Братик
Шрифт:
«Завод»???!!! — написал Иван пока не очень Грозный, а глаза выкатил и рост раскрыл Фрязин. Как же ему — ВЕЛИКОМУ АРХИТЕКТОРУ предложили завод построить. Не храм Христа Спасителя, не Собор Покрова, а завод, и не в Москве, а черт знает где, в селе мелком, название которого не вдруг произнесёшь. Коондыырьево.
— Завод. Небольшой…
Вокруг куча бояр, монахов всяких, братана свита из молодых бояричей и дворян, с которыми он скачки по улицам Москвы устраивает, пугая народ и переворачивая лотки с товаром на торгу. Как сказать итальянцу, чтобы не поняли. Чем позже в Кремле узнают, что он собирается стекольный завод строить, тем
— Как в Мурано. Чтобы vetro (стекло по-итальянски) делать. Небольшой. Кирпич нужен огнеупорный, — кто же слово витрина не знает.
Глаза у Малого не изменились. Юрий на него чуть ли один во всей Москве снизу вверх смотрел. Подрос немного за полгода, но пока так себе прогресс. Итальянец что-то промычал, но Иван руками развёл, дескать не разумею.
А чего понять фрязина можно. Стекло только-только по Европе стало распространяться, да и далеко остальным до муранского стекла. Как до неба.
«Нужна другая глина», — написал Иван, выслушав переставшего выпучивать очи италийца, написал брат.
Брата Михаила Юрий Васильевич «забыл» в Калуге. Тот рвался сопровождать, но Боровой решительно против был. Куда с раненой рукой по дороге с грязью и прочей антисанитарией? Огневица или Антонов огонь начнётся. Такой ценный кадр живой нужен. И с руками. Но сразу нехватку монаха в Москве Юрий ощутил. Брата Ивана Васильевича то нет, то занят, и пишет он в разы медленнее брата Михаила. Они с монахом договорились о сокращении некоторых слов и удалении еров всяких и прочих закорючек. Практически к языку двадцать первого века пришли.
— Есть глина, — Юрий Васильевич из пришитого по его просьбе внутреннего кармана на кафтане достал тряпицу с глиной из той ямы в Кондырево. Белая не белая, но светло-серая и уж точно не рыжая.
Пётр Аннибале принял тряпицу, развернул и потрогал глину. Та высохла за время пути немного и крошилась. Понюхал даже и лизнул её товарищ Малой.
— Molto bene. Questa e l’argilla giusta. Buona argilla. Очень хорошо. Это нужная глина. Хорошая глина, — последние слова на русском, покричав на архитектора, Иван накарябан на планшете.
Глава 17
Событие сорок девятое
Братик, мать его за ногу, ускакал. Прибежал какой-то хлыщ с красной рожей и чегось вопить начал, лишь лёгкий поклон отвесив. Иван подорвался было, но, на Юрия взглянув, остановился и написал, что сейчас подьячего пришлёт. Дебил. Тут неизвестные в Европе технологии производства огнеупорного кирпича и стекла цветного, а главное — оконного, а он подьячего. И где гарантия, что он потом в Литву не убежит или того хуже в Ливонию або Польшу?!
«Если глина очень липкая после дождя, шарик, скатанный ссыхается и трескается, но при этом валик тянется и довольно долго не лопается, то такая глина будет пригодна для изготовления кирпича», — Петро Малой ту глину, что Боровой ему привёз, изъял и замочил. Ждёт, когда набухнет. И поясняет Юрию Васильевичу некоторые тонкости кирпичного производства.
— А сколько нужно песка добавлять? — ох, как не нравился Юрию этот подьячий с лисьей мордой, чем-то немного на Крамарова похожий из фильма про Ивана Васильевича. Но куда денешься.
«Тут нужен мастер, он с помощью обжигания небольших комочков глины
с различным количеством песка, часто меняя продолжительность и температуру обжига добьётся того, чтобы кирпич произведённый не разваливался, пролежав на улице», — а медленно как. Словно первоклассник диктант пишет, язык высунув этот Крамаров.— А размеры? — сам Юрий Васильевич несколько раз уже задумывался, как к знакомым метрам м миллиметрам перейти, но тут был полный затык. Не только меры объёма, но и размеры все на глаз почти. Везде огромные допуски и как тут к точным миллиметрам прийти.
«Кирпич будет длиною шесть вершков, шириною три вершка и высотою полтора вершка».
Боровой вершок для себя определил как расстояние от четырёх до пяти сантиметров. Получается полтора вершка — это почти и есть шесть с половиной сантиметров, столько и была (будет) высота кирпича в будущем.
С вершком забавная история. Перед отъездом спросил он братца, мол, а каков твой рост зараз, брате, а тот ему и написал: «шесть вершков». Хрень полная. Он за метр семьдесят, а шесть вершков — это меньше тридцати сантиметров.
Брат, как всегда, ускакал, а правдоискатель Артемий Васильевич стал в памяти копаться, но та подсказывать отказывалась. Но ведь явно тут что-то не так. Пришлось спросить в лоб брата Михаила.
«Рост шесть вершков — это два аршина и шесть вершков. Два аршина не пишут и не говорят, просто добавляют всегда».
Аршин — это семьдесят — семьдесят один сантиметр. Вот так попаданцы и сыпятся. Хорошо ему, он глухой, всё на неё, на глухоту, спишут «собеседники».
«Требует три дуката золотых в месяц», — написал подъячий Сорока, спросил Юрий Васильевич, как того звать величать. Это был ответ на вопрос за сколько согласится Петька Малой помочь князю Углицкому построить сначала обжиговые печи для кирпича, а потом для стекла уже из полученного огнеупорного кирпича.
Дукат. Ну, а чего, своих больших денег на Руси нет. Считают-то большие покупки в рублях, ну там мушкет десять рублёв стоит, но этих рублей нет. Так он и весил бы семьдесят грамм. Такой монетой можно в лоб кинуть и оглушить оппонента. А ежели ещё больше надо. И покупать там, за границами богоспасаемого отечества. Вот на этот случай и существуют на Руси дукаты или венгерские золотые флорины. Покупательная способность у него огромная, сотню кур отдают за дукат, за эту же цену — 40 уток. Если же на деньги переводить, то один венгерский флорин или один дукат в Москве стоил двадцать алтын. А алтын — это примерно две целых и одна десятая грамма серебра, раз копейка примерно 0,7 грамма. Два пишем три на ум пошло. Так флорин, Боровой точно помнил, весит три с половиной грамма золота. Двадцать алтын это сорок с небольшим грамм серебра. Тьфу. Запутался. В общем, получается не так и дорого ему фрязин обойдётся — половина гривны. Даже думать нечего — берём.
Между тем Петр Фрязин продолжал делиться секретами.
«Глина не должна содержать инородных веществ и ни в коем случае кусочков извести. Примеси, изменяясь в объеме при обжиге разорвут кирпич, а известь будет дождём впоследствии гаситься и тоже увеличиваться в объеме, и кирпич от влажности растрескается. Однако равномерное распределение извести в объёме кирпича сделает его крепче».
Ну и ладно. Раз гончары из этой глины горшки делали, то там нормально всё с примесями и известью. А про обжиг извести нужно подумать. Вещь полезная, раз пока цемента нет.