Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
Горенский. Мистики — Гибшман, Лебединский, Жабров-
ский, Захаров. Председатель — Грузинский, Паяц —
Шаров, Автор — Феона.
Я уже говорила, что Мейерхольд, во многом противо
положный Блоку, за какой-то чертой творчества прибли
жался к нему. Это была грань, за которой режиссер
оставлял быт, грубую театральность, все обычное сего
дняшнего и вчерашнего дня и погружался в музыкальную
сферу иронии, где, в период «Балаганчика», витал поэт,
откуда он смотрел на мир. Фантазия
ла очки, приближающие его зрение к поэтическому зре
нию Блока, и он увидел, что написал поэт 23.
Воплотить такую отвлеченную, ажурную пьесу, при
вести на сцену, где все материально, казалось просто не-
424
возможным, однако режиссер нашел для нее сразу нуж
ную сценическую форму. Без лишних разговоров, без
особого разбора текста (если не считать пояснений
Г. И. Чулкова, которые были только литературными 24),
режиссер приступил к репетициям. Особым приемом,
свойственным только ему, главным образом чарами актер
ского дирижера, он сумел заставить звучать свой оркестр,
как ему было нужно. Истинное лицо поэта Блока через
режиссера было воспринято актерами. Мейерхольд сам
совершенно замечательно, синтетично играл Пьеро, дово
дя роль до жуткой серьезности и подлинности.
H. Н. Сапунов построил на сцене маленький театрик
с традиционным, поднимающимся кверху занавесом. При
поднятии его зрители видели в глубине сцены посередине
окно. Параллельно рампе стоял стол, покрытый черным
сукном, за столом сидели «мистики», в центре председа
тель. Они помещались за черными картонными сюртуками.
Из манжет виднелись кисти рук, из воротничков тор
чали головы. Мистики говорили неодинаково — одни при
тушенным звуком, другие — почти звонко. Они прислу
шивались к неведомому, к жуткому, но желанному при
ближению. Когда В. Э. Мейерхольд репетировал с нами
за столом, он читал за некоторых сам, причем всегда
закрывая глаза. Он делал это невольно и прислушивался
к чему-то невидимому, таким образом сосредоточивался.
Эта сосредоточенность и творческий трепет режиссера
помогали актерам в работе, совершенно новой и трудной
для многих.
Художник Н. Н. Сапунов и М. А. Кузмин, написав
ший музыку, помогли в значительной мере очарованию
«Балаганчика», который был исключительным, каким-то
магическим спектаклем.
«Балаганчик» шел с десяти репетиций и зазвучал
сразу. Невозможно передать то волнение, которое охватило
нас, актеров, во время генеральной репетиции и особенно
на первом представлении. Когда мы надели полумаски,
когда зазвучала музыка, обаятельная, вводящая в «оча
рованный круг» 25, что-то случилось такое, что застави
ло каждого отрешиться от своей сущности. Маски сдела
ли
всё необычным и чудесным. Даже за кулисами передвыходом мы разговаривали по-иному. Я помню момент
перед началом действия во время первого спектакля.
Я стояла и ждала музыки своего выхода с особым трепе
том. Мой кавалер Бецкий и его двойник тихо расхаживали
425
поодаль, кутаясь в плащи. Я почувствовала, что кто-
то стоит у моего плеча, и обернулась. Это была белая фи
гура Пьеро. Мне вдруг стало тревожно и неприятно:
«Что, если он скажет что-нибудь обычное, свое, пошутит
и разрушит очарование», но я тотчас же устыдилась
мелькнувшей мысли: глаза Пьеро смотрели через прорезь
маски по-иному. Он молчал. Ведь мы находились в таин
ственном мире поэзии Блока. Мейерхольд, по-видимому,
в этот момент ощущал это больше всех.
Послышался шепот: «Бакст п о ш е л » , — это означало,
что подняли первый занавес, расписанный Бакстом.
Представление началось. В зрительном зале чувствова
лась напряженная тишина. Тянулись невидимые нити от
нас в публику и оттуда к нам. Музыка волновала и, как
усилитель, перебрасывала чары создания Блока в зри
тельный зал. Когда опустился занавес, все как-то не сразу
вернулись к действительности. Через мгновение разда
лись бурные аплодисменты с одной стороны и протест с
другой, последнего было, правда, гораздо меньше. Вызы
вали особенно Блока и Мейерхольда. На вызов с ними
вышли все участвующие. Когда раздавались свистки, уси
ливались знаки одобрения. Сразу было ясно, что это был
необыкновенный, из ряда вон выходящий спектакль.
Многие потом бывали на «Балаганчике» по нескольку
раз, но была и такая публика, которая не понимала его
совсем и никак не принимала 26.
Кажется, в антракт перед «Чудом святого Антония»,
ставившегося в один вечер с «Балаганчиком», а может
быть, после окончания спектакля к нам в уборную при
шел Блок и поднес цветы — Мунт розовые, Волоховой
белые и мне красные. Он был в праздничном, приподня
том настроении, и мы очень радовались его успеху.
За два или три дня до представления нам пришла
мысль отпраздновать постановку «Балаганчика». По со
вету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Заго
ворили об этом при Е. М. Мунт, с которой мы вме
сте жили. Волохова и В. В. Иванова приветствовали эту
идею, и Вера Викторовна предложила свою квартиру, так
что в дальнейшем к ней были перенесены и субботни
ки, на которые приглашались наиболее близкие знакомые
из художественного и артистического мира.
Решили одеться в платья из гофрированной цветной