Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка
Шрифт:
держали всякое добро, ВЪчный Студент почти за-видывал этим куклам, на крашенныя щеки которых изливалось столько св^та. Тогда он сам казался себЪ еще бол-Ье жалким и отходил в т'Ьнь, прячась от самого себя. Но тЪнь приходила в дви-жен1е и шла вмЪстЬ с ним. Он осмотр-Ьлся и увидал в темнотЬ женщину в поношенном платьЪ. Скорбное желто-блЪдное лицо в старой дырявой шали о чем-то просило. Из-под опущенных вЪк осыпалась пудра в свЪтЬ уличнаго фонаря.
«Идем!» шепнула она.
Со страхом смотр'Ьл Вечный Студент в это лицо, как в свою душу, таившую отчаян1е под опущенными в^Ьками. Эти ~ губы научились нечисто улыбаться, но склоненное лицо в свЪт^ фонаря казалось грустным и смиренным, как сердце, сознавшее свои прегр-Ьшен1Я.
«Куда же мы пойдем, когда нам некуда итти?» сказал В1>чный Студент и втиснул в руку женщины монету. ЗагЬм быстро повернулся и ушел. Но ему все еще казалось, что, прячась в темных воротах, тЬнь следует за ним. Он не знал, куда обратиться,
Б-Ьгая по л1Ьстницам с урока на урок, собирая нищенск1е гроши, чтоб влачить на них свое существование в жалкой мансардной комнатушк-Ь, гдЬ за окном в часы сна завывал безпокойный вЪтер, а за сгЬной грызли крысы — провел он свою молодость. Он переходил от предмета к предмету, с факультета на факультет и с отчаян1ем чувствовал, что ловит лишь искры окочен-Ьвшими пальцами и блуждает в дыму. Гд1Ь-то был большой костер — он это чувствовал — но он блуждал вокруг него и ловил лишь искры, искры ...
Так он бЪгал, но все еще оставался студентом, в то время как его товарищи с хорошими дипломами давно уже занимали почетныя мЪста. Непокорная прядь на его лбу уже начинала сЪдЪть. Его звали ВЪчным Студентом, и он чувствовал, что вокруг него пространство все больше и больше
№ 1. — 1923
«Балт1йск|й Альманах»
разр-Ьжается, что образуется пустота — такая пустота, что ему порой казалось, будто кто-то ходит по его пятам. И когда он всматривался, то вид-Ьл, что это была его собственная т1Ьнь. Подобно тому, как в большой тишин'Ь уши сами начинают порождать шум, так и у ВЪчнаго Студента в его одиночестве появился товармщ. Он говорил тихо, и голос его шуршал, как падающ1е листья. И чтд он говорил, то было воспоминан1е.
Бродя по улицам, В-Ьчный Студент думал, куда бы пойти. В обществ-Ь он не ум%л ни оставаться незамеченным, ни жить с обществом заодно. Случалось, что ему хотелось быть как всЪ друг1е. Но когда он принимал участ1е в разговоре и начинал что-либо разсказывать, то сам словно посторон-Н1Й человек, прислушивался к своим словам и удивлялся, как глупо они звучат. Это заставляло его скоро умолкать. Ибо в мыслях все, чтб он хотел высказать, выходило гораздо лучше. Но когда он садился в сторонке и отдавался своим мыслям, то молчан1е его было такое тяжелое, что гости один за другим умолкали и чувствовали себя подавленными, вечному Студенту ничего не оставалось, как попрощаться, и каждый с радостью пожимал ему руку.
Так он остался одиноким. Единственные, кто его понимал, были дети, у которых запас слов еще ничтожен и которые все понимают немым чутьем. В свободныя минуты он отыскивал уединен-ныя площадки, где на кучах песка играли дети. Там он всегда находил себе знакомых, с которы-, ми, на песке, мог разговаривать часами. Дети понимали, чтб говорили его сверкающ1е глаза и добросердечное лицо, как те голуби, которые понимали проповеди Францизска Азисскаго. Но теперь была зима. Красныя лапки голубей больше не прыгали по траве, и в запертых садах не играли дети.
