Аркадиана

Я нахожу в списке Петиных программ графический редактор и делаю простенькую заставку: белый лист с надписью очень крупными и очень жирными буквами.

"Лучше бестолочью, чем быдлом"

Скромненько, но со вкусом. Поменяв пару шрифтов, я останавливаюсь на самом эффектном и любуюсь результатом. Хе-хе. Они еще не знают, кто из нас бестолочь... Потом я запускаю получившуюся заставку на экран, отсоединяю от блока клавиатуру и мышь и меняю их местами. Выключать компьютер кнопкой они побоятся, полета инженерной мысли в их глазах не заметно, а пока позовут специалиста, пока он разберется... с полдня эта красота на экране повисит. От дверей она как раз видна хорошо, в глаза бросается.

Полюбовавшись делом рук своих, я молча поднимаюсь, беру сумку и тихо, пока никто не обнаружил моих трудов, выхожу из комнаты, ни с кем не прощаясь. Это очень просто. Сама удивляюсь, как просто. Выхожу из здания на улицу. Иду к метро, сажусь в вагон и еду домой.

Два стакана сока с водкой. Это "Путинка". Не восторг, но пить можно. Из какой гадости они делают сок? До воскресенья у меня семнадцать рублей, иначе я в пролете. Ничего. Устрою разгрузочный день. Лишь бы только зубы не заболели... Больные зубы - это для меня финансовая катастрофа, а тут зуб мудрости снова ныл на днях... Хотя знакомая врачиха мне их лечит со скидкой - мимо кассы и в два раза дешевле... Но для меня хоть в четыре раза, все равно разорительно...

– - Не знаю, не знаю...
– задумчиво говорит Вера.
– Ты бы осторожнее... Мало ли, на кого нарвешься. Я знаю одну контору, в которой два компьютерщика в один и тот же день в разных концах города совершенно случайно выпали из окна.

– - Ой, мама!
– кричу я.
– Да что ж ты меня пугаешь?

Я в ужасе смотрю в окно. Отсюда лететь до земли ой как далеко. За окном идет дождь, и то, что я вижу вместо неба - недоброжелательно и сизо. Если подняться с пола, то будет видно мертвую башню. Но лучше б век ее не видеть. И элитнейший безобразнейший комплекс - немногим лучше...

– - Да нет, - говорит Вера и глубокомысленно крутит бутылочное горлышко, из которого то льется, то не льется, а отследить нужный момент трудно.
– Это я так, к примеру. Это ж все денег стоит, зачем на тебя тратить, секретов ты не знаешь...

– - Ну так и не пугай!
– говорю я возмущенно.

– - А ты не выпендривайся. Хотя...
– она задумывается.
– А что, молчать что ли? Я бы тоже... вообще... А он просто, Мишаня, козел в натуре. Вот придет, я ему скажу, я ему все скажу...

– - Да не надо, - говорю я.
– И так неудобно.

– - Неудобно штаны одевать через голову. Ах ты моя бедная, - она меня гладит по голове.
– Настрадалась, бедняжка, от всяких козлов.

– - И козлиц, - говорю я.

– - И козлиц, - соглашается Вера.
– Нинк, - говорит она вдруг.
– Поехали вместе отдохнем.

– - Здрасте, - говорю я.

– - Нет, правда. Поехали!

Я мысленно прикидываю. Где сейчас отдыхают?...Стран бывшего Союза я боюсь, как черт ладана. А дальнее зарубежье требует денег, и там, где хорошо расслабляться, не у всех хвосты отвалились... Да... где б найти другой глобус.

– - А от каких трудов отдыхать-то будем?
– спрашиваю я.

– - От козлов, - говорит Вера. Кажется, у нее это четвертый стакан. Впрочем, я не считала.
– Поехали. Я для тебя такого мужика знаю, ммм... конфетка. Спец. По этим делам не просто высшее образование... кандидат наук давно. Он сейчас в Турции аниматором работает. Мы к нему поедем. Вот лично я хочу поехать. Меня и муж с тобой отпустит.

– - Угу. А денег он мне даст, твой муж?
– спрашиваю я.

– - Нет, - говорит Вера со вздохом.
– Не даст. Да это недорого, ей-богу. Баксов пятьсот, не больше. Или шестьсот.

– - Вот мелочь-то какая, - говорю я.
– Подумаешь. Я сейчас их прям из кармана достану. Знаешь, сколько у меня сейчас? Семнадцать рублей. Я их тебе даже могу показать, - я тянусь за кошельком, но кошелек далеко, а мне лень вставать.

– - У любовника возьми, - говорит Вера удивленно разводя руками.
– Что у тебя за любовник, я не понимаю? Так и скажи ему: бабки давай, коззел...

– - У любовника, - говорю я и морщусь.
– Да нет у меня никакого любовника. Любовник - это от слова любовь. А у меня так... бесплатный массажист.

Вера энергично кивает головой.

– - Это все я знаю...
– говорит она сочувственно.
– У меня у самой... У меня вампир. Энергетический вампир. Только платит. Правда, мало. Он зато кровь мою пьет... Может, я хочу на Сейшельские острова...

