Аркадиана

– - Выбирай рыжую, не ошибешься, - говорю я.

Он задумывается.

– - Ты уверена?
– спрашивает он серьезным голосом

– - Конечно, - говорю я так же серьезно.
– Рыжие они самые котистые.

Пока он раздумывает, я поднимаюсь.

– - Я приду к тебе, когда никого не будет, - говорю я задушевно.

– - Точно?
– спрашивает он.

– - Конечно.

– - А куда ты придешь?
– спрашивает он хитро и грозит пальцем.
– Ты знаешь, где я живу?

– - Нет, - говорю я.
– Я буду обходить все квартиры и спрашивать: не здесь ли живет молодой человек, который приглашал меня в гости?

– - Сорок третья квартира, - говорит он и повторяет.
– Сорок третья. Ты меня не обманешь?

– - Как можно, - говорю я уверенно.

Я перехватываю свой кирпич и делаю шаг наверх.

– - Что это у тебя такое?
– спрашивает он.
– Ааа... Антиквариат... Дай посмотреть.

С необычной для пьяного ловкостью он отбирает у меня телефон и задумчиво жмет на клавиши.

– - Э, - говорю я протестующе.
– У меня там денег мало.

– - Да не звоню я никуда, - говорит он, морщась.
– Не бойся.

Между тем на поясе у него тренькает. Он вынимает из кобуры свой мобильник, смотрит на экран, что-то нажимает, и отдает мне телефон. Я сперва не понимаю, что он делает, и только потом доезжает, что он запомнил мой номер.

– - Любишь старину?
– спрашивает он, возвращая мне кирпич.

– - Полюбишь поневоле, - отвечаю я и поднимаюсь, откуда пришла. Неподвижно, как чугунный памятник, он пыхтит сигаретой.

Я возвращаюсь в лифтовый холл. Вроде бы проветрилось, или я сроднилась с духом жареной камбалы... Сорок третья квартира. Запомним на всякий случай. В нашем доме трудно без союзников.

Не успеваю я как следует закрыть дверь, звонит телефон.

– - Нинк!
– говорит Вера ликующе.
– Мишка тут один контактик подкинул.

– - Он же во Вьетнаме, - отвечаю я тупо.

Вера тяжело вздыхает.

– - Проснись, мать, ты в каком мире живешь. Телефоны сейчас есть, знаешь... сети компьютерные...

– - Во Вьетнаме тоже?
– спрашиваю я изумленно, и только потом до меня доходит, что я сказала. У меня точно что-то с головой...

Вера на другом конце провода, кажется, понимает, что на отвлеченные темы до меня не дойдут.

– - В общем, ты завтра на собеседование пойдешь. Мяу-мяу. Ты его сделала, сделала!

– - Как же это сделала, - говорю я недоуменно.
– Когда сделала, собеседований никаких не надо... Мне, к примеру, не требуется ни с кем собеседовать...

Всю ночь я вскакиваю и смотрю на будильник. Как бы не проспать. Подниматься, подобно трудящимся, я отвыкла давно.

В результате я зверски не высыпаюсь. Представляю со стороны свою мятую физиономию.

Около девяти я звоню Саше. Лучше подстраховаться лишней информацией.

– - Здравствуй, - говорит он настороженно. Он знает мою несовместимость с ранней побудкой, следовательно, либо что-нибудь случилось и придется участвовать (а не хочется), либо мне что-то нужно. В общем, все плохо.

– - Слушай, - говорю я.
– У меня к тебе принципиальный вопрос.

– - Ну что, что такое?

– - Мне тут надо на метро проехать, - говорю я.

– А я сто лет не ездила. Скажи ты мне как специалист-подрывник: куда нужно садиться, чтобы не взорвали?

– - Я не специалист-подрывник, - говорит Саша недовольно.

– - Ну дипломат, - говорю я.
– Какая разница. Это смежная профессия. Ты наверняка знаешь.

– - Нина, не ерничай, пожалуйста, - говорит Саша сухо.

– - Ты же все равно знаешь, куда по науке положено бомбу закладывать!
– возмущаюсь я.
– Что, сказать трудно? Самому-то все равно - ездит себе на машине...

– - Ну в середину состава, - цедит Саша.

– - В середину?
– спрашиваю я недоверчиво.
– А почему прошлый раз взрывали начало?

– - Потому что неграмотные.

– - Хорошее объяснение, - говорю я со вздохом.
– Как бы знать, какие попадутся... У тебя нет на этот счет агентурных сведений? В высоких бизнес-кругах ничего не слыхать? Каких следующих закинули?

– - Не говори глупости, - отвечает Саша.
– Куда ты собралась?

– - По делам, - злорадно отвечаю я и вешаю трубку.

Я прихорашиваюсь перед зеркалом, когда звонит Вера.

– - Нинка!
– кричит она в трубку.
– Возьми бумажку и запиши.

Господи, что еще стряслось... Я поспешно пытаюсь нашарить бумажку. Никакой бумажки у меня, конечно, нет. Приходится записывать на краю квитанции о квартплате. Ничего страшного, все равно ее обрезать. Хорошо, хоть ручка есть.

– - Значит, пиши, - диктует Вера.
– Я вчера выяснила. Если будут спрашивать про цвета, называй в таком порядке: красный, желтый, зеленый, фиолетовый, синий, коричневый, серый, черный.

– - И что это значит?
– говорю я тупо.
– Это радуга, что ль?

– - Неважно! Сама ты радуга. Ты, главное, запомни. Если будут спрашивать, говори в той же последовательности.

– - А смысл у этого есть?
– спрашиваю я.

– - Нет никакого смысла. Запомни, и все. Ты, я надеюсь, платье свое оставишь дома?

– - Да что тебе мое платье?
– возмущаюсь я.

– - Я кому сказала! Не вздумай! И не делай там честные глаза, ври напропалую. Что ни спросят, все ври. Ты помни, что они от тебя по другую линию фронта.

– - Хорошо, - говорю я.

После чего в раздумье смотрю на себя в зеркало. Ну ладно, бантик я сниму, уговорили. Но насчет платья... Может, оно и не последний писк офисной моды, но в нем я живой человек, а если надену что-нибудь другое, то буду, как манекен на параде. Все-таки не рубище, сойдет и так.

Я отрезаю край квитанции с непонятной записью, зажимаю в кулаке, беру сумку и выхожу из дома. В лифте я повторяю. Красный, желтый, зеленый... Каждый охотник... нет, стоп, это не каждый охотник... и не охотник вовсе... Надо немного пройтись и успокоить нервы. Я иду, грызу семечки и сплевываю в через плечо. Рядом со мной тормозит автомобиль, и я отшатываюсь. У нас могут задавить где угодно, хоть посреди газона. Откидывается дверь. Это уже знакомая мне синяя иномарка. Какая - опять же непонятно. Определять машины в профиль не умею.