Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

и указывала на них поэту. Оба много гуляли и катались

по вечерам, и отсюда посвящение к «Снежной маске»:

«Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми

и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».

Этот период ярко отразился на творчестве поэта.

Чувство Волоховой было в высшей степени интеллек­

туальным, собственно — романтика встречи заменяла чув­

ство. Тут настоящей женской любви не было никогда. Она

только что рассталась со своей большой живой любовью,

сердце ее истекало кровью. Поэтому, когда с приближени­

ем Блока в ней проснулись Снежная Дева и захватываю­

щий интерес к окружающему, я очень обрадовалась.

Но здесь была двойственность: с одной стороны, глу­

бокое, большое чувство к отсутствующему, с другой —

двойственное, скорее интеллектуально-экстатическое отно­

шение к тому, что происходило в окружении Блока.

В эту эпоху она была особенно интересна, потому Блок

и называл ее падучей звездой и кометой. Наталия Ни­

колаевна бесконечно ценила Блока как поэта и личность,

любила в нем мудрого друга и исключительно обаятель­

ного человека, но при всем этом не могла любить его

обычной женской любовью. Может быть, потому еще, что

он, как ей казалось, любил не ее живую, а в ней свою

мечту.

По временам H. Н. Волоховой хотелось избавиться от

434

своего мучительного чувства к другому, и она жалела

что не может влюбиться в Блока. «Зачем вы не такой

кого бы я могла полюбить!» — вырвалось у нее однажды.

«Снежная маска» вылилась из первого смятения от

неожиданного отношения женщины. Блок говорил: «Так

со мной никто не обращался». Все же он облекся в фор­

му красивую — не отвергнутого любовника, а рыцаря

желанного и в высшей степени нужного. По его словам

от Волоховой он получил второе крещение: «И гордость

нового крещения мне сердце обратила в лед». Пламя жи­

вой любви отвергнуто, начинается любовь снежная,

снежное вино: «И нет моей завидней доли: в снегах

забвенья догореть и на прибрежном снежном поле под

звонкой вьюгой умереть».

Однако по временам в стихах опять слышится мучи­

тельная мольба: «Не будь и ты со мною строгой и мас­

кой не дразни меня, и в темной памяти не трогай иного,

страшного огня». Опять упоминается страсть: «И твоя ли

неизбежность совлекла меня с пути, и моя ли страсть

и нежность хочет вьюгой изойти».

Неразрешающаяся романтика мучила... Это тревожи­

ло мать. Блок принял второе крещение и как бы преоб­

разился, но теперь он и Н. Н. Волохову обрек на снеж-

ность, на вневременность, на отчуждение от всего жиз­

ненного. Он рвал всякую связь ее с людьми и землею,

говорил, что она «явилась», а не просто родилась, как

все, явилась, как комета, как падучая звезда. «Вы звез­

да, ваше имя М а р и я » , — говорил он. Отсюда происходил

их спор. Она с болью настаивала на своем праве суще­

ствовать живой и жить жизнью живой женщины, не об­

леченной миссией оторванности от мира. Может быть,

особенно горячо и с особенной мукой она настаивала на

этом потому, что действительно в ней был какой-то раз­

лад с миром, она в душе чувствовала себя глубоко оди­

нокой и часто во многом сама не принимала мира тако­

вым, как он есть («Мир невелик и не богат, и не

глядеть бы взором черным...»). Мне понятно волнение и

протест Волоховой. Соприкоснуться так близко с тайной

поэзии Блока, заглянуть в ее снежную сверкающую безд­

ну — страшно: она, разумеется, сейчас же ощутила, что сто­

ит рядом с поэтом, которому «вселенная представлялась

страшной и удивительной, действительной, как смерть...».

Блок был неумолим. Он требовал, чтобы Волохова

приняла и уважала свою миссию, как он — свою миссию

435

поэта. Но Наталия Николаевна не захотела отказаться

от «горестной з е м л и » , — и случилось так, что он в конце

концов отошел. После он написал о своей Снежной

Деве стихотворение, полное злобы, уничтожающее ее и

совершенно несправедливое 32. Я не знала об этом, так

же как и она, до последнего времени. Она прочла с ужа­

сом и возмущением, с горечью — за что? Думаю, за то,

что он поверил до конца в звезду и явленную комету, и

вдруг оказалось, что ее не было, тогда он дошел до край­

ности, осыпая ее незаслуженными упреками. Любовь

Дмитриевна в свое время, вероятно, также порой тяго­

тилась своей обреченностью Прекрасной Дамы, потому

что она вначале любила Александра Александровича

обычной земной любовью. Она осталась с ним до конца

благодаря тому, что была очень сильная, а он нуждался

в ней больше, чем в ком-либо. «Люба мудрая, Люба

знает». А она, разумеется, верила, что он знает больше

всех, что его речи являются известного рода «открове­

нием». Отсюда и смирение Любови Дмитриевны. Но об

этом дальше, а теперь снова возвращаюсь к Волоховой.

Она гуляла и каталась с Блоком по улицам Петербур­

га, влюбленная в его мглу и огни 33. Между ними шел

неустанный спор, от которого он мучился, она иногда

уставала. Однажды я сказала H. Н. полушутя, что впо­

следствии почитатели поэта будут порицать ее за холод­

ность, как негодую, например, я на Амалию, что из-за

нее страдал Гейне. H. Н. рассмеялась над моими словами

и сказала мне, что иногда она не верит в подлинные

страдания Блока: может быть, это только литература.

А над Любовью Дмитриевной взвился «костер высо­

кий». Однажды она приехала к Волоховой и прямо спро­