вечный Ст>'дент вышел на бульвар. Какой-то смерзш1й листок катился перед ним, и он смотрел, как ветер его уносит. Итти одному обратно в темную комнату и весь вечер терзаться холодной скукой... Это было невыносимо. И, уступая неожиданной выдумке, он зашел в табачную лавку на углу и купил себе игральных карт. Когда он держал в руке маленькую гладкую колоду, ему сделалось легче.
Ля, ля, ля, ля — тихо напевали оне что-то. Тут уж у него был целый бальный зал. Дамы и короли и верные валеты с широкими топорами за плечом. А глаза, глаза! Давно он не смотрел в глаза. Хотя . .. Вчера какой-то пес дрожал от холода на лестнице одного дома. Но карточные короли и дамы смотрели веселее.
вечный Студент прошел несколько темных переулков и по истоптанным лестницам поднялся в свою квартиру. Несколько раз вынимал он ст1Ч-ку, которая быстро вспыхивала и погасала, обжигая ему пальцы. По длинному темному корридору.
мимо старых ящиков и бельевых корзин, направился он в свою комнату, находившуюся в конце корридора. Невнятные шаги провожали его. Был ли это ветер, или в квартире кто расхаживал? вечный Студент вошел в свою комнату, бледная тень окна лежала на полу. «Ду-ду-ду-ду» дрожала разбитая створка. Сняв шапку, он стоял посреди комнаты, пока пальцы не начали у него коченеть. Тогда он понял, что должен что-нибудь делать, чтоб перенести эту ночь. Он сбросил с себя пальто так тяжеловесно, словно ночь взвалилась на его плечи, и принялся затапливать печь. Наклонившись, он слушал, как пламя трещало за печной дверцей и как четыре красных точки прыгали по противоположной стене. Оне напомнили ему червонную масть. О, теперь он уж не был один! Его ждало так много глаз. Дамы и короли. Вечный Студент притянул стол к печке и в красном полумраке стал играть сам с собой в простенькую игру, какими коротают долгие зимн1е вечера. Легкая скука об'яла его, как всегда, когда он брался за карты. Так он ифал некоторое время, пока заметил, что некоторыя карты
начинают принимать знакомый вид, словно дух полумрака подменил их в его руках лицами близких ему людей. Лица друзей мелькали в знакомых чертах королей и валетов. А трефовый король так живо напомнил ему покойнаго отца, что он почти испугался. Он поставил перед собой в ряд карточныя лица, и его сердце было полно тихой нежности. Это сердце было кружкой, брошенной на могилу — старой, разбитой кружкой, к краям которой прилипли увядш1е цветы. Она лежит брошенная в песке, и в тихое воскресенье чья-либо рука поднимает ее и поливает ею цветы. В этот вечер она неустанно лила воду на тихую могилу воспомина-Н1Й. Незаметно она превратила карты в мелькаю-щ1е образы прошлаго. Вечный Студент тассо-вал карты, но постоянно в его руку попадали король, дама и валет, как если бы они были связаны единой судьбой. Пиковый король и червонная дама — она выступала с золотой розой в руке, словно несла навстречу свое сердце — и валет с топориком за плечом. Эта дама напоминала ему одну милую девушку. Он видел, как она ступает по дорожке сада под кривыми яблонями. Она остановилась у маленькаго деревца, которое цвело между старыми и темными кустами шиповника. Она отломала тонкую черную ветку с маленькими красными розами. Она сказала ему: «Ты хоро-ш1й» и подала ему ветку, точно принося ему свое сердце. Эта ветка казалась чем то чудесным, невиданным, — как стебель, извлеченный с цветуща-го дна морского, он был весь покрыт раковинками роз. Но валет принял розу с нежной и скромной почтительностью, как преданный слуга. Он не хотел ничего больше, как только молча охранять ея молодыя тропы под старыми яблонями, среди приветливых рощ, где пели скворцы и кукушки.«Балт1йск1й Альманах»
№ 1.
