Адмирал Империи 34

Василий Иванович, будучи человеком чести и не запятнавшим себя участием в кровавых бесчинствах последних дней, прекрасно отдавал себе отчет в том, что американцы во главе с Илайей Джонсом навряд ли захотят вот так просто сдаться на милость победителя и выкинуть «белый» код-сигнал. Скорее всего, эти ребята предпочтут сражаться до последнего, но не пустят русских космоморяков на свои палубы.

А ведь среди тех, по кому вот-вот придется открыть огонь на поражение, было немало и наших соотечественников. Как-никак, часть экипажей эскадры Джонса состояла из русских добровольцев и кадровых офицеров, приданных американским кораблям в качестве усиления. Да и сами вымпелы в составе мятежного соединения имелись не только американские, но и исконно российские — те, что совсем недавно влились в дивизию союзников для участия в боевых операциях.

Такая перспектива претила Козицыну до глубины души. Ведь Козицын был далеко не кровожадным головорезом, а честным служакой, годами водившим в бой корабли, но при этом сохранившим некие моральные принципы. В отличие от своего шефа, сделавшегося в последнее время совсем уж отмороженным, Василий Иванович не мог позволить себе так буднично и деловито размышлять об уничтожении людей, чья единственная вина состояла лишь в том, что они посмели иметь собственное мнение.

Но что делать? Не выполнить прямой приказ командующего, да еще отданный в столь жесткой и недвусмысленной форме, было равносильно самоубийству. За одно лишь промедление или колебание рисковал мигом угодить под трибунал. А за открытый саботаж расправа последует и вовсе без проволочек и формальностей. С Самсоновым в его нынешнем настроении шутки плохи — живо шлепнет у ближайшей переборки и не поморщится. Слишком уж он сейчас на взводе и готов рубить сплеча, не особо задумываясь о последствиях.

Раздираемый мучительными сомнениями, Козицын лихорадочно пытался отыскать выход из тупиковой ситуации.

— Ничего, — небрежно отмахнулся меж тем Иван Федорович. Для этого поимка и уничтожение беглецов были всего лишь вопросом времени, простой технической задачей, не стоящей излишних размышлений или сантиментов. — Сейчас не догонишь — догонишь, когда корабли Илайи остановятся возле межзвездного перехода и начнут малыми партиями просачиваться в Новорязанскую систему. Вот тогда и бери их тепленькими, прямо на месте. А кто не захочет сдаваться — расщепи на атомы к чертям собачьим, невзирая на национальную принадлежность экипажей! Предателей нужно уничтожать, а не миндальничать с ними…

Самсонов говорил жестко и безапелляционно, и Козицын, при всем желании, не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы хоть как-то возразить этому человеку, взявшему сегодня верх над всеми ними. Во всяком случае — открыто, не опасаясь немедленных кар за строптивость и бунтарство.

Поэтому Василий Иванович, тяжело вздохнув, лишь молча кивнул головой, показывая, что приказ им понят и принят к исполнению. А затем, натужно улыбнувшись и отдав честь, исчез с экрана связи. Приходилось подчиняться, ибо иного выхода пока не находилось. Во всяком случае, в открытую идти против течения, бросая вызов воле Самсонова, сейчас определенно не стоило. Себе дороже выйдет…

Через несколько минут после завершения не слишком приятного разговора с начальством корабли 3-й линейной дивизии наконец-то стали один за другим покидать свои позиции в строю и собираться в походную колонну. Это означало, что Козицын приступил-таки к выполнению отданного ему приказа — организовал погоню за мятежным соединением американцев и примкнувшим к ним русских моряков. Корабли Василия Ивановича, подобно своре разъяренных мастиффов, сорвавшихся с цепи, ринулись вслед удаляющимся силуэтам на самой границе видимости тактических карт.

Козицын, нахмурившись и барабаня пальцами по подлокотнику командирского ложемента, раздумывал о превратностях судьбы, забросившей его в этот злосчастный переплет. Вот Илайя Джонс этот наглый и спесивый «янки», привыкший людей за людей не считать — по странному стечению обстоятельств повел себя наиболее достойно и мужественно, чем сам Василий Иванович и все остальные. Не пожелал соучаствовать в беззаконии и терроре, учиненном новоявленным диктатором. Взбунтовался, плюнул на сомнительные выгоды и подался в бега, уводя за собой преданные ему команды. Убить его только за то, что он не стал кривить душой?

