Адмирал Империи – 38

— Минуту назад на мой флагман пришло сообщение от адмирала-паши Бозкурта, — сказал Александр Михайлович Красовский. — В нем не была объяснена причина такого поведения османов, но присутствовал призыв не хлопать ушами, а перегруппировываться и поддержать турок совместной атакой… Что скажете, друзья?

Хороший вопрос! Черноморцы переглянулись. Мнения разделились. Кто-то призывал не доверять османам, ждать подвоха. Кто-то советовал не мешкать, бить общего врага. Кто-то вовсе предлагал ударить в спину союзничкам.

— От командующего Самсонова, несколькими днями ранее, когда Иван Федорович был еще жив, — взял слово вице-адмирала Хиляев, пытаясь разъяснить случившееся, — я получил информацию о некоем нашем новом союзнике. Он не назвал имени, но, как мне кажется, именно это самого союзника мы сейчас видим на экранах и тактических картах… В любом случае, как бы то ни было, нам лучше поторопиться и присоединиться-таки к общему навалу на эскадру наших врагов. — подытожил Хиляев, решительно сдвинув брови. Сейчас надо действовать — стремительно, безоглядно, без колебаний. Ибо только так можно переломить ход сражения…

— Тут бы сначала разобраться, кто наш настоящий враг, — хмыкнул вице-адмирал Красовский. В его голосе звучали нотки сомнения и недоверия. Слишком уж невероятным, подозрительным казался этот внезапный альянс. Османы — друзья? Да быть такого не может! Наверняка за их показной доброжелательностью кроется какой-то умысел, какая-то ловушка. Нельзя терять бдительности, нельзя слепо доверяться вчерашнему врагу. Но… сейчас не время для подозрений. Упустить момент, дать ему уйти — непростительная ошибка. И потому, превозмогая сомнения, Александр Михайлович чеканно добавил: — Впрочем, вы правы Дамир Ринатович, времени терять не стоит… Перестраиваемся в «конусы» и атакуем…

В этот момент как раз наши адмиралы увидели, что практически все корабли Карпухина связаны ближним боем с османами и поэтому одновременно с двух направлений ударили во «фланги» построения противника. Это было мастерски, безупречно! Словно единый организм, словно стая хищников, учуявших запах крови, русские и турки атаковали с трех сторон. Резервные дивизии Карпухина, дрогнули и смешались. Их строй, еще недавно четкий и грозный, превратился в хаотическое месиво из горящих кораблей.

Иван Карпухин, несколькими минутами ранее уже было праздновавший победу, в одночасье превратился в командующего отступающего космофлота. Это было немыслимо, невозможно! Стыд и ярость душили вице-адмирала. Как? Как могло такое случиться? Откуда взялись эти проклятые османы?

Его дивизии, потерявшие инициативу и большое количество вымпелов в первой фазе сражения, не смогли противостоять совместной атаке сразу трех сотен боевых кораблей. Это было избиение! Один за другим русские корабли вспыхивали и исчезали во взрывах детонаций, либо выкидывали «белый» код-сигнал. Их экипажи если сообщения о капитуляции не поступало, гибли в мгновение ока, даже не успев понять, что происходит. А те, кому повезло уцелеть — в панике разлетались кто куда, забыв о долге. Еще недавно грозный космофлот превратился в стадо перепуганных овец, в беспорядке бегущее от волчьей стаи. И волки эти были безжалостны и неумолимы…

Буквально через полчаса этого противостояния все шесть дивизий его флота, разбив общее построение, побежали прочь из опасного сектора… Они больше не думали о победе, о славе, о чести мундира. Карпухин тоже поддался панике. Вице-адмирал даже не пытался организовать оборону, одним из первых на своем флагмане покинув сражение, уйдя во главе одной из своих дивизий через тоннель в подпространство. Трусость? Малодушие? О нет, он называл это «тактическим отступлением». Но кого он обманывал? Только себя. В глубине души Иван Семенович понимал — он бежал, поджав хвост, спасая свою шкуру. Предав своих людей, бросив их на произвол судьбы. Бесчестье, несмываемый позор! Но страх, липкий и холодный, оказался сильнее…

