Арменикенд и его обитатели

Детский рев не умолкал. Из открытых окон раздавались возмущенные крики взрослых. Кто-то выскакивал во двор в одних трусах. Однако злодей Месроп из Карса, этот невольный обидчик маленьких арушановцев, словно ничего и не понимал. Он начинал тихо

стонать и что-то бессвязное кричать:

– Нет Христос, нет бог! Он умер, совсем умер. Не воскрес больше! У нас в Карс все в церковь ходили. Затик хорошо отмечали. Молитва делали. Все в него верили, а он… Он зачем не пришел, когда турок всех резал?! Никого не спас! Бога нет, он умер, как мой мама и папа, как мой брат Зармик, мой сестра Забел, как весь армян в Турции...

Вот такую многословную тираду произнес Гиж Месроп. Никогда он так долго не говорил.

А ведь год молчал, его голоса никто не слышал. Даже думали, что старик онемел. Совсем тронулся головой, вот и перестал говорить. Ан-нет, умеет говорить, да еще как! Ну, прямо агитатор из этих болтунов, лекторов-атеистов.

Потом старик умолк, обессилев вконец. Он лег прямо на асфальт, прикрыл глаза и закрыл лицо рукой. Он заснул...

Дети продолжали плакать из-за разбитых праздничных яиц, из-за этой жуткой сцены, устроенной сумасшедшим. Был тихим, со всеми играл, а тут такое учудил...

Только бабушки, три месроповы покровительницы, хранили спокойствие и крестились. Когда Месроп произносил свою непонятную ребятне речь, Парандзем, Арусяк и Сатеник, обняв детишек, затыкали им уши. Казалось, что они хотят оградить мальчиков и девочек от какой-то страшной правды, которую изрекал виновник дворового скандала. Казалось, что три бабушки старались своими ласками снять с внуков боль от услышанного, оградить их от неведомого греха.

И через год все опять повторилось. И через два. Возможно, Гиж Месроп забывал о праздновании Нового года, а к Первомаю, 7 ноября и прочим советским праздникам так и не привык. Но вот весенний день, когда армяне справляют затик, он помнил твердо. 364 дня в году вел образ жизни блаженного, а в пасху взрывался, прорывало его. Он всю боль свою выплескивал, всю обиду на Спасителя, который не смог уберечь своих детей от турецкого ятагана.

Светлый праздник пасхи всегда стал заканчиваться на Арушановке детскими слезами. Разве это правильно? В праздник должен звучать детский смех.

И такое случалось каждый год. Но Месропа из Карса никто никогда больше словом не упрекнул, никто не заругал.

После дикой и странной яичной экзекуции, к которой во дворе уже привыкли, Гиж Месроп успокаивался. Ложился на асфальт, что-то бормотал в полудреме:

– Христос не воскрес... Христос не воскрес... Умер он, совсем умер.

… До следующей пасхи Месроп не дожил. Он умер тихо во сне в одной из ночлежек неподалеку от вокзала. Да и как было жить человеку, если он потерял веру, как?

<p align="right">

<p align="right">

2004 г.

<p align="center">

Рапик, Сумбат Амбарцумович и др.,

<p align="center">

или «За упаковка его души!»

В Баку любили шутки, веселье, знали в них толк. Подтрунивали друг над другом, подшучивали беззлобно, безобидно. Хохмы звучали повсюду, даже в не очень подходящих ситуациях. Национальный вопрос деликатно обходили стороной. Объектом насмешек оказывались чаще всего либо некультурные аборигены-чушки, не знающие русского языка, либо пьяницы, либо люди, скажем так, со странностями. Над ними насмехались вдоволь…

Не зря, наверное, здесь родились известные юмористы – Евгений Петросян и Карен Аванесян, а также конферансье Гавриил Наджаров и Константин Крикорян.

У армян был свой юмор, сдобренный разными колоритными словечками (ара, Яша, спасэ, ати и др.). Исковерканный русский язык удивительным образом вызывал массу позитивных эмоций – от тихой улыбки до заразительного смеха. Главным героем армянского городского фольклора, несомненно, считался Вовочка местного розлива, дурачок по имени Рапик (Рафик) – незадачливый и простой, как пять копеек, паренек. Он вечно попадал в странные ситуации. И вечно его безнадежно учили уму-разуму и воспитывали такие же недалекие родители.

– Рапик, папа дома?

– Пока да, но сейчас его выносить будут.

– Рапик, папа на работу устроился?

– Да, под ним тысяча человек.

– Ого! А что он делает?

– Траву косит на кладбище.

Рапик, юный изобретатель и рационализатор, соединил у себя дома газопровод с водопроводом. Теперь у него в квартире всегда есть газированная вода.

– Рапик, босиком не ходи, кепка надень.

– Рапик, не пей горячий кофе. Мочевой пузырь лопнет – ноги обожжешь.

– Рапик, пей кефир, чтоб ты сдох! Тебе поправиться надо.

Три последние фразы, как вы догадались, принадлежали маме нашего героя. И вообще, излишне эмоциональные женщины Арменикенда или Завокзальной порой такое выдавали!

Жена кричит мужу на весь двор:

– Самвел, уйдешь, ключ на пороге под половиком спрячь!

Женское проклятие:

– Ахчи, мартет пахчи! (чтоб твой муж сбежал от тебя! – прим. автора)

Мать кричит непослушному сыну-подростку, который без ее разрешения собрался поехать на пляж с одноклассниками:

– Утонешь в море – домой вечером не приходи!

<