Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка

И все же это—не школа. Ни у Ремизова, ни у Андрея Белаго не может быть истинных пост^едо-вателей. От судьбы они могли бы получить только временных подражателей, литературных учеников без твердаго эстетическаго принципа, без традиций, без определенных нажитых навыков. Это — листья, но это — не корни. Это — не почва, а только веян1е. Это — не течен1е, а поветр!е.

Иначе и не может быть.

И тот, и другой — и Ремизов, и Белый — не мэтры. Для этого они прежде всего — слишком индивидуальны, слишком капризны, слишком и навсегда одни.

Этим выводам предустанавливается важная истина.

Молодая беллетристическая группа лишена корневой спайки, и, значит, она —случайна. Это — не школа, а орда, хотя бы и одаренная в своих отдельных участниках.

Все, что есть у них общаго, рождено только временем и на время, на не длинный срок лихо-лет1я.

И этим мутным лихолетьем рождены и их вол-нующ1я и страшныя темы: гражданская война, унылость росс1йскаго запустен1Я, чепуха и путан-ность дел — которых они, к их чести, не хотят таить, но, как художники и не могли бы скрыть, — общая росс1йская неурядица, голод, уб1йства, людоедство.

Невеселыя темы, горьк1Я темы, пугающ1Я те.мы!..

И вот почему все писан1Я этих беллетристов, их книги, их повести, их разсказы, даже их фо-тограф|И—корреспонденц1и—

1. Литературно-знаменательны, как крик се-годняшняго дня,

2. Противоречивы, как продиктовавшая их жизнь, но и

3. ценны как свидетельск1я показан1я литературы.

Этих двух писателей будут изучать. Над ними будут думать. К ним не раз еще вернется критика, и их имена на своих страницах не осмелится забыть будущ1й литературный историк.

Петр Пильскш.

«Балт1Йск1й Альманах»

№ 2. — 1924

Р. Ашкенази. (С н-Ьмецкаго).

ХУДОЖНИК МАКС БАНД.

с момента окончан1я воСшы начался наплыв русских художников различных направленш и уб'Ьжден1й в Берлин, результатом чего было воз-никновен1е взаимоотношен1й и взаимодЪйств1Й русских и нЬмецких художественных сил.

В настоящее время нельзя еще точно учесть, как велико было для н1Ьмецких художников знан1е новых идей, перенесенных русскими из своего отечества. Современное развитее н-Ьмецкой живописи теперь уже немыслимо без вл1ян1я этих идей, ко-торыя в посл-Ьдовательном продумыван1и вс-Ьх по-сл1Ь-импресс1онистских представлен1й о формЪ, пошли гораздо дальше, чЪм Герман1я. Но естественно, что и восточные эмигранты, соприкасаясь с выдающимися представителя.ми нЪмецкаго современнаго искусства, попадали под их вл1ян1е. Совершалось это различными путями. Наряду со зрелыми художниками из Росс1И и из новых окраинных государств переселялись в Берлин и молодые начинающее художники. ПрослЪдить каким путем в них совершалось см-Ьшен1е восточно-европейской сущности с западно-европейскими вл1я-Н1ЯМИ — представляет особый интерес.

К ним принадлежал и молодой Макс Банд, в настоящее время надежда литовских художников. Он родился в 1899 году в Науместис (прежде Вла-диславово), рано осирот-Ьл и рос своевольным, самостоятельным мальчиком. Отец умер, когда ему было три года; шести лЪт он лишился матери. В маленьком городкЪ, бывшем его м1рком, среди родных, воспитывавших его, вряд ли был хоть один человек, представлявшей себЪ, что такое художественное произведен1е. Но для Макса Банда, который с ранняго д-Ьтства рисовал м привык высказываться в своих рисунках, — не было сомнЪнж и колебан1й. Он хотЪл стать художником. Правда, он сам не знал, как взяться за это. О систематическом художественном образован1и нечего было и думать в этом городкЪ с его 5.000 жителей. Как1е либо художественные образцы совершенно отсутствовали. Банд мнЪ как то говорил, что он до девятнадцатаго года своей жизни вообще не ви-дЪл ни одной оригинальной картины. Единствен-

