Братик

И тут подъячий огорошил Юрия Васильевича следующей запиской.

«Глину следует выкапывать и складировать в бурты, высотой не менее четырёх — пяти аршин (трёх метров) и оставлять на зиму. Глина за зиму вымораживается и ненужные примеси вымываются. Весной глину нужно складывать в специальные, приготовленные для этого ямы, которые поливают и после накрывают рогожами, давая „прочахнуть“ в течении двух дней. Этот процесс повторяется несколько раз, в зависимости от количества вредных для кирпича примесей в глине».

— Всю зиму? А если глина без примесей? Из неё гончары делают горшки, — схватился за голову князь Углицкий. Эдак проект его сразу на год откладывается. Или это хитрый итальянский ход такой. Глина лежит себе полгода в буртах, а Петруша Малой один чёрт три дуката получает, — Будем резать, не дожидаясь перитонита. Завтра выезжаем. Говори, чего нужно и кого нужно взять с собой.

Пётр Малый достраивает церковь Воскресения Христова

Событие пятидесятое

Хирург Василий Зайцев, понятно, что никаким докторусом, окончившим университет по лекарской специальности, не был. Он был обычным боевым холопом дворянина Зосимы Ивановича Лужина. Тем не менее, с помощью брата Михаила, которого в ссылке немного травничеству обучали монахи, и самого Юрия Васильевича, всех раненых обиходил. Поразился, что рану сперва велел княжёнок промыть хлебным вином, а после того, как он наконечник извлекал, опять вином промывал, да ещё и ему руки этим же вином поливал. После боя он долго не решался, но потом губу закусил и, перекрестившись, отважился обратиться к князю Углицкому, мол, поведай, княже, а зачем мы раны-то хлебным вином заливали? Забыл даже, что глухой отрок. Так волновался, что с целым братом Великого князя говорить надо.

Кривясь, монах, что всегда при князе, написал его вопрос на бумаге свинцовым карандашом.

— Чтобы огневицы не было. Там в ране… — Юрий Васильевич надолго задумался, — Чтобы рана не начала гноиться. Потом подробно расскажу.

Они уже вернулись давно с Перемышля, но по указу Юрия Васильевича Зайцева оставили заботиться о раненых. Кроме него этим же занялись и монахи из находящегося в Калуге монастыря, да ещё двух травниц по приказу князя сотник Тимофей Скрябин в Калуге лучших разыскал и к делу приставил.

Удивительно, но огневица только у двоих началась, и ими пришлось снова заниматься, рану вскрывать, чистить и вновь обрабатывать хлебным вином. Женщины поили раненых отваром горьким из ивовый коры, да молодых побегов малины. И раненые уже начали на поправку идти, а многие из покоев бывших князя Трубецкого в избе воеводы сбежали в свои новые домины. Там простора больше, да и свои там все.

Князь вернулся из Москвы через десять дён. И первым делом раненых осмотрел. Остался он тем, что все живы и выздоравливают, доволен и вечером велел Зайцеву с дворянином Зосимой Ивановичем Лужиным к нему подойти.

— Продай мне послужильца своего Зайцева Василия, — как только принёс чистую бумагу и свинцовый карандаш брат Михаил, начал без обиняков Юрий Васильевич.

Все глаза удивлённо на княжича выпучили. Зачем ему не молодой и не больно боевой послужилец? Монах тоже удивился. Он дважды был ранен при битве у засеки и, на счастье, оба раза в левую руку, сначала в плечо, а потом в предплечье, так что писать мог.

— Зачем тебе, княже? Не молод Василий, — Лужин общий вопрос озвучил.

— Хочу создать школу лекарей. Видишь, как хорошо получилось, никто от Антонова огня у нас не помер, все выздоравливают. Согласен с вами, что раны были лёгкие почти у всех, только от стрел и только в руки да плечи, так как нас деревья прикрывали, а всё одно получилось замечательно. Вот я и хочу набрать юнаков с десяток и приставить их к Василию Зайцеву и ещё травников пару ему в помощь дать, да коновала может, а потом мне литвин Пересветов обещал из Кракова настоящего лекаря, университет закончившего, пригласить, и у него знания переймём.

Дворянин Лужин губы надул. Немного знающий травы и умеющий даже животных домашних лечить Василий ему и самому нужен был. Но как князю откажешь?! Тем более, что и для дела благого холоп его потребен.

«Добро, княже, пять рублей долг за Зайцевым записан, и справу я ему купил на пять рублей, и конь пять рублёв. Итого будет пятнадцать рублёв».

