Атланты. Книга вторая

Мою жизнь разделило пополам восстание рабов. Оно было буйным и жестоким. Мне и Красимиру повезло в том, что жили мы на окраине города; восставшие, ворвавшись на нашу улицу, уже несколько утолили свою жажду крови атлантов, да и устали: убить столько народу - не шутка. В этой резне погибли наши родители, а нас с Красимиром поставили перед вожаком и спросили:

– Со щенками что делать ?

Предводитель восставших - высоченный, с чёрной бородищей и дикими глазами - рассердился:

– А вы сами не знаете ?! Щенки уже взрослые ! Что из них вырастет ?! Такая же сволочь, как и все остальные атланты ! На колы их !

Я был потерян, раздавлен и мало что понимал. Только что на моих глазах погибли родители. На колы ? Мне было всё равно.

Нас с Красимиром повели к городским воротам и швырнули на землю. Побоище продолжалось. С улиц тянуло дымом.

Рабы принесли два кола. Один принялись вдавливать в землю остриём вверх, второй пока что бросили. Красимир бился и плакал, а я молчал, тупо глядя в точку перед собой.

– Не хочет кол в землю лезть,- послышался голос.- Давайте их так порешим.

– Вожак сказал - на кол,- возразили ему.- Пусть эти выродки знают. Да благородный атлант ?

И меня ударили в ухо.

В глазах вспыхнули искры. Я обнаружил, что лежу на земле около Красимира, а рабы, стоя вокруг нас, помирают со смеху.

Я медленно поднялся. Во мне не было никаких мыслей и эмоций. Я совершенно не думал о предстоящей мне мучительной смерти или там мести за гибель родных, а просто поднял с земли тяжёлый кол и треснул ним ближайшего ко мне раба по башке. А потом и второго.

В чувство меня привёл истошный крик Красимира:

– Бежим, Ратиборка !

И мы бежали. Хорошо, что городские ворота были распахнуты настежь. Мы выскочили в поле и неслись, пока хватило сил. Сначала за нами гнались, потом перестали.

Мы упали в канаву у окраины древнего леса и дали друг другу клятву, что теперь будем вместе навсегда. Как братья.

Уходя, восставшие рабы подожгли город. Они пробились к морю и попытались уплыть в Европу, но сделать это им не удалось. Восстание жестоко подавили, и мы с Красимиром ходили смотреть казни. Мой побратим орал оскорбления и кидался в смертников камнями, пока я не остановил его.

– Ты что, Ратибор ? Они же уничтожили наши семьи !

– Оставь их.

Красимир пожал плечами и камни кидать перестал, но в толпе, в которую мы затесались, таких метателей хватало и без него.

Жить нам было не на что. Мы пришли в портовый город и предложили свои услуги купцам. Нас взял один. Мы жили у него на положении рабов - пахали с утра до ночи за еду, спали в крохотной каморке, где, лёжа на полу, невозможно было вытянуть ноги. Голодные, оборванные, одуревшие от недосыпания. Нас не спасало даже то, что мы были грамотными: читали, писали, знали счёт.

– Так дальше жить нельзя,- сказал я однажды Красимиру.

– А как ?- спросил тот.

– Пойдём в солдаты.

– Да ну тебя ! Скажешь тоже.

Но я всё же ушёл. Купец устроил мне скандал. Он орал, что почти заменил мне отца, что практически разорился из-за меня, что я неблагодарное животное и участь моя - сдохнуть под стеной. Дошло до мордобоя, в котором перевес оказался не на моей стороне. Купцу помогали приказчики, рабы и два сына. Я был один - Красимир влазить в драку не стал.

Самое удивительное, что в солдаты меня взяли сразу - чем-то я приглянулся сотнику Ферро, командовавшему штурмовиками. Моя жизнь изменилась. Теперь я чистил оружие всего своего десятка, убирал казарму, таскал воду, перестилал постели - одним словом, служил. Конечно, приходилось мне и рукопашным боем заниматься, и мечом махать, и копьём тыкать в деревянного истукана.

Зато кормили вдосталь и давали выспаться.

Получив первое жалование, я побежал искать Красимира. Мы встретились с ним в порту и вошли в кабак.

– Чего ты хотел, Ратибор ?- зашептал мой побратим.- Купец меня прибьёт, если кто-то из наших нас здесь увидит.

Я показал ему деньги, и глаза Красимира загорелись. Мы взяли пива и закусок. Пока мой побратим жадно ел, я уговаривал его бросить всё и идти служить.

– Знаешь,- ответил он, с сожалением глядя на опустевшие тарелки,- купец изменился ко мне, когда ты ушёл. Видишь, даже тунику новую дал.

– Не новую, а другую,- поправил я.

– Он обещал приказчиком меня сделать. Говорит, что я толковый.

Так у меня и не вышло убедить его. Вскоре Красимир убежал.

Иногда мы встречались - тайком от купца. Не знаю, чего он ему там наобещал, но Красимир не менялся, оставаясь таким же тощим, оборванным и с покрасневшими от недосыпания глазами. Мне было стыдно перед ним за то, что я жил в просторной казарме, ел и спал вдоволь. Но Красимир и слышать не хотел, чтобы записаться в солдаты.

Примерно через год я перестал считаться новобранцем, выучился сносно обращаться с колющим и рубящим оружием, сносно стрелял из лука. И боги послали мне испытание.

Я отправился в порт, чтобы повидать побратима. И мы встретились. Заломив ему руку за спину, его волок дюжий солдат. Люди вокруг ухмылялись и желали Красимиру доброго дня.

Я подбежал к ним и спросил солдата:

– Эй, за что ты его ?

– Не твоё дело, щенок,- надменно ответил тот.

Он тоже был штурмовиком, но из другой сотни.

Я коротко обрисовал солдату ситуацию и попросил отпустить моего побратима. Солдат подумал о чём-то, затем бранью и угрозами разогнал любопытных, а мне кивнул на ближайший кабак и спросил:

– Зайдём ?

Мы зашли. Красимира солдат втолкнул в угол помещения и сел так, чтобы пленник не мог встать, минуя его. Я заказал пива, а собутыльники поведали мне о том, что купец обвинил моего побратима в краже и попросил офицера из комендатуры, который как раз шатался по причалу, отвести его в тюрьму. Протестов и оправданий Красимира никто слушать не пожелал.

Офицеру было лень тащиться до тюрьмы с каким-то сопляком, и он сгрузил его первому же попавшемуся солдату. Вот так обстояли дела.

– Дай ему сбежать,- уговаривал я солдата.

– А мне потом голову оторвут,- возражал тот.- И заставят возмещать убытки купцу.

– Да какие убытки, ничего я не крал !- завопил Красимир, но солдат заставил его замолчать.

– Этот офицер тебя уже забыл,- предположил я.- Мне, кстати, попадался в порту один из комендантских с шикарной барышней. Такой худой, рыжеватый.