ное, что давало пищу его фантаз1и, — были ре-продукц1и, которыя случайно попадали в его руки. Несомненно, что мальчик и юноша, остававш1Йся при таких услов1ях в-Ьрным своему р'Ьшенею стать художником, подчинялся внутреннему голосу, которому нельзя было сопротивляться. Ему предстояло одно из двух: либо при наличности достаточных способностей, достигнуть высокой ц-Ьли, либо остаться побежденным в пути. Но какой юноша вЪрит во вторую возможность? верят, безусловно верят только в первую, в необходимость пробиться. Итак, в 1918 году 19-ти летн1Й Банд собрал свои пожитки и отправился туда, где, как он знал, нашли убежище мног1е русск1е художники, — в Берлин.

И вот он очутился в огромном городе, который оглушал его своим шумом, смущал своей необычайной жизнью, подавлял головокружительной сменой зрительных и художественных пережива-Н1Й. Банд искал учителя, который мог бы указать ему путь через этот лабиринт. Но и это было не так то просто. Поступить в Академ1ю он не хотел: слишком уже в нем укоренились основныя идеи молодого искусства, слишком близко соприкоснулся он с новыми стремлениями, чтобы довольствоваться этой закосневшей, заржавевшей государственной школой. Но ведь в Берлине были музеи, ведь, наконец, ему представилась возможность ознакомиться с творчеством великих художников. Музей Императора Фридриха стал его школой.

Двадцать лет тому назад молодой начинающ1Й художник прежде всего ознакомился бы с искусством нидерландцев и погрузился бы в тайны Рембрандта и Франца Г а л ь с а. Характерно, что молодой литовец предпочел в берлинском музее совершенно друг1я отделен1я. Около 1920 года исчезло безграничное преклонен1е перед великими голландцами 17-го века, в которых предыдущее поколен1е увидало предков нмпресс10низма, и возник новый интерес к итальянскому искусству, особенно к величественной манере мастеров конца средневековья и начала Ренессанса. Здесь нахо-

№ 2. — 1924

«Б а л т I й с к I й Альманах»

71

дили тот величественный стиль, по которому сами так тосковали. Зд1Ьсь находили ясное построен1е красочных плоскостей и художественное выра-жен1е, которое не было только отражен1ем М1ра д-Ьйствительности. Маленькое «Распят1е Христа» ДЖ10ТТ0, немног1я, избранныя картины Мазаччю, весенняя нежность молодой женщины у Воп1еп1ео Уепег1апо приводили в восторг молодого художника; картины флорентинскаго ранняго Ренессанса дали ему представлен1е о живогаки, которое он до сих пор искал ощупью.

Но преклонение перед обожаемыми мастерами не перешло у него в безусловное подражан!е им. И это характеризует отнощен1е нащей молодежи к великому искусству прошлаго. ПолвЪка тому назад молодой художник, преклоняющейся перед тво-рен1ями Ренессанса, усмотрел бы высшую цЪль в том, чтобы создавать подобныя творен1я. ПоколЪ-н1е 1920 года совершенно инстинктивно, не плано-м'Ьрно, а по естественному побужден1ю перерабатывало то, ч-Ьм оно восхищалось в старых картинах, для своих собственных современных ц-Ьлей.

Банд почувствовал, что на этом пути ему необходим руководитель. Его вниман1е привлек ТУШу 1аеске1, который как раз в то время в своих больших актах стремился слить современное чувство красок с обновленным стилем Ренессанса. Н'Ь-сколко м1^сяцев он работал у .ТаескеГа. Но его манера письма, все больше тяготевшая к новому барокко, не могла на долго удовлетворить его. Он мечтал о бол1Ье строгой, болЬе суровой живописи, и встр1Ьча с русским художником Григорьевым, поселившимся также в Берлин^., была для него знаменательна.