Благие намерения

–  Но отрапортовать в письменном виде!
– вскричал Намазов.
– И немедля, сейчас!..

Тут же и отрапортовали. В том смысле, что, мол, и впредь готовы служить пропаганде гребного спорта. Чертослепов не возражал. Бумага представлялась ему совершенно безвредной. В крайнем случае, в верхах недоуменно пожмут плечами.

Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный рапорт, он дал ему ход, не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка, то ли заговорилась, но только, печатая время прибытия гребного устройства к пристани Баклужино, она отбила совершенно нелепую цифру - 1237. Тот самый год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.

И в этом-то страшном виде, снабженная подписью директора, печатью и порядковым номером, бумага пошла в верха.

4

Впоследствии электрик Альбастров будет клясться и целовать крест на том, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто ему, конечно, не поверит.

Истово, хотя и вразброд шлепали весла. В осенней волжской воде шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.

–  Раз-два, взяли!..
– вполголоса, интимно приговаривал Шерхебель.
– Выгребем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с ними договорился…

Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах весла и схватился за сердце.

–  Вы с ума сошли!
– зашипел на него Намазов.
– Гребите, на нас смотрят!..

С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслоненные от города песчаной косой, в изнеможении бросили весла.

–  Черт с тобой… - слабым голосом проговорил одумавшийся к тому времени Чертослепов.
– Где он, этот твой буксир?

–  Йех!
– изумленно пробасил Афанасий, единственный не задохнувшийся член экипажа.
– Впереди-то что делается!

Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому рукаву великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский туман. Берега подернуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.

–  Кранты вашему буксиру!
– бестактный, как и все электрики, подытожил Альбастров.
– В такую погоду не то что рыбнадзор - браконьера на стрежень не выгонишь!

–  Так а я могу грести!
– обрадованно предложил Афанасий.

Он в самом деле взялся за весла и десятком богатырских гребков окончательно загнал лодку в туман.

–  Афоня, прекрати!
– закричал Чертослепов.
– Не дай бог перевернемся!

Вдоль бортов шуршала шуга, вокруг беззвучно вздувались и опадали белые полупрозрачные холмы. Слева туман напоминал кисею, справа - простыню.

–  Как бы нам Баклужино не просмотреть… - озабоченно пробормотал Шерхебель.
– Унесет в Каспий…

Командор Чертослепов издал странный звук - словно его ударили под дых. В многослойной марле тумана ему померещилось нежное бежевое пятно, и воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде, аки посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с блокнотом наготове капитан Седьмых… Но такого, конечно, быть никак не могло, и дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.

–  Хватит рассиживаться, товарищи!
– нервно приказал Чертослепов.
– Выгребаем к берегу!

–  К какому берегу? Где вы видите берег?

–  А вот выгребем - тогда и увидим!

Кисея слева становилась все прозрачнее, и вскоре там проглянула полоска земли.

–  Странно, - всматриваясь, сказал Намазов.
– Конная милиция. Откуда? Вроде бы не сезон…

–  Кого-то ловят, наверное, - предположил Шерхебель.

–  Да прекратите вы ваши шуточки!
– взвизгнул Чертослепов - и осекся. Кисея взметнулась, явив с исключительной резкостью берег и остановившихся при виде лодки всадников. Кривые сабли, кожаные панцири, хворостяные щиты… Темные, косо подпертые крепкими скулами глаза с интересом смотрели на приближающееся гребное устройство.

5

Туман над великой рекой Итиль истаял. Не знающий поражений полководец, несколько скособочась (последствия давнего ранения в позвоночник), сидел в высоком седле и одним глазом следил за ходом переправы. Другого у него не было - вытек лет двадцать назад от сабельного удара. Правая рука полководца с перерубленным еще в юности сухожилием была скрючена и не разгибалась.

Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то странную ладью с какими-то странными гребцами. Привести? Не знающий поражений полководец утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.

Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты их же собственными головными уборами.

Полководец шевельнул обрубком мизинца, и толмач, поколебавшись, с кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.

–  Мин татарча! Мин татарча!
– отчаянно закричал врио завРИО, резко подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.

Татары удивленно уставились на пленника, потом - вопросительно - на предводителя.

–  Помощником толмача, - определил тот, презрительно скривив рваную сызмальства пасть.

Дрожащего Намазова развязали, подняли на ноги и в знак милости набросили ему на плечи совсем худой халатишко.

Затем решили выслушать Чертослепова.

–  Граждане каскадеры!
– в бешенстве завопил замдиректора, безуспешно пытаясь подняться с колен.
– Имейте в виду, даром вам это не пройдет! Вы все на этом погорите!

Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он все-таки попробовал перевести и, видимо, сделал это не лучшим образом, ибо единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперек лица налился кровью.

–  Кто? Я погорю?
– прохрипел полководец, оскалив остатки зубов, оставшиеся после прямого попадания из пращи.
– Это вы у меня в два счета погорите, морды славянские!

Воины спешились и побежали за хворостом. Лодку бросили в хворост, пленников - в лодку. Галопом прискакал татарин с факелом, и костер задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.

–  Выньте у них кляпы, и пусть раздувают огонь сами!
– приказал полководец.

Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед тем, как бросить лодку в хворост, они обшарили ее тщательнейшим образом. Спрятаться там было негде.

–  Я, собственно… - ни на кого не глядя, недовольно проговорил мужчина, - оказался здесь по чистой случайности… Прилег, знаете, вздремнуть под скамьей, ну и не заметил, как лодка отчалила…

Он перенес ногу через борт, и татары, суеверно перешептываясь, расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую шапчонку, неодобрительно покачал головой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЫСТЬ НЕКАЯ ЗИМА