Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
оттого ли, что стиль наших интересов ориентирован был
вокруг Влад. Соловьева, созданный нами троими так,
что мы образовали естественно какой-то треугольник
с «оком», вспыхивающим между нами, с единственной,
неповторимой темой Влад. Соловьева, с нашей темой
о Ней, о Прекрасной Даме (Конкретной Теократии, в
жаргоне С. М., «Жены, облеченной в Солнце» — в жар
гоне моем). Да, вероятно, С. М., вызвавший к жизни
наши отношения с А. А., был необходимым цементом,
241
спаявшим
Кроме того, экспансивный, веселый темперамент С. М.,
всегда переходившего от серьезного тона к детской без
заботной шутке, под которой чувствовалось недетское
молчание, облегчал нашу беседу. Где стоят два человека
друг перед другом, внутренне близкие и извне далекие,
там всегда чувствуется стесненность, что-то сходное со
стыдом. Где появляется третий, одновременно знающий
и по-внешнему этих обоих, там появляется нить обще
ственности, братства, т. е. естественности, непринужден
ности, доверчивости. Мы боимся «замаскированных», но
нам с ними весело, когда мы знаем, что под масками
наши друзья.
Отсюда естественно, что в наших первых свиданиях
с А. А. С. М. нас связывал и, будучи младшим, несколь
ко доминировал, создавал тон и стиль наших бесед втро
ем, как бы деспотически правил кораблем нашего обще
ния. Он был рулевым корабля, на который мы сели а
который, казалось, должен был нас вывезти в новый
свет, т. е. в соловьевскую «Будущность теократии», отно
сительно которой у юного С. М. было настолько готовое
и ясное представление в то время, что он мог вообразить
себе будущее устройство Р о с с и и , — ряд общин, соответ
ствовавших бывшим княжествам с внутренними совета
ми посвященных в Тайны Ее, которой земное отражение
(или женский Папа) являлось бы центральной фигурой
этого теократического устройства. Но для этого нужно
было свергнуть самодержавие, т. е. революция была не
обходима, как переход к царству свободы, к Ней,
к Заре 52. Перед революцией С. М. не останавливался
и в шутливой форме высказывал предположение о том,
что, кто знает, может быть и нам предстоит сыграть в
этом деле немаловажную роль *.
Помнится мне, что в эту вторую встречу у С. М. я
разглядел пристальнее А. А.: он чувствовал себя проще,
уютнее, и проступало в нем то лукаво-детское, несколько
юмористическое выражение, с которым он делал свои
краткие замечания и подавал реплики, отчеканивая слова
резким, медленным, несколько металлическим голосом.
Юмор А. А. был чисто английский: он выговаривал с
* Но он это высказывал несколько позднее, в начале револю
ционного
движения, во время которого он ощутил себя внутренним эсером. ( Примеч. А. Белого. )
242
совершенно серьезным лицом нечто, что вызывало шут
ливые ассоциации, и не улыбался, устремив свои боль
шие бледно-голубые глаза перед собой. А между тем не
уловимый жест его отношения к словам и тембр голоса
подмывал на смех. Из нас троих — я шутить не умел.
Мой стиль был стилем лирических излияний, но слушать
шутки других было для меня наслаждением. С. М. Со
ловьев шутил по-«соловьевски», то есть в стиле шутли
вых стихов Влад. Соловьева. Это был шарж, гротеск, не
вероятность, вызывающая пресловутое «ха-ха-ха» —
грохочущий хохот Влад. Соловьева. А. А. не был шутни
ком, а тонким юмористом. Он сравнивал, не характери
зовал, а отмечал черточки в человеке. Было что-то дик
кенсовское в этих отметках. Так, однажды впоследствии
определил он в двух словах все наше сходство и раз
ность: «А знаешь, Боря, ты мот, а я кутила». Этим он
хотел сказать, что я легко истрачивался словами, исходил
словами, проматывал в них свое душевное содержа
ние. А он кутила — т. е. он способен был отдать самую
свою жизнь неожиданно налетевшему моменту стихий
ности. Этим он отметил свой максимализм и мой мини
мализм. Недаром мама мне раз сказала: «А должно быть,
А. А. большой шутник — когда он говорит, мне всегда
хочется смеяться». Он говорил серьезно, жестом, движе
нием папиросы, плечами, легко склоненной головой от
мечая юмор. Помнится, поразило меня и чисто грамма
тическое построение его фраз: они были коротки, эпи-
грамматичны, тая темный смысл под слишком четким и
ясным построением. Между прочим, поразило меня, что
А. А. употреблял в речи «чтобы» и там, где его можно
было бы пропустить. Например, все говорят — «иду ку
пить», а А. А. говорил: «иду, чтобы купить себе»...
А. А. в разговоре не очень двигался, он больше сидел
в кресле, не развалясь, а сохраняя свою естественную
статность и выправку, не двигая руками и ногами, изред
ка склоняя или откидывая свою кудрявую голову, мед
ленно крутя папиросу или отряхивая пепел, изредка
меняя положение ног. (С. М. Соловьев и я — мы много
жестикулировали). Иногда лишь, взволнованный раз
говором, он вставал, переминаясь как-то по-детски, или
тихим, мерным шагом пройдясь по комнате чуть-чуть
с перевальцем, открывая на собеседника свои большие
глаза, как голубые фонари, и, глядя на него с доверчи
вой детскостью, делал какое-нибудь дружеское призна-