Большие дела

– Рассказывай, - говорю я.

– Ну, особо рассказывать нечего, - пожимает плечами Платоныч.
– Доказать они пока не могут ничего. Но главное обвинение касается мясного производства. Следак тряс передо мной пачкой бумаг, затрагивающих наши дела. Говорил, что там подобраны все накладные, сколько пришло и сколько ушло, по каким каналам приобреталось сырьё и как всё сбывалось.

– Думаешь, действительно нарыли?

– Трудно сказать, нужно узнать как-то, что вообще у них имеется.

– Что за следователь был?

– Молодой парнишка, Владимир Черноусов. Рвёт анус из всех сил. Ладно, давай, расскажи, что в моё отсутствие у вас случилось.

Я рассказываю о произошедших событиях.

– Это ужас какой-то, - качает головой Большак.
– То есть вы убили сотрудника при исполнении?

– Вряд ли он был при исполнении, - неуверенно говорю я.
– Разговор был неофициальным, но, как бы то ни было, да, Суходоев ушёл в иной мир.

– Ты уверен? Проверили?

– Да, проверили, - киваю я.

– Шухер, я думаю, будет знатный.

– Не сомневаюсь. Не знаю, говорить ли об этом Куренкову. По идее надо, но и страшновато, честно говоря.

– Пока не говори, - советует дядя Юра.
– Посмотрим, что будет. Хотя, может, и смотреть не стоит? Может, уедешь в Москву, пока всё не образуется? Тем более, тебе нужно там дела с Айгюль устраивать. Там, конечно, тоже небезопасно, но сейчас чем дальше от этой жабы Печёнкина, тем лучше.

– Возможно, - качаю я головой.
– Пока не знаю, не решил ещё.

– Ну, а Андрею не нужно было своих подозрений высказывать. Где вот его искать теперь?

– Надеюсь, не у Снежинского. Я сейчас поеду к нему домой и проверю.

– Смотри только, не усугуби ситуацию, - предупреждает меня Большак.
– Не дави на него, он ещё ребёнок.

Сегодня мой новый водитель устроится на фабрику, а пока мне приходится вызывать такси.

– Давай я тебя отвезу, - предлагает дядя Юра, но я отказываюсь, поскольку втягивать его ещё и в избиение Снежинского совсем не хочется.

Снежинский долго не открывает дверь, но потом появляется на пороге весь взлохмаченный и с красными глазами. На нём семейные трусы и майка алкоголичка.

– Какой неожиданный и чрезвычайно ранний визит, - говорит он.
– Чем обязан этому трезвону?

Я не слушаю его трёп и, отодвинув в сторонку, молча вваливаюсь в квартиру.

– Эй, Брагин, какого хрена! Я на тебя жалобу напишу, ты понял?

– Показывай сам, - отрывисто бросаю я и двигаю дальше.

Обхожу всё, но Трыню не обнаруживаю.

– Где Андрей?
– нависаю я над Эдиком.

– Терентьев что ли? Ты издеваешься? Что ему здесь де…

Я не даю закончить и хорошенько так втыкаю ему в солнечное сплетение.

– Где Андрей?
– повторяю я вопрос.

– Не знаю… - кое-как продышавшись выдавливает он, мотая головой.

И тут же получает в тыкву.

– Спрашиваю последний раз! Где…

– Да не знаю я!
– опережает он мой вопрос.
– После того, как ты запретил общаться, я с ним не виделся. Говорил один раз по телефону, сообщил, что ты не разрешаешь видеться и всё.

– Сука. Ну кто вот тебя тянет за язык, за хобот, за… я не знаю, за что ещё… Почему ты всё время гадишь, мудило? Ты на Большака наклепал?

– Я поступаю, как и должны поступать комсомольцы и коммунисты.

– Ты же поменялся, стал дружбу ценить и перестал быть чмом, чего за старое-то? Или горбатого только могила исправит?

– Дружить со всеми невозможно, - заявляет он.

– Иногда дружба с одним человеком ущемляет интересы другого.

– Значит, ты решил мои интересы ущемить, правильно я понимаю?

Он не отвечает.

– И кто твой друг? Говори-говори, если не хочешь, чтобы я вбил твой нос тебе в мозги.

– Я не понимаю, - крутит он головой.
– Что тебе нужно?

– Для кого ты это сделал?

– Для советских людей, - выдаёт он и снова получает оплеуху, на этот раз по уху.

Отлетев в конец коридора, он поднимается на ноги:

– Это тоже не останется без последствий, - заявляет Снежинский.
– Я первым делом заявление на тебя напишу.

– Первым делом, ты напишешь заявление об увольнении по собственному желанию. Сразу, как придёшь на фабрику. Понял ты меня? Потому что, если ты так не сделаешь, тебе придётся в лучшем случае, стать инвалидом, а в худшем - покинуть этот мир на зоне, став неприкасаемым. Тем, к кому можно прикасаться только определёнными частями тела. Такие последствия тебя устраивают? Напрасно ты меня недооцениваешь, мешок дерьма.

Снежинский стоит у входа в комнату и, держась за ухо стреляет глазами из стороны в сторону. Я вижу, что он испуган и не находит путей к отступлению.

– Я буду орать!
– не слишком уверенно предупреждает он.

– Поверь, это продлится недолго, но чтобы заткнуть, мне придётся вырубить тебя и забить в пасть грязное бельё. А потом, когда ты очнёшься, причинить тебе адскую боль, такую, что ты проклянёшь всё на свете.

Он нервно сглатывает.

– Но этого можно избежать, - продолжаю я.
– Просто ответь на два вопроса и подай заявление об увольнении. Вопрос первый. Где сейчас находится Андрей Терентьев? Учти, что следствие свяжет его исчезновение с твоей сексуальной невоздержанностью. И следствие это будут вести не люди Печёнкина, а КГБ. Второй вопрос. Кто дал тебе материалы по Большаку? Кто, что и с какой целью? Ответить нужно максимально полно и содержательно, иначе мы вернёмся к плохому сценарию. Поверь мне, с таким ничтожеством, как ты, я справлюсь без напряжения. Ты веришь?

– Да, - мгновенно отвечает он.
– Я всегда видел злобную бездну внутри тебя, а теперь получил подтверждение. Ты настоящее чудовище, Брагин, воплощение зла, я даже не знаю, можно ли тебя после всего сказанного считать челове…

Ну вот, слышать это не особенно приятно, даже из уст такой мрази, как Снежинский. Мне хочется тут же его заткнуть, но я сдерживаюсь и просто перебиваю на полуслове:

– Итак, где находится Андрей Терентьев?

– Я не знаю ответа на этот…

Ему снова не удаётся договорить, потому что раздаётся настойчивый звонок в дверь.

– Соседи, - с облегчением выдыхает Эдик.
– Если я не открою, они вызовут милицию, а если открою…

– Откройте!
– в дверь начинают громко тарабанить.
– КГБ СССР!

– Отвечай скорее, у тебя две секунды, - говорю я и добавляю громче, - да-да, уже открываем.

Но Снежинский теряет дар речи. Кажется, к такому развитию событий он не готов. В квартиру заходят суровые амбалы в штатском и через пару минут жалкий и перепуганный Снежинский садится в чёрную «Волгу» и отбывает в известном направлении. Если допрашивать его будет Михал Михалыч, ему придётся понять, как на самом деле выглядит злобная бездна.