Арменикенд и его обитатели

– Сколько можно! – возмущались одни. – Рамиз, имей совесть, скажи своему сыну, чтобы писил в горшок, а не нам на голову.

– Ладно-да, маленький ребенок… Пусть писиет, - миролюбиво успокаивали другие, добродушно посмеиваясь. – Ай, Алиша, ай, молодец!

– Смейтесь, смейтесь, завтра он нам на голову кипяток из чайника выльет… Рамиз, угомони своего сына!

– Хватит-да, из мухи слона делают, - парировали неконфликтные оппоненты. Видимо, ребенок на них не мочился.

– Я этому мальчику, клянусь тещей, на 23 февраля горшок куплю. И покажу, как им надо пользоваться, если отец его не учит.

"Базар-вокзал" - так было написано на табличке трамвая, который шел от Арменикендского базара по улице Фабрициуса на Сабунчинский вокзал. Как правило, так говорят о какой-либо заварушке, суматохе, беспорядке.

Рантик отсидел срок. На волю вышел, но не поумнел. По каждому пустяковому случаю он лезет на рожон:

– Ара, Яша, пику (нож – прим. автора) дай, я его, маханей клянусь, сейчас зарежу.

И так на виду у всего двора.

Тот же самый Рантик любил блатовать:

– Ара, Яша, бычок в глаз засуну – брови сбрею.

На углу Свердлова и Сурена Осипяна в полуподвальном помещении располагался участковый пункт милиции. Милиционер Халилов был флегматичный, тучный и добродушный, а люди на вверенной ему территории разные проживали. Один старик даже рукоприкладством занимался. Участковый жаловался сыну буйного деда:

– Ала, Фима, скажи-да своему отцу, пусть не бьет меня своей палкой. Старый человек уже, а как себя ведет… Я в форме, при исполнении… а он меня своей палкой при всех бьет. Я же его не трогаю.

Фима обещал участковому повлиять на родителя, хотя понимал, что дело безнадежное. Дед Моня давно спятил - жалуйся, не жалуйся... Старый партиец считал, что вся милиция «куплена», там одни оборотни в погонах, и свой праведный антикоррупционный гнев направлял на ближайшего представителя власти – несчастного участкового Халилова.

– Венера, джана, твоя сестра Грета ждет ребенка. Но не знаем еще, кого ждет – мальчика или девочку. Поэтому не могу тебе сказать, тетей ты станешь или дядей.

– Ара, Яша, Котика знаешь, из первого блока? Котик вчера закрыл свой «жигуль», а ключи оставил внутри. Так пехом пришлось до дому топать с 8-го километра.

– Ваааа, бедный Котик!

У моего приятеля Жорика язык был без костей. Рот его не закрывался ни на минуту.

– Это Баку, чувак, тут можешь смело вешать лапшу на уши людям, 24 часа в сутки. Я отвечаю, - веселился Жорик.
– Эй, народ, не берите эту колбасу! В нее туалетную бумагу добавляют. А солдатам в чай – бром, чтобы в самоволку не бегали. А водку делают из нефти, прямо на промыслах в Сураханах. Думаете, вы настоящий коньяк пьете? В него димедрол добавляют. Пить будут меньше, а пьянеть – быстрее. А в кутабах – уберите детей! – нашли детские пальцы и седые волосы… А одежда… Что за фуфло вы берете на Кубинке?! Джинсы, хоть и фирменные, но заражены сифилисом. А еще там в заднем шве – пакетик, а там вши. При первой же стирке вши вылезают и отправляются в путешествие… Чесотка вам гарантирована, никогда не пройдет… А эти интуристы – вообще гады еще те! Они угощают советских детей конфетами, зараженными туберкулезом. А еще под видом иностранцев по Баку ходят бывшие зэки. Они разбрасывают по детским песочницам бинты с туберкулезной мокротой. Мстят за свои загубленные годы. Хотя кто их просил закон нарушать, на кривую жизненную дорожку сворачивать, кто?

Жорику надо на Би-би-си программы вести.

– Карен, если Серого встретишь, передай ему привет от меня лично. Если не встретишь, то ничего не говори ему. Понял?

– Понял, не глухой.

Бабушка приготовила ткемали. Дала попробовать внуку. У того глаза на лоб полезли – слишком острая приправа получилась.

– Эрик, матах, наверно, острый ткемали сделала, много перца положила. Внутри горит?

– Неее, бабо, если бы горело, я бы сразу… почувствовал... А эта… зараза… молча… переварилась.

Во дворе все знали, у кого что будет на обед. Дети играют, а мамаши их зовут:

– Коля, давай скорей, борщ остывает!

– Фаик, сколько тебя ждать, плов уже готов!

– Сенечка, ты фаршмак будешь есть, или на вечер оставить?

– Артурик, Сержик, домой, долма давно готова. Уже два раза подогревала.

Мой сосед Ишхан вернулся из столицы нашей родины. Собрал пацанов, байки травит, делится впечатлениями.

– Ара, эти москвички такие тупые! – не сдерживает эмоций Ишхан. – Снял на Главпочтамте телку, симпотная, все дела. Повел в ресторан. Заказ сделали. Сидим, говорим – греемся. Она спрашивает, кто я по нации. Армянин, говорю. А приехал откуда? Из Баку, говорю, там и родился. Какой же ты армянин, если в Баку родился и живешь. Ты – азербайджанец. Але, отвечаю, красавица, ты еще скажи, что грузин. У вас все кавказцы «грузины». А тот, кто в гараже родился, тот автомобиль?

В 152-й школе начальную военную подготовку вел Эдуард Аванесович, который выдавал настоящие перлы. Как-то раз одна ученица бросила муляж гранаты буквально себе под ноги. Учитель прокомментировал:

– Если бы во время войны все бросали гранату так, как ты, война бы раньше закончилась.

– Это почему, Эдуард Аванесович?

– А немцы от смеха бы все подохли!

Гулю боженька обидел, одарив внешностью – ну вылитая Баба-яга! Глаза навыкате, нос крючковатый на все лицо, усики над верхней губой… Мальчишки над ней смеялись, а мамаши пугали ею капризных детей:

– Ешь скорее кашу, а то Гуля-бабайка придет, твою кашу съест, а тебя в мешок засунет и унесет.

Дядя Валера считался на Завокзальной лучшим сапожником. И каблук починит, и набойку заменит. Молотки, банки с клеем и сапожные ножи достались ему по наследству от отца, а тому – от деда. Как и сама металлическая будка, над входом которой висела деревянная вывеска – «Сапожный мастерской».