Монах застрочил быстро на бумаге.

— Долг? — прочитал Юрий Васильевич.

«Василий из разорившихся детей боярских. Задолжал купцу, у которого деньги взял на обзаведение хозяйством, да при пожаре совсем нищ остался, гол. Я купцу долг отдал и пять лет теперь должен Зайцев у меня быть в холопстве», — пояснил дворянин. Василий же, понурив голову, согласно кивал. Так и было. Посыпались тогда неудачи на него.

Опять застрочил монах, споро у него получается.

— Добро. Будет тебе пятнадцать рублей…

«А можно, княже, я в счёт этого коней татарских возьму? Четверых»? — ну чуть завысил планку дворянин, а сидит как ангел. Глазами голубыми моргает.

Опять Брат Михаил застрочил.

— Хорошо, получишь из моей доли четырёх коней… и хороший лук в придачу, а… и саблю татарскую. За Василия не жалко, — махнул рукой Юрий Васильевич.

А чего, этого добра у него теперь как у дурака махорки, даже не знает, что делать, хотел уже, так сказать, от доброты душевной, всем дворянам по коню презентовать сверх их доли. Ему при дележе добычи досталось две сотни коней. Он из них выбрал двадцать штук. Книги же читал, все попаданцы разводят или битюгов или скакунов арабских, чем он хуже?! Уж конюха хорошего найдёт. Двадцать отобранных коней были, как говорил Ляпунов, явно с арабскими кровями. А некоторые так может и чистые арабы. Мелковаты, конечно, зато красавцы. Пусть будут. А вот остальных сто восемьдесят штук куда девать? Продавать? Так тут в Калуге и двух десятков не продать. Народу не много и тот не богат. На Москву гнать, так перегон дороже обойдётся, чем там продать можно. Ну, даже получит небольшую прибыль. Мороки больше. Так, что с радостью за Василия расплатился конями Боровой и сразу мысля зародилась, а не поменять ли ещё коней на боевых холопов у других дворян. Нужно же где-то набирать учеников к Василию. Может есть уже немолодые? А для лекарского ремесла сгодятся.

Событие пятьдесят первое

У дьяка Захарьина в Калуге был подьячий… Не, ну чего был? Он и сейчас есть. Подьячий он не может не есть. Звали прожорливого подьячего Иван Бороздин. Что-то у того видимо с метаболизмом не то. Как ни придёт к Захарьину Юрий Васильевич в его «кабинет», такая небольшая комнатка в избе воеводы, так обязательно застанет Бороздина за поеданием пирога или яичко чистит, а то солёным огурчиком хрустит. И при этом подьячий Иван худ как глист. Как аскарида. И ещё тем на неё похож, что костей в нём нет, увидев князя Углицкого, он вскакивает и кланяется, лбом о пол стукаясь. Это и Алина Кабаева, должно быть, не сможет без разминки повторить.

Был подьячий по той простой причине, что его Боровой у Захарьина изъял. Пришёл к нему перед отъездом в Москву и говорит:

— Родной, мне нужен человечек, что сможет организовать строительство домов в Кондырево, доставку разобранных срубов по реке или рубку новых. Проворного и не дурака, ну и не шибко вороватого.

Сократа дьяк Захарьин со Спинозой изображать не стал. Рукой кудри не перебирал, за подбородок оволоснённый себя тоже не хватал, и даже за нос не дёргал, недолго думая, ткнул пальцем дьяк в подьячего Ивана Бороздина, что поклон отбил и стоять в ожидании команды остался. Метр восемьдесят пять разных достоинств. Мужику лет тридцать, может чуть больше, нос и губы чёрные, любит перо в рот, красивый фразеологический оборот выдумывая, сувать.

Быстрее всех привык Захарьин к немоте Юрия Васильевича, старался жестами с ним общаться.

— Справится? — если честно, то не смотрелся Иван сын Петров антикризисным менеджером.

Дьяк руки вперёд ладонями раскрытыми выставил и степенно кивнул, мол, не сумлевайся, князь-батюшка, этот справится, головой ручаюсь.

Ну, раз уверяет главный менеджер Калуги и её окрестностей, что Бороздин справится, то и не стал Боровой другого распорядителя работ искать. Выдал подьячему двадцать пять рублей во всякой разной серебряно-золотой валюте и велел к приезду специалистов срубить там терем для директора Кирпичного завода имени Героев Первой Пятилетки и десяток другой, сколько получится, больших пятистенков для рабочих. Ну и естественно гараж, она же конюшня, на десяток лошадей.