Бородинское поле

сказали, что это необходимо в интересах безопасности

Израиля. Жителям предложили взять с собой только самое

необходимое и перейти в соседние деревни. Это была не

просьба, а приказ, и всякое ослушание влекло за собой арест,

насилие, лишение свободы и самой жизни. Тысяча человек из

Бирама и семьсот человек из Икрита покинули свои дома.

Прошла неделя, другая, приближалось рождество -

жители Икрита и Бирама были христиане и хотели встретить

свой самый большой праздник у себя дома, в семейном кругу, -

но израильские власти не разрешали им вернуться в свои

деревни. Тогда они обратились в Верховный суд. Наивные, они

искали законности и справедливости у тех, кто издавна считает

своим высшим благом, своим правом и привилегией

надругаться над святыми понятиями: закон и справедливость.

Больше того, эти люди - Флемингу никак не хотелось назвать

их людьми, - наделенные инстинктом садистов, решили

заодно поглумиться над религиозными чувствами своих жертв.

В ночь под рождество они взяли почетного жителя деревни

Икрит Мабди Дауда, привезли на ближайший от его родной

деревни холм и приказали "полюбоваться" рождественским

зрелищем. Израильские самолеты массированной бомбежкой

превратили деревни Икрит и Вирам в груды руин. Конгрессмен

Флеминг медленно читал опубликованные в печати показания

свидетелей и очевидцев. Вот слова старейшины деревни

Кисар Ибрагима Имтанс: "Более страшного дня мы не знали за

всю свою жизнь. Мы стояли на вершине холма и с

беспомощным гневом смотрели, как один за другим рушатся

наши дома". Вот слова священника Иосифа Сусана: "Мы

собственными глазами видели, как самолеты бомбили и

уничтожали наши дома, сжигали поля. Души наши застыли от

ужаса. Землевладельцы превратились в поденщиков, познали

нужду и жизнь беженцев. Многие вынуждены были стать

батраками на собственных виноградниках, сданных теперь в

аренду другим".

Беженцы. Их миллионы, арабов, насильно согнанных

израильтянами со своей земли. Дома их разрушали

бульдозеры вместе со всем имуществом. Слезы, горе,

проклятие. Ничто не принимается современными варварами

во внимание. Конгрессмен Флеминг листает только что

вышедшую из печати книгу израильского юриста Фелиции

Лангер под названием "Своими собственными глазами". Автор

– объективный свидетель злодеяний своих соотечественников.

Флеминг читает: "От деревень в районе Латурна не осталось

камня на камне. Что означает последнее выражение, я поняла

по-настоящему лишь тогда, когда увидела голое место,

оставшееся там, где некогда стояли дома. Пожалуй, римляне в

подобных случаях действовали с меньшей основательностью:

они по крайней мере оставили нам одну стену".

Он вчитывается в скупые строки, где каждая страница

наполнена человеческим страданием. "Клубы пыли, поднятой

взрывом, взметнулись к серому летнему небу, не оставив

после себя и следа. Позади звон разбитых стекол в

деревенских домах и содрогание почвы под ногами,

окоченевшими от страха. Было пять домов - и нет их. Пять

надежных очагов... превращены в развалины. Нет, это не

страшный сон. Да увидят глаза твои и никогда не забудут!..

Место действия - деревня Абу-Дайс, расположенная

поблизости от арабской части Иерусалима".

Он вчитывался в обвинительные документы, дрожа от

ярости и гнева. Ему хотелось закричать на весь мир, чтоб о

том, что знает он, узнало все человечество. Но он чувствовал

свое бессилие, потому что мировая трибуна подвластна опять

же тем, кто творит беззаконие, произвол и жестокость, цинично

прикрывая свои преступления ворохом засушенных и

выцветших от неуместного и бесстыжего употребления слов:

"демократия", "свобода", "закон", "справедливость", "права

человека". Перед глазами Флеминга стоял образ одной из

жертв этой "свободы" и "демократии", "законности" и

"справедливости" - Сулеймана аль-Наджаб. Израильские

палачи схватили его средь бела дня на улице Иерусалима,

втолкнули в автомашину, завязали глаза и стали избивать.

Флеминг читал: "...первые две недели он совершенно не видел

света, так как все это время у него были завязаны глаза. Его

правая нога была прикована цепью длиною сантиметров

тридцать к железной двери камеры. Он не мог отойти от двери

для того, чтобы вздремнуть в короткие перерывы между

допросами. Во время допросов его нещадно избивали, раздев

догола. Его били толстой длинной палкой. Иногда сажали на

стул, привязав ноги и руки к ножкам и спинке стула, затем в

таком положении клали на пол, так что его ноги повисали в

воздухе, и били палкой по ступням".

Тяжело читать такое, жутко. А страница за страницей

скупыми словами излагали все новые факты. "Инженер

Мухамед Аббас Абд-аль-Хакк. Арестован 4 мая 1974 года. В

тюрьме Наблуса был подвергнут пыткам. 26 мая 1974 года его

перевели в военную тюрьму. Там его, голого, поместили в

малюсенькую камеру, объемом не больше холодильника. Пол

камеры был усыпан острой щебенкой. Его выводили во двор и

там заставляли ползать на четвереньках, в то время как

солдаты садились на него верхом". "Халил Хиджази.

Арестован 22 апреля 1974 года. Большую часть времени он

находился в камере голым, ему не разрешали умываться,

круглые сутки не давали ни есть, ни спать и лишали воды. Ему

угрожали, что приведут в тюрьму жену, где четверо солдат