Братик

Ну, а пока это длилось, и конные крымчаки кончились. Те, кому места для драки не хватило, умчались к Перемышлю, а у засеки всех перебили. Опять пришло время трофеи собирать. На этот раз коней в разы больше. В первый-то раз многие успели сбежать из задних рядов и часть коней без седоков с собой увели, а в этот раз не получилось у них.

— Пленных не брать, — прохрипел посаженным голосом Юрий Васильевич Ивану Козлу и чуть не слетел с колоды, насилу тот опять успел отрока поймать. Усадил, чтобы тот спиной о тёплую деревяшку опёрся, сунул фляжку и усвистал. Делёж добычи дело ответственное, тут руководство просто необходимо. Опять же тот, кто руководит, себя не обидит.

Событие сорок седьмое

Татаровья, крымчаки, басурмане, тати, степняки, людоловы и все прочие ушли от Перемышля. Куда-то на юг ушли. Скорее всего, поняв, что нахрапом взять город не удалось, и понимая, что подошли вои, с которыми если ратиться, то потери неизбежны, а добыча будет не велика, просто ушли назад к себе в Крымские степи.

Два недобитка: Скрябин безухий и Ляпунов, перевязанный крест-накрест, ополоумели вконец. Предлагали… Ну хорошо хоть предлагали, а не указывали, идти по следу крымчаков их сводным отрядом и на привале напасть. Ако тати в ноши.

— Покажи мне на пальцах, Тимофей Михайлович, сколько у нас раненых и убитых? — Боровой не воевал никогда, даже в детстве пацаном не дрался почти, мирный был двор, и первый, и второй, когда переехали. И класс дружный. Ну, да во второй раз не очень дружный, но как-то до драк дело не доходило, просто на группы по интересам все поделились. А тут столько крови, столько смертей и этим мало ещё, айда, мол, постреляем.

Скуксился сотник.

Тут в себя пришёл второй сотник. Взял и левой пяткой в правую грудь вдарил себе Скрябин. Написал на записочке, что много не надо людей. Охотников, с сотню, с огнестрелом и луками. Не нужно ратиться с погаными, догнать и обстрелять. Если убьют сотню, то на сто поганых меньше станет.

— Сколько раненых?

Показали пальцами пятьдесят семь. Нет чтобы пять потом семь, дудки, сначала пять раз по десять, окровавленные ладошки демонстрируя, а потом семь. До разрядов математика на Руси ещё не добралась. Убитых оказалось восемь человек, все из поместной конницы.

— Наберёте сотню? — Юрий Васильевич решил, что пинок отступающим крымцам не повредит, — Только людей не угробьте мне, поганые каждый год набеги совершают, успеем ещё побиться с ними. Но с вами согласен. Убитый сегодня, завтра не придёт.

Набрали сто двадцать желающих. И все вооружены луками, пищалями и арбалетами. Юрий Васильевич удивился, только что сотню не могли наскрести. Почкованием размножились? Оказалось, проще все, взяли трофейные татарские луки и стрелы. Счастливые обладатели заверили, что стрелять умеют, а только денег на хороший составной лук не хватает. Опять аргумент в его умствовании, почему кочевники лучше вооружены. У поместной конницы нет луков даже.

Уехали, а оставшийся за старшего командир ополчения дьяк Захарьин стал народ срочно назад собирать. Это москвичам всё равно, они до поздней осени за князем Углицким записаны и деньгу им за это выдали, а остальным есть, чем заняться. У всех хозяйство, а на дворе весна. Пахота.

Захарьин за день организовал опись и учёт трофеев. И был поражен прямо. Боровой тоже удачному походу удивлялся. У них осталось целыми и здоровыми четыреста восемьдесят одна лошадка крымско-татарская. Кроме лошадей было ещё в разной степени дырявости и вообще целости сто тридцать кольчуг. Четыре телеги пришлось организовать только под копья, пять телег под сабли. В сумме же обоз с трофеями растянулся на версту. Так ещё кучу всего ценного везли в перемётных сумах на трофейных татарских лошадках. Лошадей с телегами наняли у погорельцев с Перемышля. Им денюжка не помешает, нужно восстанавливать сожжённое погаными хозяйство.

