Бородинское поле

Генерал Соколовский доложил Жукову, что, по

сведениям, полученным из Генштаба, им дают дивизию

сибиряков и танковую бригаду. Эшелоны уже на подходе.

Жуков остановился посреди кабинета, широко расставив

ноги и крепко придерживая за полы накинутую на плечи

теплую бекешу. Суровые складки на лбу распрямились, лицо

потеплело и расплылось, глаза засверкали зеленым блеском.

Широкоплечий, мускулистый, самой природой сколоченный

прочно, основательно и для больших дел, он выглядел в эту

минуту монументально. Переспросил только, словно не веря:

– На подходе, говоришь? - и, улыбнувшись одними

глазами, сказал шутливо: - А вы говорите - бога нет.
– И затем,

вдевая руки в рукава бекеши, продолжал, уже согнав улыбку и

нахмурившись: - Я думаю, товарищи, и дивизию, и танки -

Говорову. Надо, чтоб он послал своего представителя

встретить их, поторопить в пути и сразу, с ходу вводить в бой, в

район Дорохово и Тучково. Твое мнение, Николай

Александрович?
– бросил быстрый взгляд на Булганина.

– Надо бы Рокоссовскому подсобить, - сказал Булганин.
–

Надо бы что-то выкроить и на долю шестнадцатой.

– Кое-что выкроили, подсобили, - ответил Жуков

нетерпеливо. И к Соколовскому: - Вы распорядились насчет

артиллерии Рокоссовскому?

– Да, распоряжение отдано, два полка артиллерии, -

ответил Соколовский и преднамеренно, чтобы не возбуждать

излишней дискуссии между командующим и членом Военного

совета, не уточнил, что отданы в шестнадцатую зенитные 37-

миллиметровые пушки.

В тепло натопленной прифронтовой деревенской избе за

накрытым столом сидели комиссар Брусничкин, медсестра

Александра Васильевна и ее сын Коля. На столе дымилась

свежесваренная рассыпчатая картошка, рядом стояли

открытые банки мясных и рыбных консервов, лежало

несколько маленьких ломтиков черного хлеба. Фляга со

спиртом стояла на подоконнике. Румяная от тепла и спирта

Саша, одетая в военную гимнастерку и валенки, не успев как

следует отдышаться после нелегкой дороги, с необычным

оживлением рассказывала Брусничкину о том, как добиралась

от Москвы до Кубинки и затем от Кубинки до этой

гостеприимной избы.

– Сначала я хотела на попутной автомашине. Пошла на

Ленинградское шоссе, постояла там минут десять, вижу,

никакой надежды. На счастье, встретился капитан,

спрашивает: вам куда нужно? Я говорю - на фронт, под

Можайск. Пойдемте, говорит. И повел меня к Белорусскому

вокзалу. Там эшелоны стояла. И их часть, из Сибири, как раз в

мою сторону отправлялась. Словом, попутчики оказались.

Усадил меня капитан в теплушку, и вскоре тронулись в путь.

Ехали недолго, видно, спешили, везде нам зеленую дорогу

давали. В Кубинке - остановка. Вышла я из теплушки, гляжу, а

мой Колька, вот этот постреленок, непослушный мальчишка,

по перрону разгуливает. Смотрю и глазам не верю. Как же,

говорю, ты, чертенок, здесь очутился? А так, говорит, как и ты,

в одном эшелоне ехали, только в разных вагонах. Он,

оказывается, следом за мной шел. И как я не заметила его на

Ленинградском шоссе?

Саша ласково взглянула на сына, поправила обеими

руками свои лунные волосы, улыбнулась Брусничкину, который

не сводил с нее слегка захмелевшего взгляда, уже

насторожившего Сашу, и продолжала рассказывать о том, как в

Кубинке она нашла политотдел пятой армии и спросила

комиссара Брусничкина, и о том, как ей указали попутную

машину, которая шла в артиллерийский противотанковый полк.

Она была возбуждена и в этом состоянии выглядела еще

очаровательней.

– Вы молодчина, Александра Васильевна, - похвалил

Брусничкин.

– А вы знаете, меня хотели оставить у себя сибиряки.

– Вы хорошо сделали, что не остались, - сказал Леонид

Викторович и посмотрел на Колю. - Сынишку только вот

напрасно взяли. Здесь ему не место. Это ваше упущение.

– Так ведь он сам, я ж вам рассказывала, как все

получилось.

– Мм-да, - озадаченно промычал Брусничкин и потянулся

за флягой.
– Вам налить еще немножко, как здесь, на фронте,

говорят, для сугрева?

– Нет-нет, - запротестовала Саша.
– Я согрелась. Тепло у

вас. Коля внимательно наблюдал за Брусничкиным, о котором

раньше слышал от матери. Леонид Викторович ему не

понравился тем, что не одобрял его приезда.

– Здесь фронт, бои, каждый час гибнут люди, - говорил

Леонид Викторович, глядя на Колю пристально и с

покровительственным укором. - Потом, вообще детям не

положено быть в воинских частях.

– А как же, - не утерпел Коля, холодно глядя на

Брусничкина.
– Я видел в Кубинке военного, так он поменьше

меня.

– Это исключение, - ответил Леонид Викторович.
– Есть на

всю армию один. Сын полка. У него ни отца, ни матери.

– У меня тоже нет отца.

– Но у тебя есть мама...
– Брусничкин перевел на Сашу

ласковый, нежный взгляд. - Она тебя любит, а ты, к

сожалению, ослушался ее. Давай говорить всерьез: ты будешь

здесь обузой и для мамы, и для полка. Ты будешь только

мешать. Всем.

– Как это я буду мешать? - Коля посмотрел на мать

недоуменно-вопросительным взглядом.

Саша молчала, внимательно наблюдая за поединком

мужчин, не хотела мешать.

– Она будет волноваться за тебя. А будь ты в Москве, она

была бы спокойна. Ты, Коля, совершил необдуманный,