Бельгийский лимонад

— У наш друг такой громкост, как испорчен радио. Yes?

И — без перехода:

— Где можно чут-чут промачиват здес? — показал на горло. — Чут-чут beer?.. Э-э, пи-во?

Я не успел ответить: Сергей метнулся к нему, схватил за плечи и принялся трясти, выкрикивая при этом:

— Ну, Дэвис, ну, чертушка. Мы, понимаешь, это, а он... Нет, это же надо. А я голову ломаю, где раздобыть переводчика.

Сорвал у себя с руки часы, сунул ему, постучал ногтем по циферблату:

— Засекай: полторы минуты.

Выметнулся из комнаты.

— Пи-во? — догадался Дэвис, и лучики света собрались вокруг зеленых глаз.

Он был примерно наших лет, и я мысленно упрекнул себя: вот, американский журналист бегло говорит по-русски, а нам с моим другом нечем похвалиться, кроме туристского набора: хеллоу, плис, йес, о’кей...

Поинтересовался, где он осваивал наш язык.

— Колледж. У профессор хистории рашен журналистика. — И, помолчав, добавил с виноватым видом: — Практик очшен чут-чут.

Я успокоил, сказав, что Сергей без практики не оставит.

— Любого разговорит.

— Сер-гей, Сер-гей, — повторил он, словно заучивая. — А можно так: Сер-жант?

За меня ответил сам Сергей, появившийся на пороге с бутылками в руках и карманах:

— Зови, дружище, как тебе сподручнее. Сержантом так Сержантом. Если что, я и на Генерала отзовусь.

— Генерал? — Дэвис с дурашливой придирчивостью оглядел несколько мешковатую фигуру Сергея, как бы проверяя, соответствует ли столь важному званию. — Yes, yes: не Сержант — Генерал.

— Заметано! — подытожил Сергей и, выставляя на подоконник бутылки, сообщил: — Там на завтрак приглашают.

Дэвис отмахнулся.

— Как это ест пословиц: завтрак отдаваем враги?

— Ужин отдай, не завтрак — ужин, — поправил, смеясь, Сергей и, хлопнув его по плечу, произнес с чувством: — А ты, просто-таки, свой парень.

— Что ест это — свой парен? Тоже генерал?

— Выше! — убежденно ответил Сергей.

— Хемингуэя знаешь? — включился я.

— Yes, yes. Папа Эрни — yes.

— Тогда о’кей.

Моя мысль сводилась вот к чему: Хемингуэй — большой писатель, большой человек, а любой рыбак может запросто хлопнуть его по плечу: свой парень.

— Fellow [5] , если по-вашему.

Дэвис быстро перевел глаза на Сергея:

— О?

— Ну, примерно так. Близко около этого.

Дэвис отставил бутылку с остатками пива, порывисто обнял Сергея.

— Thank you very much [6] , — отер губы, чмокнул Сергея поочередно в обе щеки. — Спаси-бо, Генерал.

С этого момента между нами установилось полное взаимопонимание. Нет, я не имею в виду взаимопонимания, если можно так выразиться, языкового, речь идет о взаимопонимании более глубоком, личностном. Нас радовало само общение друг с другом.

5

Парень (англ.).

6

Большое спасибо (англ.).

Нам довелось провести вместе чуть больше двух суток, причем это «вместе» включало в себя и обязательное участие в общих для всей делегации мероприятиях, неизбежных во время подобных визитов. И тем не менее мы успели разглядеть друг в друге человеческую основу, обещавшую надежность в дружбе.

Да, времени нам было отпущено в обрез. Без преувеличения, считанные часы. Хорошо, не пришлось тратить их, чтобы убедиться в отсутствии у нашего подопечного двойного дна. Это стало понятно с первых минут.

Вполне допускаю, кое-кто из числа сопровождавших Никсона лиц действительно использовал журналистское звание лишь в виде прикрытия, только к Дэвису это отношения не имело.

О чем мы с ним говорили? Он охотно и без прикрас рассказывал о своем житье-бытье, о нравах и обычаях страны, Сергей и я отвечали той же доверительностью.

И жалели — и он, и мы — о кратковременности визита. И что примечательно, ни Сергею, ни мне даже не вспомнилось о наличии «алмазного фонда», он так и остался нетронутым.

Но пора перейти к эпизоду, о котором необходимо рассказать в связи с письмом, полученным от Дэвиса. Произошло это во время поездки с гостями по реке на прогулочном теплоходе. В последний день их пребывания у нас.

Наша река сонная, с темной водой, оберегающей глубины от стороннего любопытства. Теплоход гнал по ней волну — она катилась наискось к берегу, накрывала желтую полоску прокаленного солнцем песка, и песок, напитавшись, становился таким же темным, как сама река. И тогда казалось, что кусты, взбегающие позади песчаной каймы на увал, к соснам, растут прямо из воды.

Мы стояли втроем на верхней палубе, облокотившись на высокий борт. Дэвис посасывал давно потухшую трубку, а Сергей с ревнивым чувством хозяина то и дело заглядывал ему в лицо — проверял, оседает ли хоть что-нибудь на донышке зеленых глаз.

Дэвис не остался равнодушным: вынул трубку и, обняв нас за плечи, принялся вспоминать речку своего детства. Это на дальнем западе его страны, на том Западе, который еще в начале нынешнего века называли диким...

Стоим мы на палубе, разговариваем, и тут неожиданно Сергей, кивнув в мою сторону, говорит Дэвису:

— Между прочим, рядом с тобой советский буржуа, владелец недвижимости: вон на том мысу — жаль, сосны мешают, не разглядеть — у него дача...

Теплоход пересекает зону отдыха горожан: плывем вдоль берега, который арендуют у государства дачные кооперативы.

Дэвис морщит лоб:

— Что ест это: да-ча?

— Жаль, сосны мешают, не разглядеть, — повторяет вместо ответа Сергей. — Там у нашего друга буржуйский особняк. И плантации вокруг. Особняк и плантации. По-вашему сказать, ранчо. Гасиенда. Латифундия.

— О? — поворачивается ко мне Дэвис, и я вижу, как остывает улыбка на его лице.

Пожимаю плечами: как объяснишь, что такая у Генерала манера шутить?

Тут спохватывается сам Сергей — верно, осознает, что Дэвис, чего доброго, так и уедет к себе в Америку с убеждением, будто советские писатели сплошь латифундисты. Подыскивая слова, начинает лепить реальный образ моего владения: бревенчатый домишко об одну комнату плюс летние пристройки, да огородик, да несколько кустов малины и смородины.