Бег времени. Тысяча семьсот

Джулия поджала свои тонкие губы, отчего челюсть как-то некрасиво выпятилась и вместо рта образовалась щель. Она стала еще некрасивей, чем была.

– Роберт, выпроводите этого молодого человека за дверь и проследите, чтобы он убрался отсюда и никогда не показывался здесь! – она злобно сверкнула глазами, обращаясь к камердинеру.

– Джулия, что здесь происходит? – это был высокий статный мужчина с плешью на голове, вышедший из галереи. За ним шел Фальк, а из комнаты в конце галереи вышел Уитмен, чтобы получше наблюдать за происходящим.

– Отец, я прошу уйти этого молодого человека и никогда не появляться здесь! – она обратилась к барону Скайлзу, ища поддержки.

– Вы, как я понимаю, Гидеон де Виллер? – обратился он уже ко мне, протягивая свою руку для пожатия.

– Да, он самый. А вы …?

– Барон Уильям Артур Генрих Скайлз, – его ладонь была сухой, а рукопожатие крепкое. – Я смотрю у вас с моей дочерью какое-то недопонимание.

– Просто университетские дела, разногласия на почве учебы, – я улыбнулся в ответ на его улыбку, краем глаза наблюдая, как Джоконда краснеет от ярости. Ей бы поучиться самоконтролю.

– Отец, он…, он… - она замолчала, подыскивая слова и объяснения, кто я и почему она желает выкинуть меня из дома. Но ничего рационального на ум ей видно не приходило. От этого она еще больше побагровела и надулась, кажется, еще чуть-чуть и она лопнет, как воздушный шарик. Надо было просто сказать, что ее отшили.

– Джулия, Гидеон приехал ко мне по делу. Ваши студенческие дела оставьте на другое время, – он смотрел на нее, холодно улыбаясь и ясно давая понять, чтобы она заткнулась и прекратила вести себя неподобающим для них образом. Не дожидаясь ее ответа и не видя, что дочь от стыда потупила глаза, обратился ко мне «Прошу!» и показал на галерею.

Оставив позади сходящую на пепел девушку, мы вошли в кабинет в конце галереи. Это была просторная комната, обшитая деревянными белыми панелями, витиевато старинной мебелью в стиле барокко. В середине комнаты у стены стояла на подставке какая-то картина с женским изображением, возле которой, практически уткнувшись носом в холст, ее осматривал мистер Джордж. Мистер Уитмен стоял рядом с ним, улыбаясь так, словно нашел что-то весьма невероятное.

Ко мне и Скайлзу подошел Фальк.

– Дядя, может, объяснитесь, в чем дело? – нахождение в доме отца Джоконды, да еще и в окружении Хранителей из Ближнего круга я находил весьма странным явлением даже для меня.

Фальк кивнул в сторону картины, от которой не отлипал Джордж и Уитмен, и коротко сказал: «Взгляни».

Я неуверенно двинулся к портрету.

«Джордж, пусти Гидеона. Пусть посмотрит!»- все еще улыбаясь, заметил Уитмен, давая мне подойти к картине, тем временем как мистер Джордж нагнулся к низу картины, закрывая своей широкой спиной и задом какой-либо подход к портрету.

«Ой-ой, простите!» - он попятился на меня, отдавив ногу. Еле сдержавшись, чтобы не ругнуться от боли на мистера Джорджа за его неуклюжесть, я переключился на портрет, злобно уставившись на холст.

Первые секунды я не видел ничего занятного: ну, обычный портрет, которыми наполнены все музеи мира, ну, женщина с белыми волосами, ну, смотрит на меня…

То, что я испытал подобно разряду молнии, прошедшей сквозь мое тело. Я остолбенел, забыв дышать. Ничего вокруг - мир пропал, оставляя только ее глаза: любимые, дорогие, насмешливые, задорные, пронзительно голубые. В след за взглядом стало складываться все ее лицо, черты словно оживали и я видел с картины живую Гвен. Словно ей задали вопрос, а она на секунду задумалась, продумывая очередную свою колкость.

