Биография Бога: Все, что человечество успело узнать
Шрифт:
Укорененное в пиетизме XVIII века, евангельское христианство увело многих американцев от холодного Века Разума к своего рода популистской демократии, антиинтеллектуализму и крепкому индивидуализму, доныне характерным для американской культуры. Проповедники проводили факельные шествия и массовые митинги. Появился целый жанр «евангельской песни». Эти песни доводили людей до экстаза. Люди рыдали и кричали от радости. Подобно некоторым фундаменталистским течениям наших дней, эти конгрегации давали возможность тем, кто чувствовал себя бесправным и обделенным, быть услышанным истеблишментом.
Евангельское христианство преуспевало не только в глубинке. Многие христиане в развивающихся городах северо-востока также разочаровались в деистском истеблишменте, которому не удалось создать лучший мир. Ряд деноминаций пытались сформировать «пространство», отдельное от федеральных властей. Они были сильно напуганы ужасами Великой французской революции, словно воплощавшей в себе опасности необузданной рациональности, и были в шоке, что их сторонник Томас Пейн опубликовал «Век разума» (1794) в разгар террора. Чтобы демократическое общество избежало опасностей, сопряженных с властью
Однако при всем своем ужасе перед Просвещением евангелические христиане не чурались естественного богословия. Им была по душе шотландская школа здравого смысла и приведенное Пэли доказательство от замысла. В каком-то смысле даже ньютоновский Бог сохранял для них свою роль. Естественные законы, выявленные учеными, считались осязаемыми доказательствами промыслительной заботы Божьей и придавали вере в Иисуса Христа незыблемую, научную надежность. Лиман Бичер не только призывал к религии сердца, но и называл евангельское христианство «очень рациональной системой». [816] Подразумевал он при этом рациональность науки. [817] Аналогичным образом, Джеймс Маккош (1811—1894), президент Принстонского университета, говорил, что теология – это «наука», которая «от исследования природы поднимается к выявлению характера и воли Бога». По его мнению, теолог действует «тем же способом, каким работают исследователи в других областях. Сначала собирает факты, затем систематизирует их… и идет через обычные умозаключения от этих данных к их первопричине». [818] Бог функционирует в точности как любые природные явления; в современном обществе есть лишь один путь к истине, поэтому теологии следует подстраиваться под научный метод.
В 1840-е годы Чарльз Грандисон Финней (1792—1875), эпохальная фигура в американской религии, принес простое и демократичное христианство глубинки городскому среднему классу. [819] Финней использовал и некоторые практики древних пророков, но обращался к профессионалам и бизнесменам, призывая их обращаться ко Христу напрямую и без посредников официальной церкви, а также мыслить самостоятельно и сторониться ученых теологов. Христианство – вера строго рациональная. Его Бог – Создатель и Владыка природы, действующий через законы физики. Всякое природное событие являет промысел Божий. Даже эмоции, вызванные христианским возрождением, не напрямую вдохновлены Богом (как думал Джонатан Эдвардс): Бог действует через мастерство проповедника, который умеет вызвать естественную психологическую реакцию.
Бог действует через мастерство проповедника, который умеет вызвать естественную психологическую реакцию.
Евангельские христиане популяризировали естественное богословие, которое доселе было уделом меньшинства. В трансцендентность Бога они верили, но, как ни парадоксально, считали здравомысленным познание его через науку. Сторонясь образованных теологов, они хотели исповедовать простую религию без всяких заумных фантазий. Они истолковывали Священное Писание с невиданным ранее буквализмом: буквализм казался разумнее старой аллегорезы. Религиозный язык, как и язык научный, должен быть ясным, прозрачным и недвусмысленным! Помимо этого, евангельские христиане унаследовали от Просвещения привычку разделять естественное и сверхъестественное, а также понятие «веры» как интеллектуального убеждения. И наконец, пытаясь укоренить веру в чем-то осязаемом, они последовали примеру просветителей, сделав нравственность ключевым моментом в религии. Они верили, что Бог рационален, разделяет их нравственные установки и ведет себя как хороший евангельский христианин. [820] В прошлом моральные и сострадательные поступки подводили к трансцендентному, а теперь стало считаться, что Бог «благ» в том же смысле, что и люди. Любопытно, что у Бога усматривали именно те добродетели, которые обеспечивают успех на рынке: хозяйственность, рассудительность, заботливость, умеренность и самодисциплину. Такому Богу серьезно угрожала опасность превратиться в идола.
И все-таки, несмотря на модернизацию и поддержку капиталистического этоса, американская религия содержала и здоровую критику этой системы. В 1820-е годы евангельские христиане, желая ускорить наступление Царства, проводили энергичные кампании против рабства и эксплуатации, городской нищеты и пьянства. Они боролись за реформу пенитенциарной системы, образование бедняков и эмансипацию женщин. Они подчеркивали достоинство каждого человека, эгалитаризм и идеал неотчуждаемых человеческих прав. Эти христианские реформистские группы были одними из первых, кто способствовал тому, что эффективность, энергия и бюрократические возможности капитализма стали использоваться для некоммерческих проектов. Они учили людей планировать и организовывать свою деятельность, идти к четко очерченной цели. [821] Было широко распространено убеждение в том, что технологические усовершенствования в области транспорта, машиностроения, общественного здоровья, газового освещения и коммуникаций, позволяющие американцам овладевать окружающей средой, приведут и к нравственному прогрессу.
У Бога усматривали именно те добродетели, которые обеспечивают успех на рынке: хозяйственность, рассудительность, заботливость, умеренность и самодисциплину.
