Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
— Какое однако общее движеніе народное.
— Parlez lui en route. [1826]
— Да, можетъ быть, если придется. Я никогда не любила его. Но это выкупаетъ многое. Онъ не только детъ самъ, но эскадронъ ведетъ на свой счетъ.
Послышался звонокъ. Вс затолпились къ дверямъ. Добровольцы, изъ которыхъ замтны были особенно 3 — высокій кирасирскій офицеръ въ большихъ сапогахъ, въ Австрійской мундирной фуфайк съ сумкой черезъ плечо, и худой съ ввалившейся грудью юноша въ войлочной безъ полей шляп, и очень пьяный и акуратный артилеристъ, прошли впереди. За ними бросилась толпа.
1826
[ — Поговорите с ним в пути.]
— Le voil`a [1827] — проговорила Княгиня, и Сергй Ивановичъ увидалъ Вронскаго въ длинномъ пальто
Онъ шелъ подъ руку съ матерью. Впереди лакей очищалъ имъ дорогу. Вронскій узналъ Княгиню и Сергя Ивановича и приподнялъ имъ шляпу. Постарвшее лицо его казалось окаменлымъ, одни глаза блестли. Выйдя на платформу, они видли, какъ онъ молча, не оглядываясь, пропустивъ мать, скрылся въ отдленіи вагона.
1827
[— Вот он,]
На платформ раздалось «Боже Царя Храни», потомъ крики ура, живіо. Высокій молодой человкъ особенно замтно кланялся, махая надъ головой шляпой и букетомъ, и другіе, высовываясь, благодарили и принимали что то подаваемое имъ въ вагонъ.
Сергй Ивановичъ простился съ Княгиней и, сойдясь съ Котовасовымъ, вошелъ въ биткомъ набитый вагонъ. Положивъ денегъ въ кружку для Сербовъ, они сли у окна и, провожаемые криками, тронулись.
На Царицынской станціи поздъ встртилъ стройный хоръ молодыхъ людей, пвшихъ «Славься» и потомъ «Боже Царя храни». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергй Ивановичъ, вышедшій съ Котовасовымъ изъ вагона, не видлъ Вронскаго. Онъ, очевидно, даже нарочно задернулъ свое окно. Котовасовъ нашелъ тутъ много знакомыхъ изъ пвцовъ. Они были очень веселы и хвалились, что они сплись особенно хорошо и еще лучше, чмъ «Славься», поютъ хороводныя псни.
На слдующихъ двухъ станціяхъ были опять встрчи, и, только отъхавъ верстъ 100, гд не было городовъ, поздъ принялъ свой обычный видъ. Котовасовъ перешелъ во второй классъ и разговорился съ добровольцами, a Сергй Ивановичъ, встртившись въ коридор съ Графиней Вронской, разговорился съ нею.
* № 191 (рук. № 103).
ЭПИЛОГЪ.
Въ сред людей, вслдствіи достатка лишенныхъ физическаго труда и не имющихъ внутренней потребности умственнаго труда, никогда не переводятся общіе модные интересы, иногда быстро смняющіеся одинъ другимъ, иногда подолгу останавливающіе вниманіе общества. Интересы никогда не касаются лично тхъ людей, которыхъ они занимаютъ, a имютъ всегда предлогомъ общее благо и относятся къ самымъ сложнымъ и непонятнымъ явленіямъ жизни; а такъ какъ непонятне непонятной жизни отдльнаго человка есть только жизнь и дятельность народовъ и изъ періодовъ жизни народовъ самый непонятный, какъ неимющій еще окончанія, есть не выразившій еще своей цли періодъ современный, то модные эти интересы большей частью относятся къ этому самому, къ современной исторіи, иначе къ политик.
Таковый модный интересъ былъ Славянскій вопросъ, съ начала зимы начавшій занимать общество, и къ середин лта, не смняясь другимъ вопросомъ, какъ снжный катимый шаръ, дошелъ до самыхъ большихъ размровъ, достигаемыхъ такими модами. Онъ имлъ размры соединенныхъ въ одно Американскихъ друзей Болгарской церкви, прізда Славянскихъ братьевъ и Самарскаго голода.
Въ сред людей, главный интересъ жизни которыхъ есть разговоръ печатный и изустный, ни о чемъ другомъ не говорили и не писали, какъ о Славянскомъ вопрос и Сербской войн. Балы, концерты, чтенія, обды давались, книги издавались въ пользу Славянъ. Собирали деньги добровольно и почти насильно въ пользу Славянъ. Были Славянскія спички, конфеты князя Милана, самый модный цвтъ былъ Черняевскій.
Все, что длали люди достаточныхъ классовъ, убивая своего прирожденнаго врага — скуку, длали теперь въ пользу Славянъ. Шумли боле всхъ т, которые любятъ шумть, шумятъ всегда при всякомъ предлог; изъ дланья шума сдлали свое призваніе и даже имютъ соревнованіе между собой о томъ, кто лучше и больше и громче шумитъ.
Таковы были во глав всхъ люди, занимающіеся газетами. Для нихъ, избравшихъ себ профессію сообщенія важныхъ новостей и сужденіе объ этихъ новостяхъ, не могло не быть желательно то, чтобы то, что даетъ такой обширный плодъ новостей, разросталось какъ можно больше. Вся цль ихъ состояла только въ томъ, чтобы перекричать другихъ кричащихъ. При этомъ вообще крикъ, т.е. распространеніе всякихъ напечатанныхъ въ большомъ количеств фразъ и словъ, они считали безусловно полезнымъ и хорошимъ, такъ какъ это означало подъемъ общественнаго мннія. Они перекрикивали другъ друга съ сознаніемъ, что этотъ крикъ вообще полезенъ. [1828]
1828
Зачеркнуто: а потому крикъ все возрасталъ и возрасталъ.
