Бородинское поле

легкомысленный поступок. Ты должен его исправить, то есть

вернуться в Москву. Мы тебя посадим на попутную машину.

Коля решительно замотал головой и враждебно взглянул

на комиссара. Вошел Глеб, кивком поздоровался, снял ушанку,

обнажив крупную голову, расстегнул полушубок.

– Наш командир полка Глеб Трофимович, - представил

Брусничкин. - А это к нам новое пополнение из Москвы.

Санинструктор Фролова Александра Васильевна. С сыном. С

Александрой Васильевной мы вместе работали.

– Да, я и забыла, привет вам, Леонид Викторович, от

Бориса Всеволодовича и от Вари. Помните Варю Остапову?

– Ну как же, как же, такие не забываются, - отозвался

Брусничкин, предлагая Макарову место за столом и наливая

ему в стакан спирта.
– Да ведь она тоже как будто собиралась

на фронт. Вместе с вами?

– Не наливай, я не буду.
– Макаров отодвинул стакан в

сторону, лихорадочно вдумываясь в имена: Борис

Всеволодович, Варя Остапова. Не может быть - просто

совпадение.

А Саша уже отвечала Брусничкину упавшим, дрогнувшим

голосом:

– Добиралась. Да в последнюю минуту беда случилась.

Брата ее убили, танкиста. Помните, лежал у нас Герой

Советского Союза Игорь? Александр Сергеевич Щербаков

Звезду ему вручал.

– Хорошо помню. Бравый такой молодой паренек.

– Как фамилия?
– Глеб уставился на Сашу нетерпеливым

напористым взглядом. Глаза его были расширены,

насторожены. Саша не поняла вопроса, даже смутилась от его

взгляда. Он пояснил: - Игоря фамилия как?

– Мм-акаров, - отозвалась, как-то съежившись, Саша.

Лицо Глеба помрачнело: нет, это не ошибка. И,

обращаясь одновременно ко всем и ни на кого из них не глядя,

спросил:

– Значит, вы знакомы с доктором Остаповым Борисом

Всеволодовичем и с его невесткой Варей?

– Да, - тихо, настороженно отозвалась Саша и добавила,

глядя на Макарова выжидательно: - С Варей мы вместе

работали в госпитале у Бориса Всеволодовича.

Глеб устало прикрыл глаза, и только теперь Саша

вспомнила, что этого подполковника Брусничкин назвал Глебом

Трофимовичем, вспомнила и догадалась: Варя ведь тоже

Трофимовна, и она как-то рассказывала о старшем брате,

командире полка, у которого в начале войны погибли жена и

дочь. Брусничкин пока еще ничего не понимал, он смотрел на

Макарова недоуменно и затем перевел вопросительный взгляд

на Сашу. Глеб открыл глаза, поймал взгляд Брусничкина и,

обращаясь к Саше, спросил:

– А что с Игорем? Это официально?

– Похоронка пришла. Накануне моего отъезда из Москвы.

Никаких подробностей: пал смертью героя.

Все смешалось, спуталось в голове Глеба, зазвенело

печальным звоном, заволокло туманом. Игорь, брат, герой. Так

и не пришлось свидеться; был ранен - в который раз! - в

московском госпитале лежал, Варя за ним присматривала. А

теперь там Славка, сынок. Эта женщина все знает об их

семье, она многое может рассказать о том, что волнует Глеба

все эти две недели бесконечных кровавых боев. Но это потом.

А сейчас в сознании одно, ставшее страшной болью, - Игорь.

– Игорь мой брат, - медленно, растягивая фразу,

проговорил Глеб.
– Родной брат, Игорь Трофимович Макаров.

Младший.

– Что вы говорите? - воскликнул Брусничкин. - Значит,

Варя Остапова вам сестрой доводится? А почему Остапова?

Да, ведь это по мужу. . Удивительно.

– Ничего, комиссар, удивительного нет, - отозвался Глеб

и, взяв стакан с налитым и не разведенным спиртом, залпом

выпил его. Шумно выдохнул. Саша торопливо протянула ему

кружку с водой, но он не стал запивать и, как бы продолжая

фразу, глядя на Брусничкина в упор, заговорил: - Что

удивительно? Что на войне убивают? Нет, это естественно,

обычно. И нас могут убить. Запросто. Через минуту, через час

или завтра.

Он выталкивал эти тяжелые, каменные слова с

ожесточением и отчаянием. Брусничкин сообщил:

– У Александры Васильевны тоже похоронка: муж погиб.

Глеб поднял рассеянный взгляд на Сашу. Она ответила

ему долгим, сосредоточенным, полным понимания и глубокого

сочувствия взглядом. Темные глаза его размягчились

дружеской лаской и взаимным сочувствием. "Война отняла у

тебя мужа, - говорили его глаза, - я понимаю, как это больно.

Может, лучше других понимаю, потому что и у меня война

отняла жену и дочь. А теперь вот еще и брата". "Я все о тебе

знаю, все-все, - отвечали ее зеленые, блестевшие влагой

глаза.
– У нас одна с тобой беда, одно горе, общая судьба. Твой

сын, твой мальчик, уже побывал в когтях у зверя. А мой вот тут,

со мной, ждет своего часа".

Этот мгновенный, предельно краткий диалог не глаз, а

сердец - глаза были только выразительными передатчиками -

что-то решил в их судьбе, еще не совсем определенное; это

были всего лишь посеянные зерна, и для того, чтоб им

прорасти, потребуется время. А будет ли оно - это время, такое

зыбкое, неуловимое и неопределенное на войне?

Потом посыпались вопросы, пошли расспросы: о Славке,

о родных, о Варе, об Олеге. О жене и дочери он не спросил:

понимал, что, если б были какие-то вести, Саша сама

сообщила бы. Саша рассказывала охотно и е подробностями,

не сводя с него глаз. Глеб слушал ее тихо, безмолвно, лишь

иногда отзывался кратким вопросом, лицо его светилось

внутренним светом, правая бровь стремительно вздернулась

кверху, слушал и изучал лицо, глаза, нос, губы, беспокойные