Без наставника
Шрифт:
Рулль погасил недокуренную сигарету.
— По-моему, это гнусно, — сказал он.
— Что?
— А вот это, например.
— Что?
— Слушай, этого бедолагу Дина ты посылаешь разносить ваш материал, а сам сидишь здесь и изображаешь из себя телевизионного босса.
Затемин медленно осушил стакан джинджера.
— Ты ошибаешься, — спокойно сказал он.
Рулль пытался опять раскурить свою сигарету.
— Какого ты мнения о «Свидетелях Иеговы»? — спросил он.
— Так себе.
— А об «Армии спасения»?
—
— Почему ты не вступишь в одну из этих организаций?
— Зачем мне туда вступать?
— Тогда бы ты был не один. У тебя была бы своя команда. Ведь для тебя все дело в этом.
Затемин хотел было ответить сразу, но потом подумал и после небольшой паузы сказал:
— Я не хочу увековечивать прошлое — вот, наверное, в чем причина.
Рулль угрюмо пустил под стол струю дыма.
— Известно тебе движение под названием «Знак искупленья»?
— Нет. А что это за движение?
— Его основал какой-то деятель из ГДР. Это попытка загладить все то, что натворили тогдашние немцы. В Бургундии, в Тэзе, эти ребята построили монастырь для какого-то евангелического ордена. Это движение существует, по-моему, и в других странах. Очаги примирения и тому подобное.
— Ты хочешь к ним присоединиться?
— Там посмотрим. Может быть, они действуют и в Польше.
— «Не вливай молодого вина в мехи ветхие», — с улыбкой процитировал Затемин.
— Афоризмы. — Рулль ухмыльнулся. — Кстати, эти ребята вливают старое вино в новые мехи.
Затемин удивленно посмотрел на него и расхохотался.
— Я собираюсь устроить вечеринку, — торопливо сказал он. — Придешь?
— Вечеринку? Фигня.
— Не такую, как обычно. Без девчонок: джаз, Евтушенко, диафильм, дискуссия.
— Там посмотрим, — сказал Рулль.
— Алло!
Они подняли головы.
— Привет, Адлум, — сказал Затемин.
Адлум бросил на пол возле столика свои купальные трусы и заказал себе пива.
— Смотри-ка, старик Виолат, — сказал он. — Что, разве он опять водится с молодежью?
Рулль взглянул на мокрые волосы Адлума испросил:
— Ты чем занимался?
— Немножко поплавал.
— Нет, я спрашиваю, чем ты вообще сегодня занимался?
— Он хочет выслушать твой протокол, — сказал Затемин.
— Фавн — фантазер!
— Мне, правда, интересно, — сказал Рулль.
— Почему?
— Мне понравилось, когда я был у вас недавно.
— Что же тебе понравилось? — спросил Затемин.
— Отец вырезает из дерева голову Иоанна, мать делает такие бутерброды, что пальчики оближешь, а Лорд читает им вслух Стейнбека!
Затемин скорчился от смеха.
— Правда, было приятно. Ей-богу, — повторил Рулль.
Адлум молча закурил сигарету.
— Тебе тоже надо как-нибудь зайти к ним, Лумумба. И не один раз.
Затемин поморщился.
— Такое, оказывается, еще бывает: нормальная семья, — сказал Рулль. — Ей-богу.
Адлум встал и расплатился с кельнером.
— Новая
порода, — сказал он. — Наивные пролетарии! Вы за деревьями не видите леса.Рулль засмеялся и забарабанил кулаками по коленкам.
— Вы тоже идете? — спросил Адлум и поклонился Виолату.
На вокзальной площади ребята расстались.
Рулль сказал:
— Можно мне немного проводить вас?
Грёневольд вздрогнул и с трудом узнал Рулля в тусклом свете уличных фонарей.
— Я буду рад, — сказал он. — А ты тоже живешь здесь, в северной части?
— Нет, я живу в районе Швиммбада.
Они пересекли Кенигсплац, прошли через городской парк и оказались возле школы.
— Вот она — галера! — сказал Рулль.
— Нет, корабль.
— Для гребцов — галера.
— Нет, корабль — для пассажиров, которые сходят на берег у финиша.
— У какого финиша?
— Старт и финиш, — сказал Грёневольд. — А между ними только черта, проведенная мелом.
Рулль рылся в кармане брюк.
— Позвольте предложить вам сигарету.
— Кури, пожалуйста.
Рулль остановился, зажег сигарету и улыбнулся.
— Недавно вы сказали одну хорошую вещь, господин Грёневольд!
— А именно?
— Что человек — это хищник, только время от времени обуздываемый культурой.
— В этом ничего хорошего нет.
— Конечно, но зато это верно.
— К счастью, не всегда — есть исключения.
— Мне кажется, это верно всегда. От Каина до Адольфа и дальше.
— Встречались и обнадеживающие случаи. Не забывай об этом.
— Вы, правда, в это верите?
— Да.
— И в то, что называется счастьем, тоже?
— Да. «Счастье» — это одно из самых прекрасных и самых необходимых слов, которые есть в языке.
Рулль немного поотстал.
— Я говорю ужасным языком. Как почти все у нас в классе.
— А почему?
«Где взять, если не украсть», — ответил Рулль. — Одних мы не понимаем, а другие не понимают нас.
Грёневольд ничего не ответил.
— Мы ведь обходимся всего полусотней слов, ну, может быть, сотней — не то детский лепет, не то лай. А когда…
— А когда уж совсем не знаешь, что сказать, говоришь «дерьмо»!
Рулль нагнал его снова и рассмеялся. Это был нервозный смех, походивший на ржанье. Над их головами кто-то хлопнул ставнями.
— «Самые счастливые для человечества времена — это те, о которых не пишут в учебниках истории», — произнес Рулль. — Кто это сказал?
— Гегель как будто бы.
— А о нас напишут в учебниках истории?
— Боюсь, что да.
Они остановились перед домом Грёневольда.
— Я хотел вам еще что-то показать, — сказал Рулль.
Грёневольд отпер парадную дверь и заглянул в свой почтовый ящик.
— Одну минутку.
«Макаренко, Флаги на башнях», — прочитал Рулль название книги, которую Грёневольд полистал и молча сунул в карман.