд

Подобный гнев толпы удивлял и обескуражил Алекса. Получалось, что все вокруг знали какое преступление он совершил, в чем виноват. Все, кроме него самого и, кажется, адвоката.

Машину узнали, крики стали громче, неистовей. В кузов полетело несколько камней. Внутри отдалось глухим звуком. Охрана напряглась.

– Если машину перекинут, нам придется тебя пристрелить. – Сказал один из конвоиров.

Сказал без злобы, буднично. Алекс поверил, что действительно может пристрелить. Такая работа.

К счастью, обошлось. Машина благополучно подъехала к черному ходу, где негодующей толпы не было. Никем незамеченные, прошли в здание, долго ходили по коридорам, лестницам и, наконец, зашли в небольшую комнату с металлической клеткой внутри. Алекса незамедлительно закрыли в этой клетке, словно опасное животное в зоопарке. Наручники не сняли.

Сопровождало по зданию Алекса ни много, ни мало восемь вооруженных конвоиров с оружием наизготовку. Когда Алекс уже сидел в клетке, все они смотрели на него почти не мигая. Оружие было нацелено ему в грудь.

«Что же я натворил такого?» – снова и снова задумывался Алекс. Увиденное по пути в суд, восемь готовых ко всему охранников, произвело сильное впечатление на него. В душе он все еще надеялся на ужасную ошибку, на то, что его просто перепутали с настоящим преступником. Но глядя на беспристрастные лица конвоиров с автоматами, нацеленными на него, он все больше и больше терял уверенность в себе. Одни билборды с его лицом на фоне мишени, чего стоили.

Вспомнилось предложение сокамерников «умереть без боли». Может стоило согласиться? Может его уже через час повезут на расстрел? Было страшно. Алекс откинулся спиной к стене. Закрыл глаза.

Ожидание затянулось. Ни через час, ни через два заседание не началось. У Алекса не было часов. Их отобрали, вместе с другими личными вещами, при оформлении в тюрьму, о времени он имел смутные представления. Хотелось спросить, но при взгляде на восемь направленных в его сторону автоматов, любопытствовать перехотелось.

Настроение менялось на протяжении ожидания. От страха и напряжения в самом начале, до злости, что ему не дали позавтракать и, скорее всего, не дадут пообедать. В животе урчало. За несколько дней пребывания в тюрьме организм привык к определенному распорядку. Вспомнилось, что существует тюремная традиция о последней трапезе перед казнью. Алексу стало от этой мысли спокойней, что ему не придется умереть голодным. Но тут же разозлился на себя, за подобную чушь в своей голове.

К моменту, когда злость сменилась равнодушием, их затребовали в Главный зал на заседание суда.

Охранников добавили, словно восьмерых было мало. Алекса вытащили из клетки, дюжий конвоир грубо потянул за собой (хотя Алекс не сопротивлялся). Остальные следовали на расстоянии по бокам, сзади и спереди.

*****

Главный зал Верховного суда Высшей Справедливости был действительно огромным. Огромным и величественным. Размеры поражали – на несколько сотен зрителей, может даже за тысячу. Клетка, в которую поместили Алекса, находилась недалеко от возвышения, на котором находился длинный стол и три кресла для судей. Перед судейским столом находился стол судебного секретаря-распорядителя. У стен стояли строгие судебные приставы.

Совсем рядом с клеткой, в которую с немыслимыми предосторожностями заперли Алекса, за небольшим столиком, сидел адвокат. При виде своего подзащитного он надменно отвернулся. На столе, перед адвокатом, были разложены стопки с бумагами и уже знакомый Алексу, пыльный уголовный кодекс.

Чуть дальше был еще один стол. Сидящий за ним человек, в отличии от адвоката, не спускал с Алекса своих глаз. Алекс безошибочно определил в нем прокурора. Они встретились взглядами. Оба стали смотреть друг на друга не мигая. Алекс, поначалу, ни за что не хотел уступать, но трезво подумав, решил доставить прокурору радость от маленькой победы. Отвел первым взгляд, хотя в игру «гляделки» ему еще с детства не было равных. Прокурор победно ухмыльнулся. Оба этой «борьбой» взглядами остались довольны.

