Белогвардейцы
Шрифт:
– Ушли они, - сказал Дольников.
– В Новороссийск умотали. И мой совет тебе: оставь ты их в покое, они уже отвоевались.
– Как же, отвоевались!
– Сырцов сузил глаза в две щелочки.
– Где ни пройдут - кровь! Нет, я им, сволочам, своих ребят не прощу!
Шифротелеграмма. Совершенно секретно.
Ставка В. С. Ю. Р. Часть разведывательная.
Настоящим докладываю:
1. Красные части хоть и прорвались к Дону, но их положение в данный момент крайне тяжелое. В боях за Новочеркасск и Ростов 8-я армия и 1-я Конная потеряли более трёх тысяч штыков и сабель. Эти потери дополнили страшнейшая эпидемия тифа и дезертирство...
В тылу полнейший хаос.
будет - Тухачевский. 20 января он прибыл из Сибири и принял командование Южным фронтом.
2.Советское командование предписало Махно перейти с его армией на польский фронт. Махно отказался, и Троцкий объявил его вне закона. Ангел.
ГЛАВА IV
В баньке было темно и жарко. Федя вынул из кадушки с горячей водой распаренные веники, поднял над головой, просушивая, и взмахом руки приказал Вышеславцеву перебираться на полок.
Полковник ткнулся носом в горячее дерево, глубоко вздохнул и только тут понял всю прелесть этой деревянной постройки - пахло лесом, смолой, хвоей. У него приятно закружилась голова, и он, вытянув руки, блаженно застонал. Федя взмахнул вениками, но не ударил, прошелся вдоль тела, нагоняя горячий воздух. Полковник не выдержал, завертелся ужом, но в этот момент Федя смачно хлестанул его по спине. Полковник охнул и затих и, уже не помня себя, крикнул: "Давай!"
Федя парил его минут двадцать, а затем полуживого, обессиленного окатил холодной водой и проводил в предбанник. Полковник рухнул на скамейку, промочил
горло хлебным квасом, которым их снабдила заботливая хозяйка, шумно выдохнул:
– Хорошо!
– Хорошо, - согласился Федя.
– Теперь мой черед.
– Он ловко сграбастал свое и полковничье нижнее белье.
– Заодно и с насекомыми разделаюсь. Не возражаете?
– Это ты вшей так деликатно называешь?
– Ну а кого же? Я думал, они только мужиков грызут, а вчерась смотрю, и вы... того, почесываетесь.
– Вши, Феденька, и крысы - бесплатное приложение гражданской войны. Как только в стране заваруха - они тут как тут.
Федя задумался.
– Тоже, что ль, от голода звереют?
– А черт их знает!
– Полковник набросил на плечи махровое полотенце и принялся яростно, с удовольствием растирать свое еще крепкое, сорокадвухлетнее тело.
– Гнида - она и есть гнида, - подвел итог своим размышлениям Федя. Знает, когда на халяву можно кровь чужую попить.
– И, не дожидаясь ответа, в котором впрочем, и не нуждался, снова нырнул в горячую темень баньки, плеснул на камушки и, напевая: "Папа
– турок, мама - грек, а я русский человек", полез на полок.
– Папа - турок, мама - грек...
– непроизвольно повторил полковник, улыбнулся и подумал, что в этой забавной присказке, которую Федя распевает и в горькие, и в радостные минуты жизни, заложена великая правда их белогвардейского лозунга: "За Единую и Неделимую!" Действительно, как же ее, Россию, можно разделить?
Расчленить? Ведь она приютила и взяла под свое крыло многих - и татар, и немцев, и греков, и грузин... Да несть числа всем этим племенам и народностям! И все эти племена за последние сто-двести лет вступали друг с другом в кровное смешение. И выходит, что дети этих племен и есть Россия! А ее - на части! Рвут на части, как голодные псы кусок мяса! Да
разве такое возможно?!Настя накрывала на стол - квашеная капуста, солененькие грибочки, нарезанная аккуратными кусочками холодная свинина. И - мой бог!
– блины горкой! Полная тарелка!
Нестеренко сидел у печки и, разомлев то ли от выпитого стакана самогонки, то ли от огня - полковник этого так и не понял, - наблюдал за хозяйкой. В глазах - откровенная похоть мартовского кота.
– С легким паром!
– сказала Настя, когда Вышеславцев шагнул в комнату.
Нестеренко живо вскочил, помог полковнику снять шинель и заметался, не зная, куда ее пристроить.
– На кровать положите, - Настя отдернула занавеску.
– Вот на эту, справа... И спать теплее будет и... Они повернулась к Вышеславцеву лицом: Как мне вас величать-то?
– Владимир Николаевич.
– Владимир Николаевич, - повторила Настя, поправляя волосы.
– Садитесь к столу, Владимир Николаевич. После баньки и выпить не грех.
– Рюмочку можно.
– Полковник взглянул на часы, затем на Нестеренко, который, исполнив свои обязанности, снова развалился возле печки, и подумал, что вахмистр все-таки приличная свинья. Даже Федя, несмотря на свое мужицкое происхождение, крайне тактичен и почтителен ~ знает за столом свое место, а этот... Этот безграмотный вахмистр, которого от Феди отличает лишь городское происхождение - сын приказчика, - откровенно презирает последнего - мужик! с офицерами держится слишком вольно, почти на равных, и это неумение держать дистанцию частенько выходит ему боком. ("Куда ты лезешь... со свиным рылом в калашный ряд?")
– Нестеренко!
Вахмистр мгновенно вытянулся.
– Передай Задорожному и Крымову, чтобы удвоили караулы. Смена часовых каждые два часа. И обоих пригласи ко мне... К одиннадцати. Понятно?
– Так точно, господин полковник.
Вместо привычного "исполняй" Вышеславцев брезгливо повел кистью руки, и Нестеренко кубарем выкатился за порог.
– Строги вы, - улыбнулась Настя, ловко переворачивая на сковородке очередной блин.
– Это не строгость - дисциплина, - сказал Вышеславцев, с удовольствием рассматривая хозяйку - крепкие, стройные ноги, бедра, изгиб шеи, руки... Руки составляли как бы отдельную часть тела. Они двигались легко и свободно, как у Феди, но в движении начисто отсутствовала его услужливость, которая иногда приводила Вышеславцева и бешенство, поэтому наблюдать за работой Настиных рук было радостно и... страшно - к ним тянуло.
– Сегодня праздник, можно и без дисциплины.- Настя полезла в шкафчик, вытащила и поставила на стол бутылку николаевской водки.
– Вот, берегла, сказала смущенно, быстро проглатывая слова.
– К празднику берегла.
Полковник недоверчиво повертел в руках бутылку - царский все-таки налиток!
– хотел было отказаться, но, сообразив, что жест этот будет истолкован превратно
от чистого сердца ведь предлагают, - открыл и налил себе полстакана.
– За ваше здоровье!
– Спасибо.
Но он так и не выпил. Остановился на полдвижении
поставил стакан на стол и снова взялся за бутылку.
– Прошу вас... Выпейте со мной!
– Голос дрогнул, глаза смотрели с непривычной нежностью.
– Я даже не помню, когда последний раз пил с женщиной.
– Хорошо, - чуть слышно произнесла Настя, одарив его светлой улыбкой.
Они выпили. Вышеславцев потянулся за грибком, закусил. Настя торопливо отошла к печке, чтобы продолжить свои хозяйственные дела. И он, и она молчали. И обоих долго не покидало чувство, что совершили они тайный и великий грех.