Бородинское поле

и возмущения, в котором уже открыто сквозила ненависть к

матери. В такие минуты он не только не считал ее

американкой, но готов был видеть в ней врага Америки.

Нине Сергеевне почудилось, что ее фраза "Будто за

тобой гнались" попала в точку и потому взбесила сына. Живя в

постоянной тревоге за детей, и главным образом за Бена, с

которым, по ее мнению, должно что-то недоброе случиться,

она в эту минуту с ужасом решила: случилось.

– Что случилось, Бен? - спросила она натянутым от

подступающего волнения голосом.

– Ни-че-го! Понимаешь?! Ровным счетом нуль! -

раздраженно вскричал Бен прямо в лицо матери. В этот

момент Виктор вышел от Флоры и появился в прихожей,

услыхав такой напряженный разговор, который его всегда

возмущал.

– Не смей так с мамой разговаривать, - стараясь

сохранить спокойствие и в то же время строго оборвал брата

Виктор. Суровый взгляд его выражал непреклонную

решимость. Бен обратил на это внимание и ответил,

оправдываясь:

– Пусть она не пристает. Что ей от меня надо?

– Мама не пристает, мама спрашивает, потому что она

права, - так же строго, но уже повысив голос, сказал Виктор.
–

И ты обязан ей ответить, спокойно, по-человечески объяснить,

а не орать. Я ведь знаю, где ты был и что делал и почему у

тебя такой замызганный вид, - с тайным намеком прибавил

Виктор и удалился в гостиную включить телевизор.

Похоже, что последняя фраза Виктора смутила младшего

брата.

– Что ты знаешь? Ничего ты не знаешь, - растерянно

огрызнулся Бен и, торопливо сняв с себя мокрую, испачканную

куртку, скрылся в своей комнате.

Виктор в самом деле ничего не знал и, как говорится,

брал Бена на пушку, делая вид своей осведомленности. А Бен

принял его слова всерьез и немного струхнул. Для этого были

основательные причины. Бен улизнул от полиции, и, как он

думал, улизнул чудом, благодаря своей ловкости и

находчивости, и решил, что ему сейчас лучше не появляться

на городской квартире. Вилла матери казалась более

надежным в смысле безопасности местом. В отношении своей

ловкости и находчивости он явно заблуждался: в планы

полиции не входило задержание Бенджамина Раймона.

Напротив, полиция должна была действовать так, чтоб оный

преступник и его дружки смогли беспрепятственно скрыться.

После принятия в ООН резолюции, объявляющей

сионизм формой расизма и расовой дискриминации, подонки

из "Лиги защиты евреев" решили, не откладывая в долгий

ящик, завтра же, то есть на другой день, наказать

аккредитованных в США представителей тех стран, делегации

которых голосовали за резолюцию. Конечно, не всех сразу - их

насчитывалось ни много ни мало как семьдесят две страны,

что составляет большинство ООН, - наказать решили для

начала тех, кто последовательно выступает против сионизма и

расистской политики Тель-Авива. На первый случай наметили

нападение на посольства Ливана, Сирии, Египта, Уганды,

Чехословакии, Кубы, Ливии, а также на советскую миссию в

ООН.Бен не знает, успешно ли сработали его коллеги из

других групп. Ему и его приятелю Арту Эйзенштоку было

поручено советское представительство. Арт был за старшего,

Бен - его подручный. Еще засветло, днем, они осмотрели дом,

в котором жили советские дипломаты, внимательно, как

опытные уголовники, изучили скрытые подходы, парадный

вход, окна квартир. Арт считал, что произвести взрыв или

поджог помещения представительства связано с некоторым

риском. Куда проще обстрелять квартиру. Бен находил такое

решение вполне резонным. К дому они подъехали вечером.

Бен сидел за рулем. В окнах намеченной для обстрела

квартиры горел свет. Там были люди, семья: муж, жена, дети.

Но это абсолютно не тревожило Бена и Арта, не задевало ни

мыслей, ни чувств. Тех, кто находился там, за освещенными

окнами, они не считали за людей: их они называли врагами,

личными врагами, врагами Израиля и, следовательно,

Америки, поскольку для Бена Раймона и Арта Эйзенштока

Израиль был особым, возможно самым главным, штатом

США. И Арт стрелял по окнам хладнокровно, с жестокостью

профессионального убийцы. После выстрелов они в ту же

минуту умчались на большой скорости и затем в условленном

месте бросили машину и сами скрылись, разойдясь в разные

стороны. Машина принадлежала одному из их же шайки, они

ее "угнали", разумеется, с согласия владельца, который по

договоренности с "угонщиками" заявил в полицию об угоне его

машины именно в то самое время, когда Арт стрелял по окнам

квартиры советских дипломатов. Вскоре после этого, как и

следовало, "угнанная" машина нашлась, и все было о'кей.

Тем не менее Бен волновался. Беспокоили его слова

Виктора - неужто и в самом деле знает, где он был и что

делал? Но откуда такая осведомленность? Виктор может

рассказать родителям, Флоре, а та - своим родителям, и тайна

преступления перестанет быть тайной для полиции. Советский

посол, разумеется, заявит протест и потребует наказать

виновных, особенно если их акция привела к человеческим

жертвам.

О возможности человеческих жертв он подумал лишь

сейчас, запершись в своей комнате. И не жалость к жертвам

шевельнулась в нем. Мысль эта не задела ни одной струны

души. Лишь разум напомнил о возможной расплате. Но он

утешал, успокаивал себя убеждением: расплаты не будет. Он