Бельгийский лимонад

Будем ждать гостя. И Артем, и я. На дворе время надежд, в том числе надежд на новые встречи в верхах. Они обретают, эти встречи, настрой на обнадеживающую регулярность. А это означает, что в программе очередного визита к нам в страну может быть предусмотрено и посещение Президентом нашего города. Во всяком случае, шанс наличествует. Ну, а тогда...

Конечно, нельзя исключать того, что нынешний Президент не успеет, просто-напросто, у меня побывать, его переизберут. Но почему не допустить, что, передавая преемнику полномочия, он передаст и мое приглашение? Словом, надо ждать, точку в этой истории ставить рано.

* * *

Рецепт кока-колы нигде не записан, сокровище носят в памяти четыре человека из числа особо доверенных сотрудников фирмы.

Ну, а чья память способна сберечь сокровище самой Природы — рецепт Жизни? Кому доверить коды всего сущего на Земле, от чертополоха до секвойи, от мухи до слона? Кто сохранит ДНК человека? И кто будет в состоянии воспроизвести все это там, по ту сторону Безумия?..

Поручик Синявский

В конце девятнадцатого года, в ноябре, Омск очистился от колчаковщины, и Лена смогла возвратиться домой. И в первый же день зашла к Тиунову — одному из бывших подпольщиков, ставшему теперь начальником городской ЧК.

Тиунов помог ей в свое время укрыться от колчаковской контрразведки, а потом организовал нелегальный выезд из города. Был он сейчас, как она сразу же поняла, в «закруте», однако потеснил текущие заботы: вник со всей обстоятельностью в подробности ее скитаний, поинтересовался, где и как устроилась. Потом спросил, куда хотела бы пойти работать. Решать тут не ей — партийному руководству, но надо знать о ее намерениях. И пожеланиях.

Когда разговор подошел к концу, Тиунов положил перед ней длинный список фамилий, сказал:

— Погляди, вдруг об кого споткнешься.

— Кто это?

— Колчаковцы. Бывшие, конечно. Из числа офицеров.

Красная армия нуждалась в пополнении командного состава, а тут — профессиональные военные, вот и решили позвать их на службу.

— Но ведь среди них могут быть...

— Кто говорит, что не могут? Поэтому хотим тиснуть список в газете: пускай, тили-матили, народ обглядит, может, кого из нежелательных и отцедим.

Помолчал, вздохнул:

— Риск, ясное дело... А как быть? Приходится рисковать.

Лена тоже вздохнула, соглашаясь, заскользила взглядом по колонке фамилий — они были расположены в алфавитном порядке. Застопорилась на букве «С»: Синявский...

— На кого-то все же вышла? — придвинулся Тиунов.

— Да вот...

— Так. Ладно. Пройди до конца, потом займемся этим.

В оставшейся части списка никто больше не остановил на себе ее внимания, вернулась к Синявскому.

Поручик Синявский, судя по всему, звучал в колчаковском стане на довольно-таки высокой ноте, вращался в кругах, близких к самому адмиралу. Впрочем, не ей об этом судить, ее задача — вспомнить: где, когда, при каких обстоятельствах встречалась с этим человеком?

Вспомнить, как выразился Тиунов, «со всеми запятыми».

Где, когда, при каких обстоятельствах... Четырежды пересекались их пути, и каждый из этих случаев оставил отметину на сердце.

...Дверь была такой же ворчливой, как и сам Шульц, хозяин аптеки. Но если к его брюзжанию Лена сумела себя приучить, дверь заставала всякий раз врасплох: непросто ждать ареста в двадцать неполных лет.

Вздрогнула при звуке двери и в это утро, а увидев на вошедших офицерские погоны, сказала себе: конец.

Нет, она не сделала попытки скрыться. Да и куда было кинуться: на пути к черному ходу Шульц, а снаружи наверняка — оцепление.

Офицеры, оба молодые, подчеркнуто подтянутые (именно на этом почему-то заострилось внимание), шли к ней от двери точно так, как ходят по следу: чуть пригнувшись, сощурив изучающе глаза.

Она почувствовала: бледнеет и с трудом удержалась, чтобы не опустить голову, не спрятать лицо за пультом.

— Мы хотели бы видеть хозяина аптеки, — услыхала, как сквозь сон.

— Ихь бин... это ешть я, герр официр, — засеменил к посетителям Карл Иванович.

Тот из них, кто спрашивал хозяина, вскинул руку к козырьку фуражки, назвал себя:

— Поручик Синявский.

Второй ограничился лишь тем, что молча козырнул.

— Вот, — сказал Синявский, протягивая Шульцу рецепт. — Лично для Александра Васильевича.

Теперь и второй разжал тонкие губы:

— Полагаю, это будет сделано вне всякой очереди?

— О, да. — Лене, показалось, будто старик даже подпрыгнул. — О, да.

— И качество, надо думать, тоже будет обеспечено? — при этом офицер как бы невзначай коснулся рукою кобуры револьвера.

Старик судорожно подвигал кадыком, проглотил слюну и, так ничего и не сказав, прижал молитвенно к груди трясущиеся руки. Офицер усмехнулся, перевел глаза на Синявского:

— Он все понял, Серж, мы можем идти.

Лене было известно, что почтеннейший Карл Иванович в друзьях у генерал-лейтенанта Дитерихса — военного министра в правительстве Колчака; об этой дружбе, без сомнения, осведомлены и офицеры, и коль скоро позволяют себе этакую бесцеремонность, можно думать, что они пользуются покровительством самого адмирала.

Подрагивая щеками, хозяин проводил посетителей до выхода, почтительно придержал дверь.

— О, майн готт, — бормотал при этом сокрушенно, — о, мой бог, какое ершюттерюнг, какое нешчаштье.

Лена позволила себе облегченно вздохнуть, вышла из-за пульта.

— Что, Карл Иваныч, нашему скромному заведению, как я поняла, предоставлен шанс войти в историю?

Тот, подглядывая за удаляющимися офицерами через застекленный верх двери, предостерегающе приложил к губам палец.

— Да не услышат они нас, — успокоила Лена.

Старик все же подождал, пока офицеры повернут за угол, проговорил с придыханием:

— Адмираль... Какое ершюттерюнг...

— Скажите же, в конце концов, что с ним?

— Шердечные приштупы. — Протянул Лене рецепт. — Цито.

Но тут же спохватился:

— Найн, цитишшимо.

Она и сама понимала, что это один из тех случаев, когда лекарство должно быть приготовлено наисрочнейшим образом. Цитиссимо. Иначе потом не миновать неприятностей, а то и ареста.

Пробежала глазами латинский текст: состав знакомый, в эти бурные, наполненные чрезвычайностями дни то и дело приходилось готовить для горожан «что-нибудь от сердца».