Бородинское поле

Николай сокрушенно кивнул и тихо прибавил:

– Была.

– До последних дней?

– Да, - ответил Николай, не глядя на Сухова. Потом,

после паузы, неожиданно сказал: - И все-таки я хотел бы за

все отвечать сам. То есть я не хотел бы, чтоб архитектора

обвиняли в нарушении проекта. Брусничкина просто

недосмотрела. Это ее оплошность, халатность. Я прошу вас,

Петр Степанович.

Сухов горько усмехнулся, не поднимая глаз от лежащих

перед ним бумаг, потом устало посмотрел на Фролова, сказал

не то с укором, не то с сожалением:

– Нелогично и противоречит истине.
– Он помолчал, глядя

через окно на красную стену соседнего здания, произнес

задумчиво: - А говоришь: "Была". А на самом деле была и есть

близкий тебе человек. Я имею в виду Брусничкину. Так ведь?

– Не знаю. Все как-то двоится. Это чертовски неприятно,

когда человек двоится. Тогда теряешь веру в человека. Не

только в того, который двоится, а в человека вообще. А без

веры в человека как жить? Трудно.

– Просто невозможно, - согласился Сухов.
– Поэтому, чтоб

люди не теряли веры в человека, надо вовремя срывать маски

с тех, которые с двойным дном. Без колебаний. Рыцарство по

отношению к ним неуместно. Каждый должен получить то, что

заслужил. В том числе и архитектор Брусничкина. Ее муж,

известный тебе Леонид Викторович, был у меня. Поговорили...

– Он хотел еще что-то сказать о Брусничкине, но воздержался.

После паузы спросил: - Как Александра Васильевна, Глеб

Трофимович? Я не видел их с тех далеких военных лет.

Николай очень кратко и сдержанно отвечал на вопросы

Сухова: его огорчили слова, что архитектор Брусничкина

получит то, что заслужила. Ведь он просил за нее, а Сухов

отнесся к его просьбе без понимания. Николаю не терпелось

поскорее уйти. Сухов это видел и не стал больше его

задерживать и донимать расспросами.

От Сухова Николай пошел прямо на строительную

площадку в подавленном состоянии. Меньше всего он хотел

сейчас встретиться с Ариадной. Он боялся, что может

нагрубить ей, жестоко оскорбить, хотя разумом и понимал, что

она вполне того заслужила. А сердце возмущалось,

протестовало против любого оскорбления, потому что память

совсем некстати воскрешала картины и эпизоды их с Ариадной

встреч, картины эти казались трогательными и нежными, и их

нельзя было сгоряча замарать, их хотелось сохранить как

память о чем-то дорогом, безвозвратно потерянном. А то, что

безвозвратно, Николай твердо знал - возврата к прошлому

быть не может, даже если б они оба того пожелали. Все, что

случилось, вся эта грязная история с десятью сантиметрами

перечеркнула прошлое.

Он шел как пьяный, глядя на встречных прохожих

подозрительно-недоверчиво, а в разгоряченной голове его

звучали слова Петра Сухова: "...чтоб люди не теряли веры в

человека, надо вовремя срывать маски с тех, которые с

двойным дном". Выходит, Ариадна с двойным дном. Ему не

верилось, потому что не хотелось верить. Он был слишком

доверчивым и незлопамятным. А вот хорошо это или плохо, он

не знал - просто никогда об этом не думал.

4

Заводской Дворец культуры переполнен. Зал вмещает

около тысячи человек. И хотя водруженная у парадного входа

на большом стенде афиша гласила, что сегодня вечер

молодежи, в зале можно было встретить и пожилых людей,

убеленных сединами, притом многие из них ветераны войны, о

чем свидетельствовали орденские планки.

Генерал Макаров волновался. Он выступает первым.

После него - поэт. А потом - композитор, он же аккомпаниатор

своих песен, которые исполняют артистки Московской

филармонии и солист Большого театра. О том, что он будет

выступать не один, а в составе вот такого творческого

коллектива, Глеб Трофимович узнал в день своего

выступления и был несколько обескуражен. Подумал, что

здесь кому-то отводится роль обязательной "нагрузки" - то ли

ему, то ли артистам. Решил: скорее всего ему.

Игорь, как и условились, пришел вместе с Глебом

Трофимовичем, но его имя в афише не значилось. Игорь не

обиделся, напротив - обрадовался: значит, можно не

выступать. Огромная аудитория его пугала. Неречистый и

стеснительный, он и в школе, и на военной службе всегда

избегал выступать даже перед товарищами. А тут тысяча

незнакомых людей. Нет уж, лучше не надо. Глеб Трофимович

понимал волнение Игоря и не настаивал. Он и сам

волновался, потому что тема его выступления для него самого

была еще новой, что называется, необкатанной. В афише она

называлась несколько необычно: "Завещание живым".

Глеб Трофимович вышел на трибуну внешне спокойно и

смело посмотрел в полузатемненный зал, в котором нельзя

было разглядеть отдельных лиц. Это была огромная,

сплошная масса людей, настороженная и строгая. Глеб

Трофимович положил на трибуну конспект и, не глядя в него,

обратился в зал:

– Существует понятие "советский характер". Оно

всеобъемлюще, многогранно и монолитно. Оно предполагает

нравственный облик советского гражданина - Человека и

патриота, Человека с большой буквы. Какие же главные

характерные черты отличают советского человека от человека

буржуазного государства? Попробуем назвать некоторые из

них, основные: коммунистическое мировоззрение,

пролетарский интернационализм и патриотизм, высокое

благородство души и нравственная чистота, вера в