В этот злополучный день он потерял почти половину своих кораблей. Спастись, нырнув в соседнюю провинцию, удалось лишь нескольким десяткам вымпелов. Остальные, оставшиеся и по сути запертые в «Ингерманландии» сейчас уходили по направлению к столичной планете, пытаясь скинуть с себя преследователей и победителей в этой битве. Быть может, удастся оторваться и затеряться в темноте космоса…

А в секторе пространства, усеянном обломками и остовами вражеских кораблей, царило ликование.

— Господа адмиралы, думаю мне не нужно отдельно представляться, — первым обратился к черноморцам, Ясин Бозкурт. Его голос, хрипловатый и низкий, был сейчас преисполнен почтения и уважения. — Я понимаю, вы крайне удивлены тем, что сегодня я выступил на вашей стороне. Согласен, все это выглядит очень, так скажем, необычно, когда старые, кровные враги сражаются вместе друг с другом…

Да уж, необычно — слабо сказано.

— Но, тем не менее, это так и я рад тому, что смог вам помочь… — продолжал Бозкурт, слегка склонив голову. В его глазах читалось неподдельное удовлетворение и даже… уважение.

— Мы, конечно же, выражаем вам свою признательность, адмирал-паша, — ответил за всех Дамир Хиляев. В его голосе все еще слышалась настороженность, но и благодарность тоже. В конце концов, как ни крути — а османы сегодня спасли их. Такое не каждый день случается. Такое достойно хотя бы вежливости. — Я знаю, кто вы — мы сражались с вами совсем недавно в системе «Тарс»…

Воспоминания, горькие и жгучие. Да, тогда им пришлось несладко. Тогда турки едва не смяли их, едва не уничтожили.

— Да, я тоже помню вас, адмирал, как одного из самых отважных командующих имперскими дивизиями флота Ивана Федоровича Самсонова, что не дрогнули под нашим навалом! — воскликнул Ясин Бозкурт, слегка поклонившись. Искренность и восхищение в его словах были неподдельны. Он умел ценить мужество и стойкость даже во врагах. Особенно во врагах. Трусов и слабаков презирают все. А бесстрашным и упорным отдают должное. — Мне жаль, что тогда мы бились по разные стороны…

— Но, что же все-таки вы здесь делаете? — спросил Дамир Ринатович, польщенный словами своего собеседника, но по-прежнему озабоченный тем, что не знал, как поведет себя этот осман дальше. В конце концов, десятилетия вражды и недоверия не забываются в одночасье. Да, сегодня турки сражались на их стороне, сегодня они братья по оружию. Но кто знает, что будет завтра? Кто поручится, что это не хитрый маневр, не коварная ловушка? Нет, нельзя терять бдительности. Нельзя слепо доверяться тем, кто еще вчера мечтал перерезать тебе глотку. И потому в голосе Хиляева звучала настороженность и суровость. — Если вы и ваши экипажи прибыли сюда грабить и захватывать беззащитные колонии в то время когда наш сектор раздираем гражданской войной, то мы будем считать вас своими врагами, а ваши корабли — целью для наших канониров!

Он не шутил. В его глазах горела решимость, готовность биться до последнего. И Бозкурт это видел. Видел — и понимал, что с этим человеком, с этими людьми шутки плохи. Это не трусы, не слабаки. Это воины, готовые умереть, но не сдаться. И такое мужество вызывало уважение.

— Разве, я бы тогда вмешался в это сражение? — усмехнулся Бозкурт, пожимая плечами. В его голосе слышалась насмешка, но не злая, а скорее добродушная. — Подумайте сами, адмирал. Если бы мы хотели воспользоваться вашими неурядицами, стали бы мы раскрывать себя и в драку, рискуя своими кораблями и людьми?