Брак по расчету

Пока мы все вместе идем к бальному залу, я замечаю на балконе своего отца в наушниках, который возится со своими пластинками.

– Твой отец – гений, – замечает Эшфорд. – Он подключил к проигрывателю пластинок музыкальный центр!

– Мой папа всегда знает, как спасти ситуацию.

– Хотя мы очень рискуем.

– И чем же, Эшфорд? – спрашиваю я.

– Тем, что этот праздник станет лучшим из всех.

Гости вначале остолбенели, удивленные неожиданным поворотом, который принял вечер, но против возвращения семидесятых и восьмидесятых годов никто не возражает, и вскоре атмосфера оживляется, и центр зала заполняется людьми.

Мой папа в своем деле хорош и радует нас дальше хитами Джими Хендрикса, The Who, «Дорз», Дженис Джоплин, «Битлз» и самыми лучшими своими пластинками.

Джентльмены в знак уважения приглашают меня танцевать, потом слуги вносят громадный торт, а Эшфорд в качестве подарка надевает мне на палец гигантское кольцо с изумрудами, семейную реликвию.

Все так идеально, что мне почти больно от мысли, что все это лишь спектакль.

56 Эшфорд

Вечер закончился, даже последние гости разъехались. Возвращаюсь в бальный зал, где Джемма сидит на одном из столов, подобрав платье до бедер, сбросив туфли и побалтывая босыми ногами.

Выглядит она усталой, но счастливой.

Вокруг суетятся слуги, приводя зал в порядок.

– Праздник получился удивительный. Казалось, все должно пойти наперекосяк, но гости, похоже, были в восторге. Лорд Невилл весь вечер осыпал меня комплиментами, – замечает Джемма.

– А ты всем довольна? – спрашиваю я, подойдя к ней. – Это твой день рождения, не важно, что думают другие.

– Да, мне было очень весело. Спасибо, что дал моему папе побыть диджеем.

– Он был просто великолепен. – И я действительно так думаю.

– Да, он такой.

– А подарок? Тебе понравился?

Она смотрит на свою руку, на которой сверкает изумрудное кольцо:

– Да, очень красивое. Очень внушительное кольцо, если нырну в бассейн поплавать, точно пойду ко дну, как «Титаник». Очень красивое…

– …но не в твоем вкусе, – заключаю я, уловив легкое замешательство в ее голосе.

– Я не это имела в виду… – едва слышно извиняется Джемма.

– Ты не из тех, кто будет прыгать от радости от сейфа с бриллиантами, это я понял.

– Никогда не думала, что у меня когда-нибудь будет нечто подобное, поэтому и не мечтала об этом. И признаю свое невежество: оно может быть поддельным, а я бы и не заметила.

Не могу отвести от нее глаз.

– Но ты должна позволять иногда себя баловать. Мужчинам это нравится.

В ее взгляде зажигается искорка.

– И тебе?

– И мне. – Протягиваю ей руку: – Потанцуем?

– Мы танцевали весь вечер.

– С остальной сотней гостей. – Кивком головы указываю ей на центр зала. – Хочешь, чтобы я умолял?

– Нет.

Отпускаю слуг и у диджеевского пульта Ванса выбираю одну из его драгоценных пластинок.

Включается музыка, и я кладу руки Джеммы себе на шею, а сам обхватываю ее за талию.

– A Whiter Shade of Pale, у тебя есть вкус, – замечает Джемма.

– Возможно, это та же пластинка, что слушает сам Господь Бог.

– Вы с моим отцом на одной волне.

– С ним очень легко поладить в отличие…

– От меня? – заканчивает за меня она.

– Нет, я хотел сказать от моей матери.

– Знаешь, когда ты был более предсказуемым, было легче.

– Что было легче? – спрашиваю я.

– Ненавидеть тебя, – признает она с насмешливой улыбкой.

– А ведь я могу еще усложнить тебе жизнь.

– И как же, к примеру?

Склоняюсь к ее лицу – выходит довольно двусмысленно, и я вижу, как она дрожит.

– Посмотри в кармане пиджака.

Джемма медлит, точно там спрятана взведенная мышеловка, но наконец двумя пальцами достает из кармана две бумажки.

Несколько секунд она смотрит на билеты, а потом понимает:

– Билеты на центральную трибуну на матч Лиги чемпионов против «Барселоны»! В Барселоне! Боже мой, поверить не могу!

– Ты так старалась сделать особенным мой день рождения, что я не мог не попытаться сделать что-то столь же особенное на твой.

– У меня нет слов.

– Они и не нужны. На твоем лице написана вся возможная благодарность.

– Но как ты узнал?

– Признаюсь честно. Ланс держал меня в курсе, как идет жеребьевка группового этапа.

Джемма почти смущенно пожимает плечами:

– Теперь положение у меня действительно затруднительное.

– Как видишь, я не такой чурбан и понимаю, что кольцо с камнями тебя не порадует. Я научился узнавать тебя в горе и в радости, и банальности – это не про тебя.

Джемма опускает взгляд, глядя на невидимое пространство между ней и мной, пока мы покачиваемся в такт музыке.

– Можешь посмотреть на меня? Мне кажется, ты покраснела, а я хочу это видеть! Такое редкое зрелище!

Она вдруг поднимает голову, и то, что я вижу, меня убивает: эти большие голубые глаза, глубокие и сияющие, обрамленные длинными ресницами, лицо в янтарном свете подсвечников и ее губы. Боже, эти губы уже стали моей навязчивой идеей: полные, чувственные, идеальной формы, чуть приоткрытые.

Мне хотелось бы ее поцеловать. Я мог бы ее поцеловать.

И она тоже будто ждет этого. И именно в тот миг, когда я в миллиметре от нее, музыка прерывается и с резким звуком иголка поднимается от граммофона.

И сразу будто вошел кто-то чужой. Мы, очнувшись, отходим друг от друга, Джемма подбирает свои туфли, тихо и сконфуженно желает мне спокойной ночи и идет к выходу.

Обернись.

Обернись.

Обернись.

Я знал! Она обернулась! Обернулась!

Так, значит, и у тебя это чувство, будто ты что-то забыла здесь, да, Джемма? Кое-что, витающее в воздухе между мной и тобой?

Когда она снова поворачивается и уходит, часть ее как будто остается в зале.

А меня охватывает завораживающее чувство дежавю, в точности как и в тот день в бассейне.