Мрачно усмехнувшись этим невеселым мыслям, Козицын бросил тоскливый взгляд на алые росчерки кораблей-беглецов, уже практически растворившиеся в черной бездне. Именно этим и объяснялось странное промедление Козицына, не слишком-то спешившего пришпорить своих подчиненных в погоне за беглецами. Василий Иванович пока не торопился, умышленно оттягивая столкновение. Он словно бы давал шанс Илайе оторваться подальше, выиграть расстояние и время…

…— Как же я рад слышать подобное, вы себе не представляете! — воскликнул крайне удивленный признаниями Козицына вице-адмирал Джонс, когда спустя восемь часов корабли 3-й «линейной» дивизии догнали-таки эскадру беглецов у межзвездного перехода на «Новую Рязань».

Погоня завершилась на самых «врат». Самсонов в своих расчетах оказался прав: чтобы благополучно пройти через портал, кораблям мятежного американца требовалось провести долгий и кропотливый цикл подготовки, отнимающий несколько часов драгоценного времени. Которого, увы, в распоряжении «янки» больше не было — ведь следовавшие за ними по пятам русские линейные корабли и крейсера Василия Ивановича неумолимо сжимали кольцо окружения.

Казалось, развязка была близка и неотвратима. Вот-вот грянет ожесточенная космическая сеча, где бывшим союзникам придется вцепиться друг другу в глотки в бессмысленном братоубийственном побоище. Экипажи обеих эскадр, замерев над панелями управления боевых кораблей, напряженно взирали на тактические карты, где зеленые треугольники вымпелов Козицына неумолимо смыкали кольцо вокруг голубых значков вымпелов Джонса.

Измотанный многочасовым бегством от погони, лихорадочно просчитывающий шансы на спасение в стремительно ухудшающейся ситуации, Илайя, казалось, уже смирился с неизбежным. Вице-адмирал, привыкший рисковать и действовать молниеносно, он понимал: в открытом бою потрепанной эскадре беглецов против превосходящих сил 3-ей «линейной» попросту не устоять.

Однако и сдаваться на милость победителей в планы непокорного «янки» также не входило. Слишком хорошо он успел изучить порядки, заведенные в космофлоте узурпатора, чтобы всерьез рассчитывать на великодушие или хотя бы соблюдение правил цивилизованной войны. Одно дело — в честном бою с равным по силе противником, удостоиться его уважения и снисхождения. И совсем иное — угодить в лапы мстительному тирану, люто возненавидевшему тебя за способность поступать по совести. Такой не пощадит, живьем шкуру спустит, дабы другим неповадно было.

Что же до собственных подчиненных, в прошлом сражавшихся под началом Самсонова и решившихся на открытое неповиновение своему адмиралу — для тех и вовсе не было иного выбора, кроме гибели с оружием в руках. На участь изменников и клятвопреступников в лучшем случае выпадала неминуемая казнь после скорого суда. Так что никаких иллюзий питать не приходилось — пощады не будет никому.

Отчаявшийся Илайя, понимая, что загнан в угол, приказал своим вымпелам, еще не успевшим уйти в соседнюю звездную систему, в спешном порядке выстраиваться в оборонительное «каре». Это был последний и отчаянный маневр из арсенала космической тактики. Сомкнуть ряды, ощетиниться во все стороны жерлами плазменных орудий и яростно огрызаться до самого конца, унося с собой в могилу как можно больше врагов. Лучше уж так, в последнем кровавом вальсе, чем позорно выбросить белый флаг и покорно склонить голову.

Но даже в этом героическом порыве обречённых Джонс не терял присутствия духа и трезвости рассудка. Его острый, приметливый взгляд то и дело обшаривал обзорные экраны, подмечая малейшие странности в поведении русской эскадры. И чем дольше американец наблюдал за действиями Козицына, тем большие подозрения и сомнения зрели в его голове.

А посмотреть там действительно было на что. Начать с того, что корабли 3-й линейной, вопреки ожиданиям, не спешили занимать классическую позицию для атаки, окружая противника с разных сторон. Вместо этого Василий Иванович выстроил свои вымпелы аккуратной кильватерной колонной и повел их неспешным парадным маршем, держась чуть поодаль от эскадры мятежников.