Бородинское поле

и Флеминг-старший вспомнил, что в американском посольстве

в Стокгольме работает сын его хорошего приятеля. Нужно и

через него попытаться отыскать внучку.

– Ясно одно, - подытожил конгрессмен, - кому-то из нас

нужно безотлагательно ехать в Стокгольм.

Он конечно же имел в виду не себя, устремив

настойчивый взгляд на сына, и Дэн правильно понял этот

взгляд, сказал:

– Я сейчас никак не смогу выехать. Может, кто-нибудь из

ребят? Виктор или Бен?..

– Дэн, ты думаешь, что говоришь?

– вмешалась миссис

Патриция, с укором глядя на сына. - Что значит - ты не

можешь? Решается судьба твоей дочери, а он, видите ли, не

может, у него важные государственные дела.

– Сейчас самое важное и самое главное - Флора, -

поддержала сватью Нина Сергеевна.

– Да, конечно, я не подумал, - смущенно согласился Дэн.
–

Я поеду.

– Может, вам ехать вместе с Виктором? - подсказала

Наташа.
– Его авторитет и влияние на Флору. .
– Это было в ее

манере - не договаривать фразу.

"Пожалуй, да, пусть едет с Дэном Виктор. Флора его

послушается скорее, чем отца", - подумала Нина Сергеевна.

Ее неприятно задела фраза зятя: мол, я сейчас не смогу ехать

в Швецию, - вызвала нехороший осадок. Она и прежде

замечала эту черту в характере Дэна - равнодушие к людям,

даже к близким. Да разве он один такой! Таково поветрие

времени. Где уж там - возлюби ближнего. А чем Оскар лучше?

Только он не столь откровенен и свое равнодушие, свой эгоизм

умеет скрывать за светскими манерами. Впрочем, таков и

конгрессмен Флеминг, хоть он и слывет либералом-

правдолюбцем.

А Флеминг тем временем сидел словно отрешенный,

углубившись в какие-то свои думы и неразрешимые вопросы.

Потом вдруг произнес, как бы продолжая эти думы, вслух:

– Наше общество неизлечимо больно, и хиппи - один из

очагов болезни. Старый мир безнадежно болен.

Перес резанул по конгрессмену красноречивым

вопросительным взглядом, но Оскар опередил его, сказав:

– А ты не находишь, что больна вся планета? Земля наша

вступила в пору глубокой старости.

– Планета больна! Чем же? - Теперь Перес метнул

строгий взгляд на Оскара.

– Дистрофией, - ответил Оскар. - Она умрет от

истощения. Уже сколько столетий человек сосет ее соки, пьет

ее кровь. И с каждым, годом все интенсивней. Человек

ненасытен. А соки земные не беспредельны. Люди плодятся,

как кролики. Демографический взрыв неизбежен. Он столь же

катастрофичен, как и ядерный взрыв. Следовательно, нужно

ограничить рост населения и одновременно решить вопрос

разумного расходования природных ресурсов.

– А это возможно лишь в мировом масштабе, - продолжил

его мысль Флеминг.

– Правильно, - согласился генерал.
– Но решить такую

проблему может только единое всемирное правительство. Не

какой-то дискуссионный клуб, вроде ООН, а настоящее

правительство, сильная власть. И такое правительство будет.

Поверьте мне.

Пришли Виктор с Беном, вместе, одновременно. Редкий

случай. "Возможно, случайно встретились у дома", - подумала

Нина Сергеевна, глядя на едва скрытую улыбку Виктора и

раздраженные жестокие глаза Бена: небось опять спорили и

ссорились. Вот тоже взаимоотношения! Возлюби ближнего, как

брата своего. А какая любовь между этими братьями,

родными, единокровными, но такими непохожими друг на друга

и совершенно чужими?

Виктор сказал: "Добрый вечер", отвесил легкий кивок

всем, поцеловав мать, и спросил, где письмо.

– У Натальи, - ответила Нина Сергеевна, бросив взгляд

на дочь.

Виктор подошел к Наташе, молча взял у нее письмо и

удалился в свою комнату. Впрочем, так бы он поступил, даже

если б не было никакого письма. Он не терпел присутствия

Переса. С генералом у него произошла крупная ссора из-за

боевых наград, которые Виктор вместе с другими ветеранами

вьетнамской войны в мае семьдесят первого швырнул на

стену Капитолия. Перес считал такой поступок

непростительным кощунством, предательством, хамским

вызовом нации. С тех пор они не разговаривали. Нину

Сергеевну больно задело, обидело равнодушие к судьбе

внучки младшего сына - она думала, что Бен пойдет вслед за

Виктором читать письмо Флоры, а он сразу, с ходу, с первого

слова, заговорил о заседании Генеральной Ассамблеи:

– Ну, скажу я вам, мы докатились до точки, до

всенационального позора! - выпалил Бен, обведя всех

присутствующих гневно сверкающими глазами.

– Пожалуйста, выражайся поконкретнее - кто "мы"? - с

преувеличенной любезностью, за которой не очень тщательно

скрывалось раздражение, попросил Оскар. И Бен уловил

недовольство отца, прочитал в его глазах.

– Мы - это Америка, отец, и все мы, здесь

присутствующие. Мы допустили, чтоб в нашей стране в этом

международном балагане какие-то негры, арабы публично

оскорбляли, поучали нас, американцев.

– Ты был там?
– оживился генерал, сразу сообразив, о

чем говорил Бен.
– Как выступил Мойнихэн?

– Бесподобно, умно, убедительно. Но разве можно

порядочному джентльмену убедить этих самодовольных

баранов, дикарей, возомнивших себя дипломатами?

Наступила пауза. Патриция встала, видя, что начинаются

разговоры о политике, которых она терпеть не могла.

Поднялась и Нина Сергеевна, сказала сватье:

– Пойдем к Виктору, надо уговорить его поехать вместе с