Потомъ шумли вс неудавшіеся и обиженные. Громче всхъ были слышны посл газетъ голоса главнокомандующихъ безъ армій, редакторовъ безъ газетъ, министровъ безъ министерствъ, начальниковъ
партій безъ партизановъ. Комокъ снга все наросталъ и наросталъ, и тмъ, кто перекатывалъ его, т. е. городскимъ, въ особенности столичнымъ жителямъ, казалось, что онъ катится съ необычайной быстротой куда то по безконечной гор и долженъ дойти до огромныхъ размровъ. А въ сущности налипалъ снгъ только тамъ, по городамъ, гд перекатывался комокъ, и когда наступило время, шаръ остановился, растаялъ и развалился отъ солнца. Но это стало замтно уже гораздо посл. Въ то время какъ запыхавшіеся, разгоряченные въ азарт, они, возбуждая себя крикомъ, катали этотъ шаръ, не только имъ самимъ, но и постороннимъ, самымъ спокойнымъ наблюдателямъ казалось иногда, что тутъ совершается что то важное. Если же кому и казалось, что все это есть вздоръ, то т, которые такъ думали, должны были молчать, потому что опасно было противурчить.Одурманенная своимъ крикомъ толпа дошла уже до состоянія возбужденія, при которомъ [1829] теряются права разсудка и которое въ первую, французскую революцію называлось терроромъ.
Были даны поводы къ возбужденію — рзня въ Болгаріи, сочувствіе къ геройству воюющихъ Славянъ, въ особенности Черно-горцевъ, и была дана программа чувствъ, которыя эти событія должны были возбуждать, — негодованіе, желаніе мести Туркамъ, сочувствіе и помощь воюющимъ, и вн этаго все остальное исключалось. [1830] Если въ то время кто говорилъ, что бываютъ Турки и добрые, его называли измнникомъ. Если кто говорилъ, что бываютъ Сербы трусы, его называли злодемъ и безчестнымъ. Если кто бы сказалъ, что почти также, какъ дйствовали Турки, дйствовали и другія правительства, его бы растерзали.
1829
Зачеркнуто: ошалвшимъ людямъ, бснующимся въ маленькомъ кружк, казалось, что вся Россія, весь народъ
1830
Зач.: и разумъ уже не имлъ никакихъ правъ.
Говорить завдомо ложь и утаивать истину, если такъ нужно для общаго возбужденія, считалось политическимъ тактомъ. Повтореніе все однаго и тогоже, не давая никому высказывать не подходящее подъ общій тонъ мнніе, торжествовалось какъ новое пріобртеніе обществомъ — общественное мнніе.
Опьяненіе доходило до такой степени, что самыя безсмысленныя, противурчивыя, невозможныя извстія принимались за истину, если они подходили подъ программу, и дйствія самыя безобразныя, дикія, если они были въ общемъ теченіи, считались прекрасными. [1831] Были три сряду телеграммы о томъ, что Турки разбиты на всхъ пунктахъ и бгутъ, и на завтра ожидают ршительного сраженія. Никто не спрашивалъ, съ кмъ ожидается и съ кмъ будетъ сраженіе, когда Турки бжали посл перваго дня.
1831
Зач.: Являлись извстія, которыя вс повторяли, нисколько не смущаясь безсмыслицей и невозможностью
Были описанія мстностей, которыхъ никогда не было. Были описанія такихъ подвиговъ, которые не могли быть [1832] и которыхъ было бы лучше чтобы не было.
Недоставало солдатъ и денегъ, и потому дамы хали жить въ Блградъ, и всмъ казалось это цлесообразно.
Война объявлялась не правительствомъ, a нсколькими людьми, [1833] и всмъ казалось это очень просто.
Въ войн за христіанство слышалось только то, что надо отомстить Туркамъ. [1834] Барыни въ соболяхъ и шлейфахъ шли къ мужикамъ выпрашивать у нихъ деньги и набирали меньше, чмъ сколько стоилъ ихъ шлейфъ.
1832
Зачеркнуто: какъ посл 4-й пули русскіе люди умирали, крича: «Ахъ, смерть имъ, о Господи» и «Напредъ».
1833
Зач.: дамами и мущинами,
1834
Зач.: и нмецкимъ волонтерамъ говорили, что они убиваютъ плнныхъ, и вс находили, что это прекрасно.
Спасали отъ бдствія и угнетенія Сербовъ, тхъ самыхъ угнетенныхъ, которые, по словамъ ихъ министровъ, отъ жира плохо дерутся. Этихъ то жирныхъ въ угнетеніи Сербовъ шли спасать худые и голые русскіе мужики. И для этихъ жирныхъ Сербовъ отбирали копейки подъ предлогомъ Божьяго дла у голодныхъ русскихъ людей.
Люди христіане, женщины христіанскія для цлей христіанскихъ объявляли войну, покупали порохъ, пули и посылали, подкупая ихъ, русскихъ людей убивать своихъ братьевъ — людей и быть ими убиваемы.