Брак по расчету

Удар ниже пояса.

По дороге в Лондон в сумерках мы молчим.

Эшфорд не выглядит сердитым, он спокоен и безмятежен. Беспокоюсь из нас двоих я. Может, сегодня днем я перегнула палку: желая сохранить дистанцию, резко огрызнулась, и он не мог мне на это не указать.

Я набираюсь храбрости и извиняюсь:

– Прости за сегодня. Я вела себя грубо.

– Спасибо, – лаконично отвечает он. И все?

– Я нервничала, думала о своем, и ты уже знаешь, что у меня отвратительный характер. Это не оправдание, но я ответила тебе слишком резко, а ты этого не заслуживаешь.

– Все в порядке. Главное, чтобы мы друг с другом вели себя максимально цивилизованно.

– А о чем «Укрощение строптивой»? – пытаюсь завязать разговор я, чтобы рассеять напряжение.

– Ланс тебя разве не познакомил с произведениями известнейших английских драматургов?

– Шекспира я прошла только наполовину. Вчера закончила смотреть «Клеопатру» – фильм с Элизабет Тейлор.

– А «Укрощение строптивой» – комедия положений, в центре которой персонаж Катарины, богатой дамы с характером вспыльчивым, дерзким и упрямым, при этом у нее острый ум. Против воли она выходит замуж за Петруччо, обедневшего дворянина, который готов жениться на ком угодно, было бы приданое. Он часто подшучивает над ней и унижает. Ничего не напоминает?

Я делаю вид, что ничего не понимаю:

– Нет, пожалуй, нет.

– В самом деле. Потому что в конце Катарина становится покорной влюбленной женой, – заканчивает он с насмешливой улыбкой.

И вот мы уже в Лондоне. Я уже столько времени здесь не была, что тысячи огней Вест-Энда меня ослепляют.

Театр полон, и стоит нам зайти в фойе, как мы сразу же сталкиваемся со знакомыми Эшфорда (а с недавних пор еще и моими) и останавливаемся поздороваться.

Разумеется, у Паркеров, как и у каждой дворянской семьи, есть собственная забронированная ложа. И когда Эшфорд закрывает за нами обитую бархатом дверь, меня охватывает нечто вроде паники.

Эти ложи – дьявольское изобретение: в таком общественном и людном месте, как театр, они запирают двоих людей, даря им полное уединение. Еще и в темноте.

А я и так уже знаю, что случалось оба раза, когда мы с Эшфордом оказывались вдвоем, слишком близко и слишком наедине.

Отодвигаю свое кресло как можно дальше от его, а чтобы избежать любого контакта, даже зрительного, приставляю серебряный бинокль к носу и разглядываю зрителей в партере.

Нужно найти того, на кого я смогу отвлечься.

Спектакль приводит меня в такой восторг, что два часа пролетают как одно мгновение, а я не замечаю, что практически перегибаюсь через мягкий парапет.

В итоге мои благие намерения пошли прахом: во время спектакля я не могу удержаться и обсуждаю самые интересные сцены с Эшфордом. Невозможно отрицать: словесные перепалки и ссоры между главными героями – практически копия наших с ним споров.

В машине, по дороге назад, я не могу не заметить, что он без какой-либо определенной причины выбрал самый длинный путь в Денби.

– Если ты хочешь и дальше так ехать, то в Денби мы приедем через Йоркшир, – подкалываю его я, пытаясь понять, что у него на уме.

– Я не хочу спать, – кратко отвечает он. – Вождение помогает.

– У меня идея. – Может, я смогу воспользоваться этой возможностью и найти лекарство от внезапно свалившейся влюбленности. Говорят, клин клином…

– Ты никогда этого больше от меня не услышишь, так что не упусти момент: выкладывай, я весь внимание.

– Поехали в клуб, – предлагаю я.

– Мой клуб только для джентльменов, тебя туда не пустят.

– Я не имела в виду твое святилище мужского шовинизма. А просто клуб, бар – где можно выпить и потанцевать, как два нормальных тридцатилетних человека. Ну, точнее, тридцатилетний у нас ты, мне всего двадцать шесть.

– Как будто это такая глубокая пропасть.

– Будь мне двенадцать лет, а тебе – восемнадцать, была бы пропасть, – возражаю я.

– Если бы тебе было двенадцать, а мне восемнадцать, это было бы противозаконно, – замечает в ответ он.

– Я непрестанно продолжу указывать на эту разницу в возрасте.

– «Непрестанно»? – недоверчиво переспрашивает Эшфорд. – Надо будет сказать Лансу это все прекратить. Было веселее, когда я мог демонстрировать свое культурное превосходство, высмеивая твою ограниченность.

– Мою ограниченность? Культурное превосходство? Эшфорд Паркер, знай, что я не только достигла уровня твоего так называемого превосходства, но есть еще и большая вероятность, что я тебя обогнала.

– Хочешь бросить мне вызов? Проиграешь.

– Кстати о вызовах… мы всегда играли на твоем поле. И ты должен сыграть на моем, если не боишься проиграть.

– Например?

– Я должна была присутствовать на чаепитиях, приемах в саду, обедах, завтраках, пантомимах, аукционах, турнирах по поло… Ты всегда играл дома. Значит, пора тебе сыграть со мной на моей территории.

– Я джентльмен и должен признать, что ты права. Вперед, выбирай поле.

– Мы в Лондоне и едем в клуб! Ты и получаса не продержишься.

– Ты меня недооцениваешь. Думаешь, герцог не знаком с ночной жизнью столицы?

– Считаю это маловероятным, – не соглашаюсь я.

– Отлично, сможешь лично убедиться. Что за вызов?

– Кто больше партнеров подцепит.

Эшфорд разражается хохотом:

– Что, прости?

– Я серьезно. Заходим в клуб, флиртуем с кем-то, а в конце посмотрим, у кого больше набралось.

Эшфорд кивает:

– Я в деле.

– Фотографии поцелуя приносят двойные очки, – добавляю я. Впрочем, если я найду кого-то, кто поможет мне избавиться от дурных мыслей, захвативших голову, поцелуй с незнакомцем – это минимум.

– Я не могу идти в клуб и целовать там случайных женщин. Я герцог Берлингем! Все газеты напечатают фото со мной. Да и с тобой тоже, герцогиня, – возражает он.

– Раз не хочешь, значит, боишься проиграть.

Он вздыхает, сдаваясь. Каждый мужчина после этой фразы уступает.

– Ну же! После стольких месяцев этикета и правил хорошего тона мы заслужили немного спонтанности, и кто знает, может, кто-то привезет свой трофей домой для поддержания здорового образа жизни.

– Ты хочешь договориться об измене? – все более недоверчиво уточняет он.