К середине XIX века, во многом благодаря деятельности
евангельских христиан, Америка стала как никогда религиозной. Показателен рост численности конгрегаций: в 1780 году – около 2500, в 1820 году – около 11000, в 1860 – 52000. Иными словами, за восемьдесят лет цифра выросла почти в 21 раз! Сопоставим с общей численностью населения в Соединенных Штатах: в 1870 году – около 4 миллионов человек, в 1820 году – около 10 миллионов, в 1860 году – около 31 миллиона. Население выросло меньше, чем в восемь раз. [822] В Америке протестантство помогало людям против истеблишмента – тенденция, сохраняющаяся доныне. В наши дни в США трудно найти популярное движение, которое не было бы так или иначе связано с религией. А к 1850-м годам американское христианство взяло от Просвещения все, что ему было нужно, почерпнуло в науке уверенность и ощутило себя полностью приспособленным к новому миру.Между тем в Европе заявил о себе новый тип атеизма, отличный от «сциентизма» Дидро и Гольбаха. [823] Если американцы сторонились интеллектуализма и, устрашенные Французской революцией, использовали христианство для проведения социальных реформ, то немцы, наоборот, вдохновлялись Французской революцией, которая воплотила идеалы Просвещения в программе, направленной на достижение справедливости и равенства. Социально-политическая ситуация в Германии исключала революционную деятельность, а после событий во Франции казалось более оптимальным изменить мышление людей, а не начинать с насилия и террора. Поэтому в 1830-е годы, в университетах начали выковываться интеллектуальные концепции, направленные против истеблишмента.
Многие из этих революционных интеллектуалов разбирались в теологии. В Германии теология была дисциплиной развитой и прогрессивной: из пяти выпускников каждые два имели богословскую степень и знали, что находятся в авангарде религиозных перемен. В конце XVIII века ряд немецких исследователей – в частности, Иоганн Эйхгорн (1752—1827), Иоганн Фатер (1771—1826) и Вильгельм де Ветте (1780—1849) – разработали новый подход к Библии. Они применили к Библии историко-критическую методологию, которая ранее использовалась для анализа античной классики. В результате выяснилось, что Пятикнижие не было написано Моисеем, но составлено как минимум из четырех разных источников. Это сулило принципиально новые подходы к откровению и религии. Другие молодые люди, наслушавшись Шлейермахера и Гегеля, горели желанием подтолкнуть диалектический процесс, описанный Гегелем, отменив реакционные идеологии и институты. Особенно возмущали их социальные привилегии клириков, а Лютеранскую церковь они считали оплотом ретроградства.
Новый европейский атеизм вырос из этого стремления к радикальным социальным и политическим переменам. Церковь воспринималась как часть прогнившего старого режима, а Бог – как то, что легитимирует эту систему. А значит, и с Церковью, и с Богом следовало покончить. [824] С развитием модернизации быстрая индустриализация и рост населения в 1840-х годах привели к сильным социальным лишениям. Пищевые бунты жестоко подавлялись. Именно в этом климате Людвиг Фейербах (1804—1872), ученик Шлейермахера и Гегеля, выпустил в свет книгу «Сущность христианства» (1841). Она была широко воспринята не только как богословский, но и как революционный трактат. Фейербах довел призыв Гегеля к мирскому Богу и религии до своего логического завершения. [825] Если идея отдаленного, внешнего Бога неадекватна, зачем она вообще нужна? По мысли Фейербаха, религия – это человеческая выдумка, изрядно способствующая угнетению. Человек спроецировал собственные качества на воображаемое существо, которое есть лишь отражение его самого. Следовательно, вера человека в Бога есть не что иное, как его вера в самого себя; в Боге он чтит и любит свое собственное существо. [826] Прав был Гегель: Бог не внеположен человечеству, – благость, сила и любовь, которые приписывались Богу, суть качества человеческие, и почтения заслуживают сами по себе. [827] Идея Бога лишила христиан уверенности в себе, [828] привела к мысли, что перед лицом Божьим и мир, и человек – ничто. [829] Людям пора понять, что они – единственные «боги», которые существуют. Пора осознать, что всякий авторитет, укорененный в идее Бога, есть лишь выражение своекорыстия.
Применение к Библии историко-критического метода сулило принципиально новые подходы к откровению и религии.
В 1848 году во Франции была провозглашена Вторая республика. У многих немцев возникли надежды, что и в Германии возможно нечто подобное. Слышались призывы к конституционному правлению. Надеясь распространить эту агитацию на всю Европу, Карл Маркс (1818—1883) создал «Манифест коммунистической партии». Однако уже через год стало ясно, что революционное движение провалилось. Маркс считал самоочевидным, что Бога нет, поэтому не затруднял себя философским обоснованием атеизма. Единственной своей целью он ставил облегчение человеческих страданий. Рожденный в Трире, в еврейской семье среднего класса, Маркс учился у Гегеля в Берлине, где познакомился с некоторыми из наиболее дискуссионных теологов своего времени. Ему не удалось получить в Германии академическую должность, поэтому он работал журналистом в Париже, доколе его не выслали за политическую деятельность. В результате он обосновался в Лондоне, где начал работать над «Капиталом», монументальным анализом капитализма. Маркс пришел к выводу, что Фейербах во многом прав, но недостаточно радикален. Хватит уже теоретизировать! Он восклицает: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». [830] Вместо того чтобы размышлять над гегелевской диалектикой, революционеры должны претворить ее в жизнь, вскрыть противоречия капиталистического общества, ускорив появление сил, которые отринут их. Конечно, Бог есть проекция человеческих нужд – это ясно без слов, – однако эти нужды были созданы материальными и социальными факторами, обусловившими мысли и жизнь людей. Несправедливость капитализма породила Бога, которого нельзя не назвать лишь утешительной иллюзией.