1923
Но свЪтлая дама нашла своего государя. Тот шел на добычу, так как государь всегда ищет добычи. На дорогЬ он встретил даму, которая несла на-встр1.чу сердце, и он взял то, чтб было можно взять, и так они принадлежали друг другу. А слуга остался один под старыми яблонями. И так как ему больше нечего было охранять, то он пошел по бЪлу-св1Ьту. Ах, это была старая сказка! И так как зимняя ночь длинна, то В-Ьчный Студент записал ее. Он вышел в пустырь, гдЪ было так тихо, что можно было вслушаться в свою судьбу, как в пЬсню, которую повторяет само эхо.
Он писал:
«Сказка ВЪчнаго Студента».
«Королевна сидЪла на золотом стулЬ в саду под высохшим от солнечнаго жара кустом орЪшника. Л'Ьто близилось к концу, и ор-Ьхи, меж ясно-желтых и словно обожженных листьев, дЪлались алыми, и алы были щеки королевны. Вокруг нея стояли королевичи из тридевяти земель. Они пришли свататься к ней, и зд'Ьсь, под кустом орЪшника, на исход'Ь лЬта, она хотЬла найти своего суженаго.
Она сорвала яблоко с наклоненнаго сучка яблони и думала. Вс1Ь были красивы и богаты, н она ке знала, кому ей принадлежать. Тогда она бросила яблоки в воздух и сказала: «Кто поймает это яблоко, тот и есть мой суженый».
Молодой солдат, который любил принцессу, молча стоял за ея стулом. Он не мог участвовать в состязан1и, ибо он был слуга и не мог покинуть своего мЪста. Он должен был охранять молодую королевну, и стоял безмолвный и бл-Ьдный с топором на плеч'Ь. Чужой принц с яблоком в рухЪ, ликуя, приблизился к невЪсгЬ. У него была черная борода и красныя губы. Он закусил сочное яблоко, и принцесса увид'Ьла, что красное яблоко гар-
монирует с черной бородой, и подумала, что это м есть суженый.
А слуга был только немного бл'Ьдн-Ье, ч%м всегда. И его рука держала боевой топор так непод-Ь'ижно, что осенн1й паук, протяшвавшш по саду свои сЬти, мог спокойно тянуть нить мимо бле-стящаго лезв1я.
Вечером в замк^Ь была свадьба. Но когда не-в-Ьста лежала в первом сн*, то в вид'Ьнш перед ней предстал молодой солдат; он наклонился над ней тих и бледен, с сверкающими глазами, и его ды-хан1е коснулось ея щек. Ея сердце ва<олыхнулось, и она увидЪла, что суженый — он. Она потянулась к нему, и юноша наклонился еще ближе к ней и сказал: «Дай миЪ свое дыхан1е, дай инЪ свою душу». Он легко прикоснулся своим лицом к ды-хан1Ю, исходившему из ея губ, как аромат из от-крытаго цвЪтка — и исчез. Бл-Ьдная и безпокой-ная встала утром молодая королева. Она пере-смотр'Ьла свои украшен1я и драгоценные камни, но все оказалось в сохранности, все на м1)Ст1Ь. Она вышла и пересчитала своих голубей, не унес ли коршун какого либо из них. Но они были вс'Ь цЪлы и весело порхали вокруг ея головы. Грустная она шла по саду и дошла до обожженнаго солнцем орЪшника. Там в травЪ блестЬл топор. Она вспомнила давешн1й сон и велЬла позвать молодого солдата, но нигд'Ь его нельзя было найти. С того гремени молодая королева была как дерево, которому М0ЛН1Я расколола верхушку. Ея тЬло принадлежало королю, но душа словно изгнанница блуждала с бедным солдатом. Она приняла на себя участь странника. Он постоянно чувствовал ее рядом с собой. То она бежала за ним мышкой, то птичкой садилась перед ним на сук и пЪла прекрасную пЪсню. Она принимает сотни всевозможных видов, чтоб быть у своего возлюбленнаго. И замковые стражи знают, что каждый вечер через р'Ьку, которая течет под окнами замка, плывет б^Ьлая утка и каждое утро возвращается обратно в замок.»