Но это всего лишь портрет. Гвендолин была изображена каким-то мастером, волшебным кудесником, захватившим пронзительное сходство лица с оригиналом с помощью масляных красок и кистей.

Теперь я стал разглядывать картину целиком, отчетливо осознавая, почему сразу не узнал Гвендолин. Чем больше смотрел, тем чуждо становилось ее изображение. Кроме лица от Гвен не было ничего родного, знакомого: чужеродный блондинистый парик, который носили все дамы в 18 веке, несвойственный ей покат плеч, у нее плечи были не столь круглыми в реальности, да и она никогда так грациозно не держала предметы, оттопыривая мизинец. В этом художник соврал нагло и бесцеремонно, изменив ее реальный облик для стандартов красоты того времени.

Я обернулся к мужчинам в поисках ответа, не пришлось ждать – первым заговорил барон Скайлз.

– Это утерянная «Дама в Бордовом» Гейнсборо. С этой картиной начался период …

– Я знаю, - мой голос сипел от волнения. – Шульц рассказывал…

– Шульц подтвердил оригинальность картины. Именно он заметил схожесть этой Дамы с нашей пропажей, - голос Фалька громогласно разносился по галерее. Казалось, он на военном параде хвастается заслугами своей же армии.

– Вашей пропажи? – удивился Скайлз.

– Это то, что мы вам объясняли, барон, - промурлыкал Уитмен, пытаясь напомнить какую-то придуманную для Скайлза версию. Фальк бодрым шагом подошел ко мне и встал напротив картины, вглядываясь в лицо Гвендолин:

– Потрясающая работа… - восхищенно пробормотал дядя, потом, словно вдруг очнувшись, продолжил объяснять. – Барон Скайлз известный любитель антиквариата. Эту картину он выкупил в Германии, кажется, у одного мужского монастыря.

– Они проводили чистку на чердаке, - радостно подхватил барон, чувствуя, что вернулись в знакомое ему русло. Ведь он обладатель этого шедевра! Складывалось ощущение, что передо мной заядлый рыбак хвастающийся своим большим уловом. – Так вот среди кучи старой рухляди и хлама, монахи обнаружили ряд картин. Так мазня на мазне – ничего любопытного, а вот ее, - он кивнул на Гвен на портрете, - я сразу приметил. Вызвал сначала пару искусствоведов, а потом и вашего мистера Шульца, который подтвердил руку мастера! Гейнсборо! Пропавшая Дама в Бордо, которая вернула смысл жизни художнику!

И тут я вспомнил весь недавний разговор и почувствовал, как пульс начал учащенно биться. Нет, этого не может быть! Только не так!

– Но она же погибнет в каком-то году, – прошептал я, окутанный холодом понимания, обращаясь к Фальку. – Шульц упоминал о смерти.

Фальк рассмеялся, пытаясь сгладить неловкий момент перед бароном, который опять смотрел на меня, ничего не понимая.

– Гидеон, ты же сам понимаешь, что это дает нам шанс точнее узнать дату, - он практически прошипел сквозь зубы, как бы говоря этим «держи свой язык при себе». Но как я мог? Как мог спокойно стоять, словно ничего не происходило?

Затем он выжидательно посмотрел мне в глаза и продолжил снова своим привычным тоном:

– Шульц сейчас в Германии ищет на чердаке возможные артефакты, уточняющие дату создания портрета и о том, кем она была. Возможно, это вовсе не те девушки, что погибли, ведь все строилось на предположениях. Хотя вероятность того, что она одна из них, а именно Шарлотта Бенфорд, весьма велика.

А затем он снова понизил голос, чтобы слышал только я:

«А выводы сделай сам… Ведь это совпадает и с твоим 175».