Академия Метаморфоз. Ученица Ворона

– Конечно. Она потенциально угрожает всему Тумалону. Ну… Или угрожала, пока вы не сумели сделать госпожу Бран незаразной. Впрочем, ее возможное превращение по-прежнему вызывает тревогу и опасения. Поэтому я здесь.

– Чушь собачья. Чтобы быть в курсе происходящего, тебе достаточно докладов Милдред. Если уж очень хочется деталей, можно почитать мои отчеты, я веду их достаточно аккуратно.

– Никакие сторонние доклады и письменные отчеты не заменят личного разговора.

– Хватит ездить мне по ушам. Говори, зачем пришел, не трать мое время понапрасну.

Доннер снова улыбнулся, сцепил руки за спиной и обвел взглядом помещение, задерживая его на рабочих столах, сейчас преимущественно пустых, аккуратно придвинутых к ним табуретах, шкафах с инвентарем, ингредиентами и книгами.

– Значит, это и есть твоя личная лаборатория? – подозрительно миролюбиво заметил он. – А ты неплохо здесь устроился. Только света и воздуха, наверное, маловато, да?

– Мне хватает, – буркнул Кроу, испытывая странное желание материализовать простыни или ширмы и закрыть ими обстановку помещения от чужого взгляда. Словно ему было неприятно, что Доннер все это видит. – Ты пришел позлить меня? Или покуражиться? Знаешь, я ведь не так боюсь тюрьмы. Только если мне все равно туда возвращаться, то не за твой разбитый нос. Уж лучше тогда раскроить тебе череп. Чтобы уж наверняка… Не смей ничего трогать!

Доннер за время его тирады пересек помещение, подошел к одному из шкафов и зачем-то раскрыл его, словно собирался проинспектировать качество хранившихся там ингредиентов. Однако после оклика Кроу он послушно закрыл створки, обернулся и, качая головой, прокомментировал:

– А ты стал еще ворчливее, Карл. Впрочем, едва ли тебя можно за это винить.

Кроу прищурился, с трудом сдерживая рвущуюся наружу злость. Потому что соврал, когда угрожал раскроить незваному гостю череп: обратно в тюрьму он не хотел. Уж точно не сейчас.

– А еще ты постарел, – не унимался Доннер.

– Да ты тоже не помолодел, – фыркнул Кроу, но только потому, что не придумал ответа лучше. Он и сам видел, что бывший сокурсник сейчас смотрится лет на пять-десять моложе него. – Чего ты хочешь?

– Вообще-то, извиниться.

Слова прозвучали гораздо тише, чем все предыдущие реплики, поэтому Кроу показалось, что он ослышался.

– Что?

– Извиниться перед тобой, – уже громче и увереннее повторил Доннер. И теперь стало заметно его волнение. – Карл, я не такая сволочь, как ты думаешь. Я понимаю, что мы тогда поступили плохо. Я хотел бы все вернуть и исправить, но это не в моих силах. Если бы я знал, какие последствия будут у нашей лжи…

– Заткнись, – тихо и хрипло выдохнул Кроу, перебивая. – Ты и сейчас лжешь! Возможно, даже самому себе, потому что все порядком подзабыл. А тогда вы прекрасно видели, что сделали со мной, с моей жизнью, но молчали. Потому что правда стоила бы вам ваших.

– Мы были молоды и глупы, Карл!

– И трусливы.

Доннер вздохнул, его плечи, всегда горделиво расправленные, заметно поникли, спина ссутулилась.

– Не без этого, – признал он едва слышно. – Но если бы я знал, что это толкнет тебя в ряды черных псов…

– Ты бы все равно поступил так же.

Судя по тому, что Доннер лишь виновато опустил взгляд, он это тоже понимал и признавал.

– Почти четверть века прошла, – заметил Кроу все тем же хриплым от эмоций голосом. – Больше половины нашей жизни. Почему ты пришел сейчас? Что тебе на самом деле нужно?

– Я бы сказал: твое прощение, но уже понятно, что мне его не получить, – печально усмехнулся Доннер. – Но я хочу хотя бы частично загладить свою вину перед тобой. Я старался сделать это и раньше…

– Неужели? Что-то я не заметил.

– А почему, ты думаешь, тебя не казнили и помиловали, как только появилась хотя бы малейшая возможность?

Кроу промолчал. До сего момента он считал, что был кто-то еще. Тот, кто знал о сделке, когда-то заключенной им с одним из членов Ордена хитрой обезьяны. Он обещал Кроу полную реабилитацию в обмен на службу тайным агентом в Ордене черных псов, но был убит прежде, чем война закончилась. Тогда-то Кроу и бежал с Тумалона, понимая, что ему нечем доказать свою работу на правительство. Когда его арестовали и не приговорили к смерти, да к тому же поместили в достаточно комфортную одиночную камеру с кучей книг, он заподозрил, что кто-то все-таки знает правду, но, вероятно, тоже не может ничего доказать. Убедился в этом, когда его помиловали после оказанной драконам любезности.

И вот теперь Альберт Доннер хочет сказать, что это его заслуга?

– Я не знаю, на чьей стороне ты в действительности был, – продолжил тот свою мысль. – Но слухи о том, что ты наш агент, ходили давно. Я надеялся, что кто-то представит доказательства, но все молчали. Тебя хотели казнить, но я не позволил. И помилования для тебя тоже добился я. Потому что, даже если ты действительно был на стороне псов, это моя вина. И таков мой способ хотя бы частично ее загладить: дать тебе второй шанс.

Растерянный и сбитый с толку, Кроу отвернулся, чтобы Доннер не видел его лицо и не смог прочитать эти чувства. Он прошелся по лаборатории, стараясь осознать услышанное, понять, что это для него меняет.

– И ты думаешь, этого достаточно? – поинтересовался он через какое-то время. – Думаешь, это стирает то, что ты сделал?

– Я надеялся, что это хотя бы немного меня извиняет.

Кроу повернулся к нему и постарался вложить в собственный взгляд столько обжигающей ненависти, сколько смог сейчас в себе найти.

– Знаешь, что на самом деле могло бы тебя извинить? Правда. Вот если бы ты встал на следующем заседании правительства и заявил, что когда-то давно вы с друзьями оболгали меня. Если бы ты честно и открыто рассказал, что вы тогда сделали и почему решили все свалить на другого. Вот это тебя извинило бы.

На красивом холеном лице заалели пятна, свидетельствовавшие то ли о злости, то ли о стыде, то ли просто о крайнем волнении.

– Если бы все это касалось только меня… – пробормотал Доннер. – Но я подведу тех, кто тогда пошел у меня на поводу. Я подведу свою семью…

– Ну да, а у меня ведь нет ни семьи, ни друзей, поэтому не страшно. – Губы Кроу презрительно скривились. – Кстати, напомни, почему у меня нет ни того ни другого? Ты жалок, Альберт. Ты был жалок тогда и жалок сейчас. У тебя не хватает смелости признаться во всем хотя бы сыну, но ты смеешь просить меня о прощении? Убирайся. Убирайся и больше никогда не приходи сюда.

Доннер покивал, по всей видимости, снова признавая его правоту, и заверил:

– Да, я сейчас уйду. Только дождусь одного человека.