Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики
Шрифт:
— Это неправда, — шепнула она скорее самой себе, чем чародейке.
— Пока нет, — еще тише ответила Ная.
В отражении что-то блеснуло. Голову Этери украшала золотая острая корона.
— Всему свое время, дитя.
Чародейка накрыла ладонью ее глаза и прошептала что-то на языке, который Этери не удалось распознать. Вспыхнуло яркое пламя, и на секунду оно ослепило девушку. Этери взмахнула руками, но кто-то быстро зажал ей рот и обездвижил запястья. Боль длилась всего долю секунды, но в глазах уже стояли злые слезы. Дьявольское волшебство с его внезапными дьявольскими чарами. А можно было предупредить? Когда Ная убрала
— Взгляни-ка.
Этери замерла, а весь поток гневных слов так и застрял в горле. Из зеркала на нее смотрела вылитая Лилит. Глаза Этери больше не были бесцветными. С помощью чар Наи они превратились в отражение нежно-голубого неба. Этери ощупала веки, чтобы убедиться, что ей не мерещится. Лицо приобрело более резкие черты и несколько морщинок, которые могли у нее появиться только через несколько лет.
Этери Фэрнсби больше не существовало. Вместо нее в таверне чародейки стояла Лилит Пендрагон.
— Изумительная работа, — усмехнулся альв, — осталось одно.
Авалона лишь покачала головой, отодвинув от себя тарелки с овощным рагу. Ее до сих воротило от поданной еды, и Этери оставалось только гадать, какие воспоминания навевают на нее эти блюда.
— Я сделала это не ради тебя, — Ная обошла стол. — И даже не ради нее, — кивнула она в сторону Этери. — У Ареморики есть свои законы, которые мы не в силах нарушить. Мне просто пришлось им последовать.
— Чародейки… — произнес Элфи с нескрываемым неудовольствием. Тем не менее, он выглядел польщенным.
— Но, — продолжила Ная, — у меня есть кое-что для тебя, дитя.
Откуда не возьмись, вверх взмыли белоснежные ленты. Они хаотично летали вокруг Наи, пока из воздуха не появился какой-то предмет. Он упал ей в руку, и Этери схватилась за край стола, чтобы не упасть.
Чародейка протянула ей затемненные очки-прямоугольники.
— Как? — только и сумела выдохнуть ошарашенная девушка. Она вертела в руках свои очки, каждая трещинка, каждая потертость была на месте.
— Это же волшебство, глупая, — вновь рассмеялась Ная. Этери слабо улыбнулась. Глаза все еще щипало от наложенных на них ярких чар, но зато теперь ей не придется каждый раз щуриться, глядя на залитую солнцем лесную опушку.
Ная прикрыла рот рукой и тут же вздрогнула всем телом. Уголки ее алых губ быстро поползли вниз.
Она нахмурилась и, раздраженно поджав губы, сказала:
— Выметайтесь отсюда.
Элфи беспрекословно поднялся. Авалона с Этери переглянулись и последовали его примеру. Они направились к выходу, но были остановлены громким криком.
— Не туда! В подсобку, быстро!
Чародейка махнула рукой в сторону крошечной двери в половину роста Этери. Она серьезно решила, что они туда пролезут?
— Торопитесь. — Ная распахнула дверь. Элфи подарил ей прощальную улыбку и растворился в темноте помещения.
Авалона помедлила, замерев рядом с чародейкой.
— Можно вопрос? — внезапно охрипшим голосом произнесла хэлла.
— Только быстро.
— Почему именно овощное рагу с тимьяном?
Взгляд Наи стал расфокусирован. Она смотрела Авалоне в глаза, но, казалось, глядела совсем не на нее.
— Если ты до сих пор не поняла, значит, тебе не суждено узнать об этом именно так.
Авалона смиренно кивнула и гордо прошагала вперед.
— У тебя тоже есть вопросы, золотое дитя? —
насмешливо изогнув бровь, спросила Ная.— Нет.
Этери хотела шагнуть вперед, но чародейка вцепилась в ее плечо ногтями. Девушка зашипела от боли, но остановилась.
— Запомни все, что ты почувствовала сегодня, ведь больше никогда ты не ощутишь подобного. И запомни все, что видела, ведь в отражении кроется твоя истинная сущность, — монотонный голос Наи разнесся по таверне, в которой вдруг стало тихо.
Дверные створки скрипнули. В зале появился мужчина, лицо которого не удалось разглядеть потому что чародейка, будь она неладна, толкнула Этери, и та полетела вниз…
Хагалаз
— Не зевай, — щелкнула его по носу Сольви.
Отяжелевшие веки медленно открылись, и Хагалаз увидел перед собой ее. Стройную черноволосую красавицу. Вчера ей минуло семнадцать лет, но для него она все еще была маленькой девочкой, ворующей яблоки из сада часового Хуго. Хотя нельзя не признать, Сольви имела все достоинства взрослой женщины… Его оголенная спина напряглась, чувствуя под собой жесткую кору дерева. Сейчас тренировки занимали все свободное время. Если он хотел стать дьердом, ему нужно было приложить больше усилий. Гораздо больше, чем остальным всадникам. Он никому не позволит себя обойти.
Хагалаз встал и потянулся, разминая затекшие после сна мышцы. На плече начала ныть старая рана. Когда он был юнцом, то по собственной глупости полез на рожон, из-за чего и получил в наказание сорок пять ударов розгами. Вся его спина была исполосована шрамами, но плечу досталось больше всего.
— Я принесла тебе завтрак, — улыбнулась Сольви. Сердце из груди выскочило, но Хагалаз поймал его и заставил вновь биться в спокойном темпе. Что за шутки? Почему он так странно реагирует на ее улыбку?
Сольви была одной из тех девушек, которые не были обделены мужским вниманием. Каждый второй всадник в Часовых Городках хотел за ней ухаживать. Хагалаз незаметно поморщился. Хотя нет, скорее просто хотел ее. Она была смелой, но при этом невероятно хрупкой. Именно Сольви всегда бросалась защищать слабых всадников, которым делать в Часовых Городках было нечего. Слабаков отсеивали с каждым этапом обучения, чтобы в конце остались только те, кто достоин служить империи. Сольви будет достойной всадницей, а значит, с личной жизнью может попрощаться. Она не тратила свое время на жалкие ухаживания. Мужчины, желавшие заполучить ее сердце, были ей неинтересны.
И все же почему-то она уже который год таскалась за ним.
Девушка поставила на траву тарелку с вязкой манной кашей и железную кружку с яблочным соком.
— Я не голоден, — это была неправда. Хагалаз ощущал зверский голод, и в нем выражалась не только потребность в еде. Он боялся признать, что, как и многим идиотам, приносящим ей полевые цветы под окно, ему нужна была Сольви.
— Ты ничего не ел со вчерашнего утра, — в ее голосе прорезался металл, а мужчина отступил назад, — Хочешь умереть от голода?