– - Хотеть я тоже хочу, - говорю я.

– - Ну правда, Нинк, - Вера меняет позу и садится, скрестив ноги.
– Поехали. Ну возьми где-нибудь деньги. Мы с тобой так время проведем...

– - Вот заладила!
– сержусь я.

– Где я тебе их возьму? Если б все было так просто. Не было денег - и вот они есть. Это ж знаешь, насколько б мне проще жилось.

– - Вот просто черт подери, - говорит Вера и тоскливо морщится.

Мы включаем телевизор и смотрим новости. С целлулоидного экрана диктор сообщает, что в чужом государстве, которое мы не знаем, на неведомом нам языке, на другой планете и в другой жизни кто-то выругался в прямом эфире, а потерявшийся в виртуальности редактор счел нужным сообщить этот факт тяжело притихшей у дурных ящиков стране. Нашли куда ходить за новостями. Зашли бы к нам в магазинчик на Беломорскую, когда там грузят ящики с консервами, услышали б такое, что не снилось даже Марику с его словарем ненормативной лексики... Такое, что, как выражается наш Лютик, все вместе взятые телекомментаторы бы просто отсосали (моя мама не понимает, что означает это выражение, и никто не берет на себя смелость просветить ее в этом вопросе, а то Лютику с Мариком придется туго). Сперва я думаю, что мне спьяну мерещится, но Вера видит то же самое. Она оказывается проницательнее меня.

– Думаешь, все так просто...
– говорит она, с хитрым видом вертя пальцем в воздухе у меня под носом.
– Эт-то специальная программа... интересы больших людей... тут все оплачено...

Когда она уходит, я глажу серое платье. Лучше б смотрела телевизор... Зря я пила у Веры кофе с коньяком. Коли так хотелось, надо было пить один коньяк. С кофе я начинаю фантазировать, мне вспоминаются Верины слова про выпавших из окна компьютерщиков, и мне уже страшно, перед глазами возникает злобное востроносенькое лицо Галины Михайловны. Сумасшедшие бабы - они способны на все, а в этой есть что-то параноидальное. В самом деле, разве нормальный человек станет ни с того ни с сего орать на другого? Нет, было в этой Галине Михайловне что-то подозрительное... И волосы эти распущенные... Я оставляю утюг, осторожно подкрадываюсь к открытой балконной двери и заглядываю вниз. Высоко... Страшно... Я вообще боюсь высоты... Когда Бодров в "Брате-2" поднимается по пожарной лестнице, мне становится плохо... Вот черт меня дернул... как будто мир прожить не может без моего мнения. Звонит телефон. Я подпрыгиваю на месте, но трубку не снимаю. Телефон звонит четыре раза, и потом смолкает. Больно долго. Нормальные люди пропустят три звонка и вешают трубку. А тут четыре... Очень, очень подозрительно...Или валерьянки выпить?... Я иду на кухню. Пузырек с валерьянкой высох. Я облизываю горлышко, потом вытаскиваю пробку, наливаю воды и взбалтываю. Выпиваю. Легче не становится. Телефон звонит опять. Снова четыре звонка. Руки дрожат еще сильнее. Я наливаю сока и развожу водкой. Включаю снова телевизор. Не помогает. По одной программе - передача для дебилов... по другой... вообще черте что... Симпсоны - двадцать два... Семейка придурков - сто сорок шесть... Звездные войны - пятьсот... Еще лучше: криминальные новости. Я выключаю телевизор. Звонит мобильный. Я подлетаю на метр в высоту. Нет, к мобильному надо подойти... никто его номер не знает... стоп! Я его Мишке давала. А вдруг Мишка приехал из Вьетнама и хочет свести со мной счеты? Я сажусь и, вздрагивая, слушаю переливы мобильного. Снова тихо. Я облегченно допиваю сок с водкой. Что это я, в самом деле, психую? Кому я нужна. Мало ли в Москве производственных конфликтов... все в порядке... Кажется, наконец полегчало. Я немного успокаиваюсь, и тут раздается звонок в дверь. Все. За мной пришли. Трясясь мелкой дрожью, я медленно выползаю на лестничную клетку. Ни за что не открою. И кругом как на грех никого. Когда не надо, по любому шороху выскакивает сто человек, а тут, может, убивать пришли, и фиг кого дозовешься. Я заглядываю в глазок. Там что-то мутное. Стоило делать глазок, в который ничего не видно.

– - Кто?
– спрашиваю я негромко.

– - Ниночка, я, открой, - весело кричит голос из-за двери.

Опять "здравствуй, это я". Кто я? Где это "я" воспитывали? Вежливые люди представляются. Я, например, всегда представляюсь. Но визитера я сейчас определяю. Георгий Александрович не представляется никогда. Он считает, что весь свет его должен узнавать по одному произнесенному слогу.

Я запахиваю халат и поспешно открываю дверь.

– - Здравствуй, дорогая моя, - заявляет он мне приветливо.
– А я чего-то звоню, звоню, никто не подходит. На всякий случай решил подняться.