Без наставника

Рулль погасил недокуренную сигарету.

— По-моему, это гнусно, — сказал он.

— Что?

— А вот это, например.

— Что?

— Слушай, этого бедолагу Дина ты посылаешь разносить ваш материал, а сам сидишь здесь и изображаешь из себя телевизионного босса.

Затемин медленно осушил стакан джинджера.

— Ты ошибаешься, — спокойно сказал он.

Рулль пытался опять раскурить свою сигарету.

— Какого ты мнения о «Свидетелях Иеговы»? — спросил он.

— Так себе.

— А об «Армии спасения»?

— Это получше.

— Почему ты не вступишь в одну из этих организаций?

— Зачем мне туда вступать?

— Тогда бы ты был не один. У тебя была бы своя команда. Ведь для тебя все дело в этом.

Затемин хотел было ответить сразу, но потом подумал и после небольшой паузы сказал:

— Я не хочу увековечивать прошлое — вот, наверное, в чем причина.

Рулль угрюмо пустил под стол струю дыма.

— Известно тебе движение под названием «Знак искупленья»?

— Нет. А что это за движение?

— Его основал какой-то деятель из ГДР. Это попытка загладить все то, что натворили тогдашние немцы. В Бургундии, в Тэзе, эти ребята построили монастырь для какого-то евангелического ордена. Это движение существует, по-моему, и в других странах. Очаги примирения и тому подобное.

— Ты хочешь к ним присоединиться?

— Там посмотрим. Может быть, они действуют и в Польше.

— «Не вливай молодого вина в мехи ветхие», — с улыбкой процитировал Затемин.

— Афоризмы. — Рулль ухмыльнулся. — Кстати, эти ребята вливают старое вино в новые мехи.

Затемин удивленно посмотрел на него и расхохотался.

— Я собираюсь устроить вечеринку, — торопливо сказал он. — Придешь?

— Вечеринку? Фигня.

— Не такую, как обычно. Без девчонок: джаз, Евтушенко, диафильм, дискуссия.

— Там посмотрим, — сказал Рулль.

— Алло!

Они подняли головы.

— Привет, Адлум, — сказал Затемин.

Адлум бросил на пол возле столика свои купальные трусы и заказал себе пива.

— Смотри-ка, старик Виолат, — сказал он. — Что, разве он опять водится с молодежью?

Рулль взглянул на мокрые волосы Адлума испросил:

— Ты чем занимался?

— Немножко поплавал.

— Нет, я спрашиваю, чем ты вообще сегодня занимался?

— Он хочет выслушать твой протокол, — сказал Затемин.

— Фавн — фантазер!

— Мне, правда, интересно, — сказал Рулль.

— Почему?

— Мне понравилось, когда я был у вас недавно.

— Что же тебе понравилось? — спросил Затемин.

— Отец вырезает из дерева голову Иоанна, мать делает такие бутерброды, что пальчики оближешь, а Лорд читает им вслух Стейнбека!

Затемин скорчился от смеха.

— Правда, было приятно. Ей-богу, — повторил Рулль.

Адлум молча закурил сигарету.

— Тебе тоже надо как-нибудь зайти к ним, Лумумба. И не один раз.

Затемин поморщился.

— Такое, оказывается, еще бывает: нормальная семья, — сказал Рулль. — Ей-богу.

Адлум встал и расплатился с кельнером.

— Новая порода, — сказал он. — Наивные пролетарии! Вы за деревьями не видите леса.

Рулль засмеялся и забарабанил кулаками по коленкам.

— Вы тоже идете? — спросил Адлум и поклонился Виолату.

На вокзальной площади ребята расстались.

Рулль сказал:

— Можно мне немного проводить вас?

Грёневольд вздрогнул и с трудом узнал Рулля в тусклом свете уличных фонарей.

— Я буду рад, — сказал он. — А ты тоже живешь здесь, в северной части?

— Нет, я живу в районе Швиммбада.

Они пересекли Кенигсплац, прошли через городской парк и оказались возле школы.

— Вот она — галера! — сказал Рулль.

— Нет, корабль.

— Для гребцов — галера.

— Нет, корабль — для пассажиров, которые сходят на берег у финиша.

— У какого финиша?

— Старт и финиш, — сказал Грёневольд. — А между ними только черта, проведенная мелом.

Рулль рылся в кармане брюк.

— Позвольте предложить вам сигарету.

— Кури, пожалуйста.

Рулль остановился, зажег сигарету и улыбнулся.

— Недавно вы сказали одну хорошую вещь, господин Грёневольд!

— А именно?

— Что человек — это хищник, только время от времени обуздываемый культурой.

— В этом ничего хорошего нет.

— Конечно, но зато это верно.

— К счастью, не всегда — есть исключения.

— Мне кажется, это верно всегда. От Каина до Адольфа и дальше.

— Встречались и обнадеживающие случаи. Не забывай об этом.

— Вы, правда, в это верите?

— Да.

— И в то, что называется счастьем, тоже?

— Да. «Счастье» — это одно из самых прекрасных и самых необходимых слов, которые есть в языке.

Рулль немного поотстал.

— Я говорю ужасным языком. Как почти все у нас в классе.

— А почему?

«Где взять, если не украсть», — ответил Рулль. — Одних мы не понимаем, а другие не понимают нас.

Грёневольд ничего не ответил.

— Мы ведь обходимся всего полусотней слов, ну, может быть, сотней — не то детский лепет, не то лай. А когда…

— А когда уж совсем не знаешь, что сказать, говоришь «дерьмо»!

Рулль нагнал его снова и рассмеялся. Это был нервозный смех, походивший на ржанье. Над их головами кто-то хлопнул ставнями.

— «Самые счастливые для человечества времена — это те, о которых не пишут в учебниках истории», — произнес Рулль. — Кто это сказал?

— Гегель как будто бы.

— А о нас напишут в учебниках истории?

— Боюсь, что да.

Они остановились перед домом Грёневольда.

— Я хотел вам еще что-то показать, — сказал Рулль.

Грёневольд отпер парадную дверь и заглянул в свой почтовый ящик.

— Одну минутку.

«Макаренко, Флаги на башнях», — прочитал Рулль название книги, которую Грёневольд полистал и молча сунул в карман.