В дальнем конце зала открылись двери. В зал хлынули журналисты и толпа зрителей. Журналисты с порога начали фотографировать. Чем ближе к клетке они подбегали, тем чаще и сильнее мигали вспышки. Адвокат приосанился. Алекс, наоборот, попытался спрятаться. Но, естественно, в клетке это сделать было невозможно. Поэтому он просто отвернулся, прикрывая лицо руками.

Телевизионщики вели себя более сдержанно, но также торопились один перед другим, стараясь занять места с наиболее выгодным ракурсом. Судебные приставы суетились, не позволяя им ставить свои штативы близко к клетке. Отдельная сумятица возникла, когда фотографам было приказано покинуть зал до судебного заседания. Несколько десятков человек с дорогими фотоаппаратами пытались двигаться против многочисленной толпы зрителей, но их неизменно относило назад. Фотографы переживали за свою технику и ругались с зеваками. Зрители равнодушно отталкивали их назад, совершенно не слушая ругательства фотографов. Все стремились занять места поближе к судебному столу и клетке с Алексом. Приставы сердились, бесцеремонно пиная спины фотографов, устремляя к выходу, грозились лишить их аккредитации, не стесняясь ругались матерно.

Возникшая суета чуть развлекла Алекса. Он жадно всматривался в происходящее, получая злорадное удовольствие от ругательств в адрес бесцеремонных фотографов. И еще Алекс надеялся среди сотен чужих, безразличных ему людей, людей увидеть Марию. Он знал, что не сможет перемолвиться с ней ни единым словом, но увидеть ее хотел невероятно. В заключении он успел убедиться, насколько ему дорога эта девушка.

Людей все прибывало, уже почти все места были заняты, но Марию не было видно. Множество незнакомых лиц смотрели на Алекса, он скользил по ним взглядом, но родное лицо среди них не находил. Уже удалились фотографы, немного успокоились судебные приставы, но та, которую больше всего на свете он жаждал видеть, не пришла или Алекс не мог ее различить среди сотен чужих лиц.

Он отчаялся. Но, вдруг, вдали увидел Марию в сопровождении двух судебных приставов. У Алекса бешено заколотилось сердце. Он невольно залюбовался изящной походкой любимой девушки. Мария вместе с приставами шла по проходу через весь зал, до самого первого ряда. И там, один из приставов указал ей на свободное место за прокурором. На сиденье лежала табличка с надписью «свидетель», которую пристав тут же забрал. Не за адвокатом! А за прокурором! Алексу непонятно было – почему его девушку сажают за обвинителем. Он взглянул на места позади адвоката. Свободных не было. Как и не было никаких табличек. Алекс мысленно утешил себя, что адвокат в очередной раз халатно отнесся к своим обязанностям. Собственные объяснения не помогли – в душе стало тревожней.

Мария выглядела очень эффектно. В красивом вечернем платье, которое было в зале суда не совсем уместным. Алекс решил, что Мария одела это платье специально для него. Она знала, что в нем ему очень нравилась. Во всех одеждах и без одежды нравилась, конечно. Но, в этом платье Мария была великолепна. В душе потеплело. Он невероятно обрадовался ее появлению и этому красивому платью. Смотрел на любимую девушку не отрываясь, любуясь ею и одновременно ловя ее взгляд. Одного, по-прежнему, не понимал – почему она села на место, где была табличка «свидетель» за прокурором, а не за адвокатом? Но Алекс не особо над этим задумывался, наслаждаясь созерцанием любимой.

Мария, удобно расположившись на своем месте, сначала уложила свою маленькую дамскую сумочку сбоку от себя. Затем вернула к себе на колени, порылась в ней. Нашла небольшое зеркальце, открыла перед собой, посмотрелась и только что сделанные движения произвела в обратном порядке – закрыла зеркальце, уложила в сумочку, закрыла сумочку и переместила сбоку от себя. Только после этого она впервые взглянула на Алекса. Сердце у Алекса забилось сильней. Но во взгляде Марии ничего кроме легкого, даже, если так возможно выразиться, скучающего любопытства не было. Она тут же отвернулась от него, повертела головой в разные стороны. Алекс видел, что она заметила камеру телевизионщиков, направленную на нее. Тут же бросила незаметный взгляд на себя, чуть поправила низ платья. Поправила не вниз, а вверх. Совсем немного. Стало лучше видно ее красивые, очень эффектные ноги. Телевизионщики оживились. Алекс заревновал и рассердился.