Юрий Васильевич смотрел на погорельцев и поражался живучести, что ли, русских людей. Вот ни кола ни двора у них не осталось, а к осени, к зиме, будут в новом доме жить. Может в этом ответ, почему русское ополчение с вилами, а татары с саблями и кольчугами да на конях. Поди тут скопи на хорошего коня и кольчугу, когда раз в несколько лет пожар тебя дотла разоряет. Надобно ускорить реформы брата старшего. И за засечную черту срочно браться. Не за эту, в сотне вёрст от Москвы, а там, гораздо южнее, чтобы земли народу хватало.

За те же два дня, бросив обоз на Захарьина Юрий Васильевич вернулся в Калугу. И там ждало его очередное хорошее известие. Пришёл от брата старшего письменный Указ о передаче ему села Кондырево. Кочеву (Коч) Владимировичу Поливанову и Михаилу Борисовичу Шерстову выделялись две деревеньки, отобранные в казну у князя Трубецкого.

Теперь можно было начинать заниматься производством огнеупорного кирпича. Можно было бы, если бы Артемий Васильевич заканчивал институт, где учат изготавливать шамотные кирпичи. Но нет, он истфак закончил, там этому не учили. Теоретически понятно, как делать. Нужно налепить кирпичей, высушить их, а потом в печи обжечь, до приличной температуры. Вроде за тысячу градусов. На этом познания Борового заканчивались. А сколько в глину добавлять песка и нужно ли вообще? А как измерить температуру? А какова она должна быть? И такой вопрос на засыпку, а какова продолжительность обжига кирпича и график остывания? С печью его нужно охлаждать или вынимать и пусть остывает на воздухе? Хватало вопросов. И это пока не начал. А начни и их в сто раз больше окажется.

Кирпич на Руси делали. Ну, Грановитая палата. Пятьдесят лет почти назад построена итальянскими архитекторами Марком Фрязиным и Пьетро Антонио Солари. Это на каком-то экзамене в универе Артемию Васильевичу в билете попалось. Ещё Успенский собор построил Ридольфо Аристотель Фьораванти.

А вот сейчас? Есть те, кто разбирается в производстве кирпича? А ведь есть, что-то писал ему митрополит про фрязина Петрока Малого. А, он строил Воскресенскую церковь в Кремле. В том билете на экзамене и про этого товарища было. Чуть не так. Там вопрос стоял вообще об итальянцах, принимавших участие в строительстве Кремля. Так вот, этот Петрок построил, кроме того, и Китайгородскую стену. Петрок Малый Фрязин. Вот не зря зубрил. Пётр Франческо Анибале (итал. Pietro Francesco Annibale).

Нужно срочно гнать в Москву и переговорить с фрязином. А то и к себе хоть до осени залучить. Ну и раз он церковь строит, то где-то кирпич берёт, значит, есть мастера. Ну, мастера не даст митрополит, скорее всего, а вот подмастерьем поделится. Ему можно пообещать витражи для новой Воскресенской церкви.

Событие сорок восьмое

Итальянец был в Кремле. Петрок Малый Фрязин. Не подвела память. На самом деле почти так прозывался там у себя Пётр Франческо только не Анибал, а Аннибале. Он уже десяток лет жил в Москве и много чего успел понастроить. В том числе и Китайгородскую стену длиной в две с половиной версты с двенадцатью башнями вдоль Неглинки. С его кстати лёгкой руки и название приняла стена, а потом и часть города. На итальянском город это citta. Ну, наши, как всегда, чуть исковеркали и Китай-город получился. А ещё совершенно удивительную по красоте церковь в Коломне.

Пётр Малым назывался не зря, карликом не был, но рост где-то метр пятьдесят пять. Юрия Васильевича с ним брат знакомил, отвёл к Воскресенской церкви и пальцем тыкнул, а потом подозвал. Сам Иван Васильевич за зиму ещё вытянулся и был ростом где-нибудь метр семьдесят пять. Малой четырнадцатилетнему Великому князю и до подбородка не доходил. Отличить итальянца от остальных мастеров, что копошились вокруг церкви, было легко, он единственный не носил бороды и единственный был одет в полосатые штаны. Смотрелись они на фоне темной одежды мастеров дико. Эдакие колорадские жуки. Оранжевая полоска с чёрной.