Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

Под ее суровым взглядом Хагалазу пришлось опуститься обратно на траву, взять ложку и попробовать состоящее из комочков месиво. Как только горячая каша коснулась неба, он закашлялся, схватил кружку с соком и запил.

— Во имя Пресвятой Морриган, только не говори, что ты сегодня дежурила на кухне!

— Ну… — она потупила глазки, а на ее щеках заалели два пятна.

Хагалаз резко выдохнул, отводя взгляд.

— Каша ужасно соленая. Влюбилась, что ли? — он прищурился.

— А если и так? — она с вызовом вздернула подбородок.

— Тебе не стоит помогать на кухне, пока это не пройдет. — Хагалаз отодвинул от себя тарелку, сочувствуя всем, кто сегодня поднимется на завтрак.

— Я не хочу, чтобы это проходило.

Сольви сжала свои крохотные кулачки. Мужчина почувствовал, как она гневно буравит его взглядом.

— Если хочешь стать достойным всадником, тебе придется подавить в себе любое зарождение чувств. Ты должна быть предана в первую очередь империи, во вторую - своему командиру и в третью - отряду, в котором будешь служить.

— Тогда, — Сольви подошла ближе и наклонилась. Ее кудри упали ему на плечи, и на миг у Хагалаза перехватило дыхание. Она была слишком близко, и он не мог двинуться, не мог протянуть руку и отодвинуть ее от себя силой. Хэлл замер, ощущая ее прохладное дыхание у себя на губах, — я откажусь от чести быть всадником.

Сольви преодолела миллиметр и поцеловала его.

Пресвятая Морриган, почему вокруг таверны так остро витает аромат пересоленной каши?

— Окружить здание, — хрипло произнес Хагалаз.

Всадники рассредоточились по периметру, а хьенд вошел внутрь. Хищный беглый осмотр ничего не дал. Авалоны здесь не было. Как и пленных. Но фигура истины указывала направление их движения, они совершенно точно находились здесь совсем недавно. Аромат каши стал невыносим, и Хагалаз попытался дышать через рот. Глупо, конечно, но только так он мог сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям. Они болезненно ранили.

— Хьенд Кадоган, — мужчина повернул голову и увидел скрючившуюся старушку в широкой шляпе. Опираясь на деревянную клюку, она, прихрамывая, направилась к нему. — Какая честь видеть сильных мира сего в своей скромной таверне.

Показалось или ее голос сочился сарказмом?

— Вы хозяйка? — спросил он, стараясь не обращать внимание на странное напряжение вокруг.

— Тетушка Наяна, если угодно.

— В вашей таверне укрывался один из моих всадников. Женщина по имени Авалона Кэрролл. Стройная, две темные косы, зеленые глаза. Видели такую?

— Всадники редко сюда захаживают, — ответила тетушка Наяна, почесав подбородок.

— Вы не ответили.

Она усмехнулась, покачав головой.

— Твои мысли заняты совсем другим, хьенд. Может быть, хорошенько подумаешь и спросишь меня о чем-то ином?

Хагалаз прищурился. Странно, казалось, она находилась у него в голове. Насколько бы сильно хэлл не желал сосредоточиться на своей истинной цели, каждый раз перед его лицом мелькал образ юной Сольви. Его жены. Пока таверну окружал запах пересоленной каши, Хагалаз не мог думать о другом.

— У вас отвратительно готовят, — сказал он. Хозяйку ничуть не задели его резкие слова.

— А ты сначала попробуй.

Она усадила его за свободный круглый столик, и в тот же миг к нему подскочили официанты с подносами. Тарелка с манной кашей и железная кружка сока. Да они издеваются. У него нет времени на то, чтобы предаваться воспоминаниям и все же… Он взял ложку и зачерпнул кашу. Она была кошмарно соленой. Уголки губ мужчины поползли вверх. Да, это определенно была она. Манная каша, приготовленная в военном чугунном котле. Вкус не изменился.

— На самом деле люди - это открытая книга, — произнесла тетушка Наяна, с кряхтением занимая стул напротив, — кто-то раскрывается сам по себе, и его страницы читаются легко, к кому-то приходиться пробираться через дебри словесных оборотов и сносок, а кто-то отказывается открываться, не осознавая, что уже открыт, просто титульный лист пуст, как и все остальные страницы. Ты именно такой.

Она улыбнулась, и морщины на ее лице стали напоминать зигзагообразные молнии.

— Ты пишешь себя сам, пока других создают, — плечи Хагалаза напрягались с каждым словом этой удивительно проницательной женщины. — А теперь спроси себя снова. Зачем я сюда пришел? Что я хочу получить? И я ли этого хочу?

Хагалаз встал, стул отъехал назад, но не упал. Зачем он пришел в таверну? Что за глупый вопрос? Он хотел найти Кэрролл, убедиться, что она предатель или, наоборот, опровергнуть это предположение.

— Только отвечай правдиво, — добавила хозяйка.

Честность. Хагалаз оказался в таверне не только потому, что фигура истины направлялась сюда. На самом деле ему жизненно необходимо найти девчонку, чтобы убедиться, что она в порядке. Он волновался, и это волнение сказывалось на его привычных отточенных действиях. Он должен был вести допрос, но вместо этого допрашивали его. Какая ирония.

Что же он хочет получить? Обратные доказательства ее вины. Он не хотел быть палачом, погубившим единственного человека, который за столько лет стал ему дорог. Если Ави окажется предателем, ему придется отдать ее на растерзание инквизиторам. Придется наблюдать за ее казнью. Он не вынесет этого. Как никогда один из сильнейших хьендов Континентальной Империи близок к тому, чтобы сломаться. Она - его слабость. Только она.

Но чего на самом деле он хочет? Защитить ее и понять, почему она сбежала. В этом кроется его сокровенное желание. Хагалаз просто хотел понять, почему. Без упреков и обвинений, просто знать, почему, когда он предложил ей сбежать, она стоически отвергла его покровительство, но потом сама же пустилась в бега?

Вот чего он хотел.

Правда, это не имело никакого значения. Его желания малы и ничтожны по сравнению с верностью к империи. Желания Хагалаза - проявление секундной слабости, они пройдут, как и ноющая боль в груди, как и иглы, что целиком пронзили сердце. А вот воля императора будет жить вечно. И он ничего не мог с этим сделать. Долг обязывал поступиться с собственным эгоизмом, забыть о его существовании.

И Хагалаз забыл.

— Где она? — его низкий голос завибрировал от раздражения.